Ахилла

Восьмого марта Ольга Игнатьевна принесла в школу изображение отрубленной головы. Голова лежала на блюде, тускло мерцающем позолотой. Из раны на шее тонкой струйкой стекала кровь. Ольга Игнатьевна прислонила картину к доске, отошла подальше и с удовольствием убедилась, что все хорошо видно даже с задних парт. Прозвенел звонок. В класс впорхнула стайка нарядных весело щебечущих девочек с цветами и воздушными шариками. «Поздравляем вас!» — закричали они учительнице, ожидая, что та улыбнется в ответ. Но Ольга Игнатьевна нахмурилась, недовольно поджала губы и угрожающе пообещала: «Сейчас поговорим!»

Шел Великий пост. В этот день святая Церковь отмечала память Пророка и Крестителя Иоанна, в чьей судьбе женщины сыграли роковую роль. По их вине его голову отделили от тела, и лежит она теперь перед всеми с мертвенной бледностью на лице и трагическим изломом бровей. Ольга Игнатьевна решила, что выбрала хороший сюжет для урока в Международный женский день. Ведь восьмого марта люди легкомысленно развлекаются, а время поста нужно проводить в покаянной тоске. Ольга Игнатьевна стала рассказывать детям о дне рождения царя Ирода, и, по мере того, как она говорила, атмосфера в классе делалась печальней и строже.

Ольга Игнатьевна много лет преподавала биологию. Но захотелось чего-то эдакого. Учить биологии — это слишком банально, приятней сознавать, что исполняешь священную миссию, несешь миру свет веры. Ольга Игнатьевна ощутила призвание свыше — приводить к Богу юные души. Это делало ее особенной, не такой, как прочие учителя. Они все погрязли в земной суете, перегружены уроками, постоянно заполняют какие-то бумаги, стараются своевременно вносить оценки в электронные журналы и дневники. А Ольгу Игнатьевну волновало вечное спасение. Она и к урокам почти не готовилась, говорила по вдохновению, надеясь на Божью помощь. Разве Дух Святой не наставит на всякую истину того, кто открывает детям врата Небесного Царствия?

Врата-то она открывала, только дети шли туда неохотно. Ольга Игнатьевна подталкивала их, а они упирались, смотрели на нее, как овцы, бессмысленными глазами, разве что не блеяли. И неудивительно, ведь они рождаются сейчас уже развращенными, не то что в былые времена. На дореволюционных фотографиях у гимназистов — такие чистые лица! А современная молодежь — распущенная и отупевшая, она хочет служить не Богу, а собственным страстям. Ольга Игнатьевна выбивалась из сил, чтобы показать ученикам красоту православия, ставила перед ними икону Страшного суда и описывала адские муки, диктовала мытарства блаженной Феодоры. Все было напрасно! В детях не пробуждалась любовь ко Христу!

Ольга Игнатьевна рассказывала на уроках о чудесах православия и прозорливых старцах, называя тех ласково «старчики». Она говорила о признаках конца света, заставляла конспектировать «Слово о смерти» Игнатия Брянчанинова. В минуты откровения Ольга Игнатьевна делилась с классом личным духовным опытом. Раньше она была наивной и легко могла попасть в сети какого-нибудь лжеучения, ибо дьявол, яко лев рыкающий, ходит, ища кого поглотить. А теперь она чует ереси за версту и бесстрашно их обличает. Ольга Игнатьевна постоянно что-то критиковала и находила уклонения от истины даже во взглядах некоторых православных батюшек. Она заходила на сайты церковных оппозиционеров и оставляла там гневные комментарии. Ольга Игнатьевна очень любила Родину, считала, что все зло идет в Россию с Запада, и, как могла, боролась с ним. Вот в Финляндии, например, есть ювенальная юстиция, и в одной русской семье там государство забрало детей. Узнав об этом, Ольга Игнатьевна в знак протеста перестала покупать молочные продукты финской фирмы «Valio», чем нанесла непоправимый урон экономике безбожной Европы.

Ольга Игнатьевна четко по святым отцам излагала собственную версию христианства. Она знала ответы на все вопросы. Почему старики в нашей стране страдают из-за маленьких пенсий? Да потому что не веруют во Христа! Вон святые вообще ничего не имели и были счастливы. Почему в Москве случился ураган и унес человеческие жизни? Католики привезли в Храм Христа Спасителя мощи, и все часами стояли для поклонения. А зачем нам чужие еретические мощи, когда у нас есть свои? Общение с католиками — грех, вот и покарал Бог столицу.

Ольга Игнатьевна старалась открывать людям глаза на правду. В этом она видела еще одну цель. Надо выводить народ из плена заблуждений, как Моисей вывел евреев из египетского рабства. Поэтому Ольга Игнатьевна любила вмешиваться в чужие дела и давать советы. Ее соседка из квартиры напротив была беременна ребенком с синдромом Дауна. Муж требовал сделать аборт, грозил уйти из семьи, а женщина не соглашалась. Ольга Игнатьевна не могла оставить ее без утешения, часто приходила к ней и говорила, что мужа Бог обязательно накажет, а в том, что дети болеют, нет ничего удивительного — ведь наши предки расстреляли Царскую семью и разрушили много храмов, а грехи людей наказывается до седьмого колена. Ольга Игнатьевна принесла соседке святую воду из Иордана, земельку с могилы преподобного и обнадежила, что прогнозы врачей часто не исполняются, главное — уповать на Бога, а если врачи все-таки окажутся правы, значит, мы плохо молились.

В школе на уроках Ольгу Игнатьевну никто не слушал. Дети сидели, уткнувшись в мобильные телефоны, или тихонько болтали, занимаясь чем-то своим. Ольга Игнатьевна огорчалась, однако продолжала говорить, считая, что таким образом снимает с себя ответственность на Страшном суде. Никто ее не упрекнет за то, что она могла возвестить людям слово Божье, но не сделала этого!

Сталкиваясь с безразличием, Ольга Игнатьевна чувствовала, что изнемогает, у нее наступает эмоциональное выгорание вместе с кризисом среднего возраста, но она и дальше несла свой нелегкий крест. Ведь и к апостольской проповеди люди тоже сначала были равнодушны! А Христа вообще распяли! Дети томились на ее уроках. А Ольга Игнатьевна считала, что это от благодати Божьей, которая витает в классе, когда она говорит о священном. Для грешников непереносимо присутствие святыни. Кого-то благодать вгоняет в сон, кого-то, самых злостных, — ломает и корежит. Поэтому некоторые дети такие беспокойные, вертятся и болтают, часто просятся выйти. Они одержимы бесами и внутри их жжет огнем неугасимым. На днях Ольга Игнатьевна с таким увлечением излагала им план Даллеса по моральному разложению русского народа и хоть бы что! Сидят, будто их это не касается!

По версии Ольги Игнатьевны христианство состояло из запретов и предписаний. Одно было категорически запрещено, другое — строго обязательно. Запрещалось то, чем Ольга Игнатьевна сама грешила в молодости, а теперь не могла — ушли года, да и настроение было уже не то. Она осуждала нескромную одежду, косметику, светские компании, застолья с алкоголем. Вместо этого надо было молиться, поститься и вносить пожертвования на радиостанцию «Радонеж», православное вещание для России и соотечественников за рубежом.

Ольга Игнатьевна была уверена, что посвятила Богу всю свою жизнь. Это давало ей право смело о Нем говорить. Когда кто-нибудь оказывался в нравственно запутанной ситуации, она сходу объясняла, как правильно поступить. Ольга Игнатьевна легко разрубала любой «гордиев узел» и выносила вердикт. Ведь очевидно, что человек всегда во всем сам виноват, и все его проблемы — от гордости. Она постоянно оценивала окружающих с точки зрения церковного благочестия, прекрасно знала все библейские заповеди, и при случае могла бы подсказать их Самому Богу, если Он вдруг что-то запамятует, или стать у Него присяжным заседателем на Страшном суде.

Ольга Игнатьевна всюду в мире видела происки бесов. А иначе как объяснить то, что городские власти хотят снести ее пятиэтажку? У Ольги Игнатьевны там прожило несколько поколений семьи. Недавно она сделала в квартире ремонт, деньги на который годами откладывала со скудной учительской зарплаты. Именно бесы разоряют уютные гнездышки и сгоняют людей с насиженных мест, из дома в лесопарковой зоне переселяют в дом с окнами на шоссе, чтобы жители дышали выхлопными газами и побыстрее умерли, в отчаянии проклиная Бога за то, что Он не может навести порядок в отдельно взятой стране.

***

Мысли о дьяволе сближали Ольгу Игнатьевну с одним мальчиком из класса, Мишей, который имел к дьяволу трепетное отношение. Он любил рисовать чертиков на обложках тетрадей. Миша был сатанистом, одевался в черное и носил на пальце перстень с черепом. Разве могут быть похожи православная учительница и подрастающий сатанист? Какое общение у света со тьмой, какое согласие у Христа и Велиара? Но противоположности сходятся! Если сильно забирать вправо, то окажешься слева, земля-то круглая.

Однажды Мише было скучно, и он решил выбрать себе религию. Сначала он хотел верить во Христа, но тогда пришлось бы подставлять вторую щеку своему врагу, хулигану по кличке Палтус, который держал в страхе всех пацанов. Поэтому Миша повесил на шею железную пентаграмму и стал служить дьяволу. Он нацарапал иголкой у себя на руке число Зверя и задумался, какими делами прославить своего властелина. Он распорол бритвой сиденья в метро, и, выходя на улицу, врезал ногой по коробке с милостыней возле попрошайки. Но это были мелочи! Душа жаждала подвига! Миша мечтал, как молодой волчонок, напиться крови. Но где ее взять? Можно толкнуть с платформы под поезд какую-нибудь старушку. Все равно она уже отжила свой век, а так от нее будет хоть какой-то прок — она пойдет в жертву князю тьмы. Но бескровные убийства не впечатляют, не будоражат нервы, наоборот, вызывают в сердце непонятные толчки сожаления, как было однажды, когда Миша в овраге забросал камнями бродячую собаку. Да и рисковать неохота, вдруг полиция засечет, везде — камеры, а садиться в тюрьму он не хотел — там отберут гаджеты.

Для крупных дел — например, отловить и забить до смерти мальчика-алтарника, принудив его отречься от Христа, — нужна подходящая компания. Миша искал сообщников на кладбищах, где собираются сатанисты, часто ходил там по ночам, заодно сводя дохлыми кошками свои бородавки, но никого не нашел. Повторить подвиг брата по вере, зарезавшего на Пасху в Оптиной пустыне трех монахов, пока не получалось. Но Миша понимал: сдаваться нельзя! Нужно убивать людей, расчленять их трупы, и, как доктор Франкенштейн, экспериментировать с останками, создать из них чудовище, оживить магическими заклинаниями и натравить на ненавистного Палтуса.

Миша прочитал в интернете, что сатанисты выходят на связь со Зверем, принимая галлюциногены во время оргий. Устроить оргию было не с кем, поэтому Миша, желая впасть в транс, нанюхался на кухне клея, но потерял сознание. Приехала скорая, и Мишу откачали. После этого он нашел в своей религии логическое противоречие: как он, желающий быть воином Армагеддона, может вести здоровый образ жизни, необходимый для роста мускулатуры, и одновременно во время оргий заниматься саморазрушением?

Но Мишины убеждения активно подпитывались извне. Он смотрел новости — государство успешно боролось со своим народом, Дума принимала закон за законом, Патриарх встречался с Президентом, и кадильный дым, уходя в небо, смешивался с дымом из труб крематория. Везде царил беспросветный мрак, и людям было так плохо, что даже демоны щадили их и не причиняли им больше вреда.

В рамках государственной программы по духовно-нравственному возрождению Отечества в Мишиной школе ввели курс Основ православной культуры. Сначала его преподавала симпатичная девушка, совсем юная, только после института. Она заметно волновалась, ее голос звенел от напряжения, и любая реплика из класса вызывала у нее приступ робости. Мише нравилось вгонять ее в краску. Однажды он спросил про праздник Обрезания Господня: что же именно обрезали у Христа?

На уроках девушка толковала Нагорную проповедь и Заповеди блаженств, а Миша, когда она поворачивалась спиной к классу, представлял, как бы здорово он трахнул ее, положив животом на стол, — вот было бы блаженство! Нужно проследить, какой дорогой она возвращается домой. Но Миша не успел это сделать, потому что вместо девушки уроки стала вести унылая женщина средних лет в длинной юбке, с гладко уложенными на прямой пробор волосами, покрытыми беленьким платочком. Она показывала иконы и рассказывала про двунадесятые праздники. Это было скучно. Миша забавлялся тем, что задавал ей каверзные вопросы: почему у патриарха на руке — часы Rolex за несколько тысяч долларов, почему попы ездят на «Мерседесах», а не раздадут все деньги бедным, почему Церковь захапала себе Исаакиевский собор в Петербурге? Учительница делала испуганные глаза и с жалостью смотрела на Мишу.

***

Однажды в выходные класс повезли на экскурсию в монастырь в сопровождении Ольги Игнатьевны. Миша тоже поехал — врага надо знать в лицо. Сначала их долго держали на морозе, пока молодой послушник перечислял местные достопримечательности, попутно излагая роль Церкви в истории России, словно повторяя материал к семинарскому экзамену. Потом их повели в храм. Пока все возились с записками и свечами, Миша расположился на скамейке возле стены. Вдруг у него над головой раздался резкий сердитый голос: «А ну вон пошел отсюда! На монашеское место сел! Ты что не знаешь, что мужчины стоят справа?» Миша поднял глаза — на него злобно смотрела старушка в черном одеянии. Ее нижняя челюсть по-бульдожьи выдвигалась вперед, и наружу выступали два желтоватых клыка. На верхней губе виднелись редкие седые волосики. Миша хотел послать ее, но потом понял, что она не отстанет, так и будет нависать над ним, а у нее изо рта сильно пахло чесноком. Он поднялся, она тотчас плюхнулась на сидение, уставилась на иконостас и начала быстро-быстро перебирать длинные шерстяные четки.

Ночевать их устроили в старом гараже сельхозтехники, переделанном в паломническую гостиницу, всех вместе в одном помещении. Было зябко, и на жестких деревянных нарах спали не раздеваясь. Кто-то пустил слух, что в помещении бегает мышь. Девочки стали шумно выражать свои опасения, а мальчики с восторгом ухватились за это предположение и наперебой выдвигали версии об ее местонахождении. Ольга Игнатьевна утомилась от гвалта и вышла на улицу.

Сразу за монастырем расстилалось покрытое снегом поле, залитое лунным светом. Над головой в темном бархате неба мерцали звезды. Стояла такая тишина, что Ольге Игнатьевне сделалось не по себе. Она привыкла в жизни много говорить, авторитетно, со знанием дела, тоном, не терпящим возражений. А тут, в тишине, кто-то безмолвно кричал ей о ее одиночестве. Были в этом смутно знакомом голосе и печаль, и упрек. Ольга Игнатьевна вдруг почувствовала себя маленькой и слабой, вспомнила, как хотела спасать чужие души и устыдилась. То, что она с апломбом вещала на уроках, казалось нелепым здесь, во тьме, среди полудикой природы. Может ли она спасти хотя бы себя саму? Отойдет подальше от жилья, и мороз-убийца торжествующе заключит ее в свои объятья. А не сделать ли так? Ведь больше некому ее обнимать, и собственная жизнь давно вызывает у нее удушье.

Когда-то сыну Ольги Игнатьевны предложили перспективную работу за границей. Он очень хотел поехать, но Ольга Игнатьевна его не пустила. Она заявила, что это не патриотично, хотя на самом деле просто не желала оставаться одна. И теперь сын все время — с ней, сидит на ее шее, нигде не работает, днем спит, по ночам играет за компьютером, на улицу почти никогда не выходит. Ей советовали перестать его кормить, повесить замок на холодильник, но она не умеет быть с ним строгой, с тех самых пор, когда в детстве он тяжело болел, и никто не знал, выживет он или нет. Ольга Игнатьевна вспомнила об этом, заплакала и пошла прямиком через поле, стараясь замерзнуть как можно сильней, чтобы унять душевную боль.

Миша долго не мог уснуть. Ему было любопытно, куда делась Ольга Игнатьевна. Может, она вышла на крыльцо покурить, и ее можно поймать с поличным. Будет забавно, как она попытается спрятать от него сигарету. А если, пока все спят, он утащит и закопает в сугроб их ботинки и сапоги? Тогда никто не пойдет утром на эту самую Литургию. Тут сердце Миши охватил страх. А если Ольга Игнатьевна в сговоре с монахами — она привозит им детей, их сажают под замок, а потом продают на органы? Иначе откуда в храме столько золота? Миша дернул входную дверь, она была заперта. Значит, он прав, и дело нечисто. Миша нажал на раму окна, она легко поддалась, и он выпрыгнул в снег. Ногу пронзило болью. Миша подождал, пока та утихнет, огляделся и направился через поле, где до него кто-то проложил следы. Он хотел выйти на трассу и поймать попутку до города. Миша понимал глупость своих фантазий, но лучше на всякий случай уехать, тем более, завтра его будут искать и волноваться, а это здорово, когда люди страдают.

Поле на самом деле оказалось замерзшей рекой. Вскоре Миша увидел чернеющую на снегу одинокую фигурку и признал в ней Ольгу Игнатьевну. Во льду зияли несколько отверстий. Миша вспомнил: в школе говорили, что на какой-то православный праздник окунаются в проруби. Ему пришла в голову блестящая идея.

— Вы почему не спите? — спросил он у Ольги Игнатьевны, подходя поближе. Ночная тьма скрывала его дьявольскую улыбку.

— Прогуляться решила, сейчас пойду назад, — сказала Ольга Игнатьевна. Она была какая-то поникшая и грустная, Миша даже засомневался, стоит ли дальше вести разговор.

— Вы знаете, что я — сатанист? — продолжал допрашивать ее Миша.

— Что-то такое я предполагала, — рассеянно отозвалась Ольга Игнатьевна.

— А сказать вам почему? — напирал на нее Миша. — Потому что христиане — слабаки. Их все мучают и убивают. Зло всегда побеждает. Хотите, чтобы я уверовал во Христа? Сделайте чего-нибудь великое! Видите две проруби? Окунитесь в одну и выплывите из другой! Тогда я поверю вашей болтовне на уроках.

Ольга Игнатьевна внимательно посмотрела на него.

— И тогда уверуешь во Христа? Обещаешь? — взволнованно уточнила она.

— Честное слово! Прямо завтра пойду креститься! — сказал Миша с самой убедительной интонацией, на которую был способен.

Ольга Игнатьевна стала медленно раздеваться. Миша с интересом смотрел на показавшуюся из-под ее шерстяных рейтуз шелковую кружевную комбинацию. Ольга Игнатьевна встала босиком на снег, попробовала ногой воду и содрогнулась.

— Лезьте, лезьте! — скомандовал Миша. — Посмотрим, поможет ли вам ваш Бог. Только чтобы до конца доплыли, а если вернетесь — не считается.

Ольга Игнатьевна перекрестилась, бросила взгляд на темнеющий вдали монастырь и шагнула в воду. Она сделала несколько гребков вниз и скрылась из Мишиных глаз. На поверхности воды остались только кусочки льда. Миша подбежал к соседней проруби и стал напряженно вглядываться в неподвижную черную воду. Прошло несколько секунд. Ольги Игнатьевны не было. Миша лег, пошевелил рукой в воде, потом вскочил, заметался, лихорадочно бросился расчищать снег, чтобы разглядеть сквозь лед хоть что-нибудь, начал бить по нему ботинком, но тот не поддавался. Миша издал вопль ужаса, с ненавистью сорвал с себя железную пентаграмму, скинул одежду, ногами вниз ушел в смертоносную глубину, и там в безумном порыве, шаря вокруг, ухватил вдруг живое, дернул вверх и вспомнил, что такое же движение было у Христа на пасхальной иконе, которую он видел этим вечером в храме, когда Тот вытягивал из ада Адама и Еву.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: