«Мусорное время» и его историософская рамка
24 января 2025 Андрей Дударев
Удушающая петля
Недавно в сети попалось весьма красочное название нашему времени.
Есть расхожее китайское выражение про эпоху перемен. Мол, лучше в это время не жить. Оказывается, несколько лет назад появилась китайская же характеристика другой эпохи — когда в обществе происходит деградация: экономика падает, нравственные ориентиры размываются, многими овладевают апатия и бездействие. Положение дел в такое время приходит к какому-то тупику, поэтому и отдельные люди бессильны измениться, вырваться из сковывающей всех атмосферы. Такая эпоха, обреченная на провал, получила название «время мусора» или «мусорное время». В спорте мусорным временем называется время до конца игры, когда на результат уже нельзя повлиять и игроки просто доигрывают до финального свистка.
Современная Россия, как представляется, очень напоминает то, о чем говорят китайцы. В экономике происходит стагфляция. Бизнесы сжимаются и закрываются. Цены растут, а зарплаты не особо. Ипотечный кредит стал слишком дорогим. Мало кто теперь может позволить себе купить квартиру. Покупку нового автомобиля сейчас тоже мало кто рассматривает. В основном, речь идет о машинах, бывших в употреблении. Из-за введенных в ответ на СВО санкций усиливается научная и культурная изоляция страны. Россия становится похожа на Кубу или на какую-нибудь другую страну-заброшку. Тема войны, как старшая масть в карточной игре, вытесняет все другие темы из общественной жизни. В довершение ко всему интернет превращается в чебурнет: доступ к Facebook (запрещенная в РФ сеть), YouTube и целому ряду других сайтов теперь возможен только через VPN. Над многими довлеет страх сказать что-нибудь лишнее.
В «мусорное время» трудно дышать. Атмосфера пропитана запахом гнили. Возникает ощущение, что затягивается какая-то удушающая петля.
Можно ли из нее вырваться? Полностью — наверное, нет, если только эмигрировав, но эмиграция несет в себе свои сложности и выборы, которые для многих неприемлемы. А частично — наверное, да, уйдя в т.н. внутреннюю иммиграцию, став новыми диссидентами. Надо ли говорить, что этот опыт многими еще не забыт?
Узел на петле
Особая тема — это идеологическое оформление «мусорного времени», наблюдаемого сейчас в России. Оно, как узел на петле, призвано крепче стянуть общество.
И здесь, приходится отметить, присутствует почти что идеологический вакуум. У идеологов от власти нет ничего, кроме ресентимента по отношению к Западу со стремлением вернуться назад в СССР, когда СССР был велик и могуч. Однако эти идеологи понимают, что совсем уж радикальный возврат с полной конфискацией имущества и массовыми репрессиями не нужен прежде всего им самим. И здесь поэтому происходит поиск чего-то более человеческого и понятного. Отсюда и апелляция к традиционным ценностям как противовесу «западным извращениям», и заигрывание с РПЦ, которая может предложить не только православную культуру в качестве бытового наполнения, но и метафизику.
При этом в отличие от страстно-односторонних фанатиков-коммунистов современные идеологи умеренны и двуличны. Они все прекрасно понимают и про свое двойное дно, и про двойное дно власть предержащих. Поэтому, если им перестанут платить, они и работать перестанут. Также они легко могут поменять одну идеологическую матрицу на другую.
Иное дело идейные люди от православия или близкие к православию. Многим из них важно не материальное обеспечение, а служение, поэтому они рады, что их позвали. Рады искренне, что оказались востребованными и теперь могут донести свои идеи до масс. И здесь будто бы списанная на свалку истории симфония церкви и государства неожиданно оказалась весьма кстати, для многих она выглядит вполне гармонично и привлекательно.
Реальность и борьба мифов
Россия — такая страна, которая время от времени включает реверс, когда история как бы идет в обратном направлении. И в общественном сознании словно борются разные мифы — какой победит. Это чем-то напоминает библейскую борьбу жезла Аарона с жезлами египетских волхвов.
Однако хорошо бы, конечно, иметь и нечто на месте жезла Аарона, нечто, так сказать, обнадеживающее. И здесь некоторые мифы могут помочь, объяснив нам, что наши мифы включаются в более обширную мифологию подобно тому, как реки впадают в море. Мифическое сознание отличается от рационалистического дискурса тем, что там, где рациональность заходит в экзистенциальный тупик, миф может подсказать выход.
Если попытаться посмотреть на эпоху, как говорится, «с высоты птичьего полета», то можно заметить, что уже давно «нас гений издали приметил, и, разглядев, кивком отметил, и даль иную показал» (как пел когда-то Юрий Визбор). Нас в данном случае — нашу эпоху и ее историософскую рамку, которую уже прозревали визионеры прошлого.
Опять Достоевский?
Один из главных «вдохновителей» и «мучителей» России, тот, кто, пожалуй, острее всего ее чувствует и описывает, это Ф.М. Достоевский с его «открытостью безднам» добра и зла. Достоевский своим творчеством формирует мифы, которые продолжают жить уже самостоятельно.
Если XX век прошел под знаком «Бесов» — с богоборчеством, с восстанием «подпольного человека», с массами, ринувшимися за свободой и попавшими в ГУЛАГ, то, по-видимому, XXI век — это торжество мифа «Братьев Карамазовых», когда церковь в виде иерархической структуры выстраивается для осуществления злой воли правителя («мы не с Тобой, мы с ним» (со злым духом), — говорит Великий инквизитор Христу).
Поразительно, но Достоевский здесь очень точно угадал, что христианство после атеизма может возродиться не только в виде святого остатка (который будет восходить к евангельским основаниям жизни), но и в форме ритуализированного фундаментализма, церковной номенклатуры и даже, как оказалось, идеологического мотиватора военных действий с оттенком сатанодицеи, оправдывающей зло. Однако, чем больше церковь в виде клира присутствует в обществе, тем больше это присутствие отвращает общество от церкви. Люди почему-то не хотят видеть священников всюду: в армии, в ВУЗе, в школе, в тюрьме. Священники своим присутствием часто не освящают темную реальность жизни, в которой оказываются, а наоборот — как бы сами от этой темной реальности оскверняются. В битве сакрального и секулярного часто побеждает секулярное, и тогда сакральное профанируется.
Что же теперь и на предприятиях нужно вводить штатные должности священников? И в СМИ, как предлагают? Абсурд? А куда, скажите, девать столько выпускников духовных семинарий и академий? Происходит странное ощущение, что «удушающая петля» — это та самая фундаменталистская религиозность, благословляющая «мусор», с домостроем и ступенчатой институциональной несвободой, какой-то аналог иранского шиизма. Что это, как не новая усмешка сатаны?
Ключ избавления
Однако, надо отдать должное Достоевскому. В «Братьях Карамазовых» он дает ключ избавления, показывает альтернативу подмене. В церкви есть разделенность (но не окончательная отделенность), «партийность» церковного собрания. Собственно, эта разделенность была всегда: сначала возникло само христианство, поставившее жизнь в свободе по Духу выше законничества, затем появилось разделение на клир и мирян (вскоре эти самые ревнующие миряне (в пику новому закону — каноническому праву) эволюционировали в монашество), но и монашество, как оказалось, может быть двух видов — карикатурное монашество Ферапонта и общинное монашество старца Зосимы, выходящее в лице послушника Алексея Карамазова из монастыря в мир («где мира нет»). К слову, каноническое право и монашество постепенно встроило в себя так, что теперь романтика монашества — это часто обманка для новоначальных (добавим, что обычно монашествующие не любят Достоевского).
Казалось бы, все знаки показаны, все фигуры названы и все символы объяснены, но почему-то вновь и вновь спектакль разыгрывается с начала. Наверное, не проработав миф, не преодолев его, ни человеку, ни народу нельзя двигаться дальше. Может быть, одна из главных задач настоящего времени — это новая социальная трансформация («выявление своих»), ведь, как известно, границы добра и зла проходят не по географическим границам, а по человеческим сердцам. А стремление к целостности жизни часто означает стремление к совмещению внутренних ценностей и границ с внешними. Отсюда и продолжающаяся общественная и внутрицерковная динамика, и новая поляризация.
Иллюстрация: Илья Глазунов «Великий Инквизитор»