Ахилла

Сегодня Лидия Мониава, директор благотворительного фонда «Дом с маяком», опубликовала на своей странице в фейсбуке текст, посвященный детскому приюту при Покровском ставропигиальном женском монастыре Москвы:

«Вы, наверное, читали новости, как у настоятельницы монастыря обнаружили мерседес за 9,5 миллионов рублей. Там в монастыре есть приют для девочек. Диана, моя коллега по хоспису, жила в этом приюте.

Центр Москвы, метро Таганская, Покровский монастырь, где находятся мощи Матроны Московской и куда ходят сотни паломников каждый день. Территория монастыря огорожена забором. Внутри еще один забор — за ним дом игуменьи и корпус, где живут монахини и девочки из приюта.

Диана до 3 класса жила дома, училась в обычной школе, где у нее было много друзей и любимая учительница. Мама и бабушка стали очень активно ходить в церковь, дома были разговоры, что скоро конец света и надо спасаться. Как-то мама сказала, что была в Покровском монастыре, там очень красиво, видела девочек, они живут при монастыре настоящей православной жизнью. «Давай ты там тоже попробуешь пожить», — сказала мама Диане. Через несколько недель Диану отвезли в монастырь.

Так выглядела жизнь в Покровском монастыре в 2004 — 2007 годы глазами девочки из приюта:

„Вещи. Из дома можно было взять совсем минимум вещей. Телефон, игрушки, одежду нельзя.

Одежду выдавали всем одинаковую — длинные черные юбки, черные и белые платки. Школьная форма — черные платья и фартуки. Праздничная одежда — сарафаны и платья. Мне не нравилось ходить в длинных черных юбках.

Стричь волосы было нельзя. Волосы нужно было отращивать и заплетать в косы. За 4 года я ни разу не стриглась.

Комната. В одной комнате жили 4 девочки. Когда правила ужесточили, в одну комнату поселили 10 девочек.

Монахиню, которая отвечала за приют, звали матушка Конкордия. Она всем руководила и была противная. Непосредственно с нами находилась другая монахиня, она была как воспитательница. Сначала ее звали кажется Лидия. За 4 года ей 3 раза меняли имя — когда она становилась послушницей, потом инокиней, потом монахиней — имена ей меняли. Она была строгая, но понимающая.

Мое имя Диана, а в крещении — Люба. Там всех звали именами в крещении. Мне не нравилось, когда меня так называли.

На встречи с родственниками был лимит — один раз в две недели. Встречаться можно было на территории монастыря. Сначала один на один, а когда правила ужесточили — только в присутствии монахини. 2 маленькие девочки очень плакали, когда мама приезжала, тогда маме запретили приезжать. Против родители всех настраивали. Мне говорили, что я никому не нужна, что моя мама пьет и чуть ли не проститутка (хотя моя мама точно не пила). Говорили: «Вы нам должны быть благодарны, что здесь живете, если мы вас выгоним, куда вы пойдете?» Звонить домой можно было с благословения игуменьи. Если игуменья в хорошем настроении, она разрешала, если в плохом — нет.

Игуменью ужасно боялись. Она к нам редко приходила, помню только, что она все время только ругалась. У нее была келейница, через которую можно было записаться на встречу. С игуменьей нужно было согласовывать: звонки домой, покупку одежды и вещей, поездки домой. Она могла сказать да или нет.

Наказания. Пока мы были школе, монахини ежедневно проводили обыск у нас в комнате. Проверяли под подушкой, под матрасом, шкаф. Если в шкафу был бардак — все вещи выбрасывали на пол. У меня часто был бардак в шкафу.

Наказывали за воровство, если нагрубишь, если плохо уберешься. Если между завтраком, обедом ужином тебя засекут с едой. Если не слушаешься, если молитвы не читаешь. Нас не били, наказание было в количестве земных поклонов или дополнительном послушании.

Когда я стащила что-то из еды, меня заставили в трапезной, где ели игуменья и монахини, делать земные поклоны на протяжении всего времени, пока они ели.

Наказывали за общение с паломниками и другими людьми, которые не жили в монастыре. Если брали у них подарки, нас потом заставляли совершать поклоны.

Дырка в заборе. Там, где сейчас красная кирпичная стена, раньше был обычный забор. Под забором я нашла дырку, через которую несколько раз в неделю мы сбегали из монастыря в город. Но для этого нужна была нормальная одежда, ее привозили те, кто ездил домой, и потом прятали в пакете на улице. Мы снимали монастырскую одежду, оставляли ее около забора. Если кому-то удавалось сохранить косметику из дома, красились.

Гуляли по Москве, в основном ходили в магазин за чипсами и газировкой. Иногда спускались в метро (были девочки, которые никогда раньше не видели метро). Ночью тоже убегали. Последний раз мы вернулись, а пакетов с приютской одеждой нет, кто-то нас засек и их забрал. Бежали до приюта в городском.

Деньги иметь запрещалось. Но можно было своровать деньги в храме из ящика для пожертвований. На ящике было написать «приют» или «детям», поэтому брать оттуда мы не считали воровством, ведь это были деньги для нас. Деньги мы зарывали в землю, чтобы монахини не нашли.

Учились на территории монастыря. В одной из монастырской башен была школа. Учитель вел уроки сразу у нескольких классов. Учителям запрещалось общаться с нами вне уроков, привозить нам подарки. Если учитель нарушал правила, его меняли. В школе был компьютер — старый, без выхода в интернет. На нем нас учили печатать. По ночам мы лазили в класс поиграть на компьютере. Мы не учились в школе в первую и последнюю неделю поста, в первую неделю Пасхи. И если среди недели были православные праздники, мы тоже не учились. Сейчас я слышала, что детей из приюта уже возят в обычную школу.

Послушания. Утром мы ходили в школу, а вечером у нас были послушания. В трапезной для монахинь накрыть на стол, мыть посуду, резать салаты. Уборка коридоров, уборка в храме, следить за свечами в храме. За нами ходили и проверяли, если мы убрали плохо, нужно было все переделывать. Летом нас возили на подворье, там были поля с картошкой, мы должны были их пропалывать — с утра и до обеда каждый день. Самым легким послушанием было стоять в храме, где мощи Матроны, раздавать паломникам цветы. Мы менялись каждые 4 часа, за день дежурили так по 2 раза. По выходным послушание в трапезной весь день.

Молитвы мы читали каждое утро 40 минут. Вечером еще 40 минут вечерние молитвы в храме вместе с сестрами. Каждый день у нас был крестный ход по монастырю тоже с молитвами. Зачем нужен крестный ход, нам не объясняли, мы думали, что таким образом защищаем территорию.

Мясом не кормили никогда. Понедельник, среда и пятница — постные дни. По праздникам что-то пекли, в остальные дни еда была одна и та же. Первое, потом второе. Нужно было съесть все что в тарелке, пока не съешь, встать из-за стола нельзя. Я не люблю супы. Суп давали на первое каждый день, приходилось есть. Сладкое давали в ограниченном количестве, чипсы не давали вообще.

В монастыре была комната, где хранилось все для праздников — вино, наливки, красивая посуда. Комната не запиралась. Мы воровали там вино. Пили несколько раз в неделю, часто мы были пьяные, не могли встать, вели себя неадекватно. Один раз нам всем было очень хреново от вина, нас рвало. Монахини сказали, что мы все отравились едой. Я уснула за столом, когда мы кушали вместе с сестрами, но на это никто не обращал внимания. Монахини делали вид, что не замечают, что дети пьяные, старались это не афишировать и не говорили игуменье — иначе у них были бы потом проблемы.

Когда для игуменьи строили свой дом на территории монастыря, рабочие часто оставляли сигареты, мы их курили.

В монастыре жили только женщины. Общаться с мальчиками у нас не было возможности. У одной девочки был брат, его не пускали на территорию, потому что он мальчик. Одна девочка встречалась с рабочим. Секса у них не было, только целовались. Монахини возили девочку к гинекологу проверять. Одна монахиня убегала из монастыря встречаться с мужчинами.

Баян. У игуменьи была идея, что все дети должны играть на музыкальных инструментах. Никому не дали выбора на чем играть, и меня заставили играть на баяне. Еще нас заставляли петь, а я это терпеть не могла.

Дни рождения там не отмечали. Отмечали только день ангела — но не то чтобы отмечали, нам просто подарок дарили — икону, молитвослов, блокнотик. А игуменья, кстати, день рождения отмечала, гости к ней приезжали.

Медицина. За все время что я там жила, 1 раз нас возили из монастыря прививки делать. Когда мы болели, монахини сами лечили нас, врача не вызывали. Там была аптечка, в которой лежали очень вкусные леденцы для горла и доктор мом, мы их воровали.

За забор монастыря нас вывозили зимой в Кремль на елку, а летом на подворье монастыря в Орехово-Зуевском районе. Ну и все. На подворье тоже огороженная территория — там храм, огород, ферма, пруд и дом настоятельницы. У настоятельницы кстати всегда были свои машины и личный водитель.

Нам говорили, что вы отучитесь и куда захотите поступите. Но практически было не так. Девочка хотела поступить в медицинский институт, а ее хотели сделать монахиней, ее выгнали из-за этого из монастыря. Был случай, что девочке не разрешили доучиться в институте и сделали ее сначала послушницей, потом монахиней. В монахини очень молодых постригали, говорили, что в монастыре должно быть нужное количество монахинь.

Я придумала сбежать из монастыря. Бежать хотели 4 девочки. Если бы я сбежала домой, меня бы там, наверное, убили за это. Поэтому бежать решили к родственнице одной девочки. Мы собирали вещи, готовились. В день побега решили рассказать об этом учительнице, которая была очень добрая, и мы думали, что она за нас. Учительница рассказала игуменье. Игуменья на нас сильно орала. После этого нас поселили вместо 4, 10 человек в одну комнату. Больше нельзя было свободно выйти, нас водили строем, запирали на ключ. Строем в трапезную, строем в храм. Свободно перемещаться стало нельзя. Учительницу кстати из монастыря тоже выгнали, запретили ей с нами общаться.

Про Бога нам рассказывали, что, если причащаться не будешь, в ад попадешь. Если обманывать будешь, тоже в ад. Мы боялись Бога.

Каждую неделю мы должны были исповедоваться, от этого нельзя было отказаться. Мы быстро просекли, что если на исповеди что-то скажешь, это докладывали игуменье. Из исповеди одной девочки игуменья узнала, что мы пили вино. Я перестала что-то реальное рассказывать. Была книжка со списком грехов, я переписывала грехи оттуда и на исповеди читала это.

Из-за попытки побега и других нарушений, из монастыря позвонили моей маме и сказали, что она может поселиться сама в монастыре и тогда меня там оставят, или меня нужно забрать. Мама приехала в монастырь, прожила там 2 недели. Ей не понравились все эти правила, и она забрала меня домой.

Мне было 13 лет. Меня отдали в новую школу. Про монастырь я никому не рассказывала — стеснялась этого. Просто сказала, что меня из другой школы перевели.

У меня были сложности в общении. Я всего боялась. Школа была большая, 3 этажа, там надо было искать кабинеты, я боялась, что не найду. В метро ездить боялась, в монастыре ведь нас только на машине возили. Все было новое, это очень пугало. Друзей у меня не было. Образование в монастыре было ужасное, в новой школе я поняла, что математику не знаю. Но класс был хороший, они начали меня поддерживать, с нами психолог работала. Месяц мне было совсем страшно, потом появились друзья.

Первое время я ездила в монастырь к девочкам в гости, потом не захотела больше общаться ни с кем их монастыря.

В храм после этого я почти перестала ходить”.

P.S. Тк важно услышать обе стороны, вот версия глазами монастыря».

Фото: pokrov-monastir.ru

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: