Не в Преждеосвященнейшего Коня корм

28 июля 2017 священник Павел Радин

Анкета неанонимного священника.

***

Шаломчик, православные! Меня зовут Павел Радин. Я рядовой священник РПЦ, но по главному интересу в своей жизни — звонарь, автор учебников по колокольному звону и сборника колокольных нот.

Посему, как и брат Холмса, широко известен в узких кругах. Решил заполнить Анкету анонимного священника открыто, не для того, чтобы попиариться, а для того, чтобы все заинтересованные лица сразу меня опознали.

Есть ли разница между Церковью, в которую ты пришел когда-то, и РПЦ, в которой оказался?

Да, есть. Одно дело прийти свободным и служить гонимой Христовой Невесте, другое – против своей воли стать рабом группы властных гномов с нетрадиционным отношением к людям. Так что сегодня выбор для меня ясен:

Прощай РПЦ!

Теперь мы не вместе.

Выбор сегодня, увы, не новый.

Как оказалось, свои объятья

Дарил не невесте, а бабе понтовой.

Что изменилось для тебя за последние 8 лет власти Патриарха Кирилла?

И все, и ничего. С одной стороны, правление Гундяева благо для членов церкви. Барство, хамство и наклонности Кирилла со присными – они ведь были всегда и на всех уровнях. Эти качества и сейчас никуда не делись: от простой свечницы до настоятелей и благочинных всех уровней. Только вот борзости у бывшего когда-то на коне священноначалия поубавилось.

Наоборот, ныне среди попов царит небывалое единодушие на фоне общего горя. Как же, теперь их, бедненьких, имеют наравне: денюжки отбирают, ата-та делают, не взирая на чины и лица.

Но убери сейчас Гундяева, и все снова повторится — «поп попу волчара, а матушка — волчица». Никуда ведь они не делись — настоятели, которые считают, что алтарник по статусу стоит «чуть выше собаки», и потомственные протоиереи, которые на полном серьезе подписывают бумаги «Мое Высокопреподобие отец Петр». А ведь шансом нужно бы воспользоваться, пока есть время, и пересмотреть иерархические отношения в сторону человечности. Не находите?

Вообще, в православии (и не только в нем, конечно) многое просто плакатно кричит об искажении евангельского духа и об очевидной преемственности от секты фарисеев. Вот что это такое «Клятва перед хиротонией»? Как только я стал готовиться к рукоположению, уже это вызвало внутреннее отторжение, ибо знал слова «Никогда не клянитесь…» Я уже пришел и сказал свое «да» – хочу служить. Так чего вам еще нужно?

Сейчас понимаю – нужно рабство на принудительной основе. А чтобы жизнь медом не казалась, вот тебе, мальчик (или пожилой кандидат – без разницы), прилюдные унижения и поклоны за любую помарку. Почему за правильное-то исполнение обязанностей подпрыгиваний не давали? То есть всегда кнут и никогда морковка.

А это обращение «отец», когда сказано «никого не зовите» и т.д. по тексту? Даже простой народ смущается, а мы — нет. Кстати, мои прихожанки знают, как вывернуться из щекотливой ситуации. Одна из них говорит другой: «Не зови его отцом Павлом. Отец у нас один – Небесный. Зови его Батюшка Павел». По-моему, гениально!

Нужно отметить, что Система корежит умело и довольно быстро. К тому моменту, как я стал отцом-настоятелем в деревенском храме, наше Министерство Правды убедило меня в том, что иного быть не может: правильное положение диакона на службе и вовремя поданное кадило – суть самые важные вещи в христианской (подчеркиваю – христианской) вере.

Так что наплакались от меня мои прихожане в первые годы моего настоятельства. А ведь все они были моими друзьями, ребята, вот в чем кошмар! Я просто в этом же храме до хиротонии работал регентом, и там меня все хорошо знали. Но после хиротонии я стал абсолютно уверен в своей непогрешимости, тем паче, что был великолепным уставщиком, хорошим регентом. А мои всенощные по 8-12 часов в день блистали пышностью и велегласным пением.

Но уже тогда начало возвращаться недобитое в соборе милосердие. Выражалось оно в том, что все долгие службы я служил сам, а на Литургиях народ особенно не мучил: час-полтора. На свечи, записки и прочую атрибутику цены не ставил. Ну, и для храма старался… Колокола покупал, территорию облагораживал, все как обычно.

Хор у меня был всегда хороший, везде, где бы ни служил. Платил хорошо, не обижал. Наверное, за это народ кое-что мне и прощал.

Пишу, как было, поэтому уж простите, что красивым выхожу – идейный был. А приходских скандалов и обид на меня много было, на самом деле.

Помню выборы Гундяева и все надежды, с этим связанные. А потом полетели первые ласточки нарождающейся диктатуры…

Зовут в епархию заполнять документы на протоиерея. Никогда не понимал всех этих титулов, ибо ничего реально в моей жизни это не меняло. Но попробуй не приедь и не заполни. Ладно, поехал, сдал документы вместе с остальными кандидатами, нас отпустили с миром. Но в попах простых, как догадались, наверное, до сих пор служу и не тужу. Ибо выкинули тут же все наши бумажки на патриархийную помойку: стаж, видите ли, изменили, и мы еще не скоро будем высокопреподобиями. Да и ладно, в этом ли дело?!

Потом было ущербное решение Кирилла о том, что все должны получить семинарское «образование». Мало того, что там просто скучно и неинтересно учиться само по себе, там ничему, кроме церковной дисциплины и «простите-благословите» толком и не учат (судя по моральному облику балбесов-семинаристов и неумех-регентш). Так вы бы видели, как там «получают» образование заочники.

Я был свидетелем того, как референты епископов бегали ставить им пятерки, пока те массажировались в учительской в специальном массажном кресле. Люди попроще, вроде меня, бегали сами. Мне еще повезло, у меня на тот момент был начальник, которому было важно для личного статуса, чтобы и у его подчиненных все было в ажуре. Иначе, ни он бы не продвинулся (куда там ему было нужно), и мне бы прилетело. Помог он мне изрядно. Жаль, только диплом этот мне, как бы сказать… ну, не нужен, что ли… У меня свой хороший – консерваторский.

Пригодились корочки только для того, чтобы меня не трогали, и я мог беспрепятственно и за свой счет преподавать в Школе звонарей Санкт-Петербургской Митрополии. Учил ребят семинаристов и девчонок из регентского и иконописного. Потом прекратил.

Ощутил ли на себе последствия раздела епархий?

Я бы и дальше трудился как раб на галерах, но тут в Питер назначили Варсонофия. Фигура брендовая – мордва как-никак. (Простите меня, друзья мордвяне и лично Шувалов Николай Александрович, гениальный литейщик русских колоколов.)

Мерзко стало после того, как главный вход епуправления закрыли для прохода людей. Теперь сим путем может пройти только брадатая «невеста неневестная». Остальным – черный вход и грязные коридоры. И везде решетки, кодовые замки, закрытые двери, охрана.

Здесь распишись, сюда не ходи… Мне интересно спросить: Охренеи у нас рождались «из тех ворот, что и весь народ» или альтернативным путем? Короче, не понравилась мне стремительно сгущающаяся атмосфера тюрьмы в этом месте, и бросил я это дело.

Сами посудите: несколько лет ездишь по два раза в неделю за 70 км (и обратно столько же), а тут тебе ни респекта, ни уважухи, ни медальки, ни банального «спасибо». Про зарплату и бензин вообще молчу (я же идейный).

Что не нравится в церковной жизни сегодня?

Стремительная маргинализация церковного общества.

Талантливые люди уходят по всей вертикали РПЦ, их места занимают убогие троечники. Это заметно и по архиерейской среде, и по моим коллегам-звонарям – самой низшей касте. Везде серость наглая, агрессивная, алчная, многоголовая и тупая. Кто-то из них мнит себя над остальными «владыками», другие такие же – «специалистами».

Большой разницы не вижу, если только это не «владыка-специалист».

Взять того же Илариона Алфеева — он же бездарь! Его музыку невозможно слушать, а ведь считает себя музыкантом!

Все же наши бывшие начальники-благочинные — люди куда как более высокого интеллектуального и культурного уровня.

Какие проблемы видишь в епархиальной жизни?

Все те же, да к ним и свежие: роскошества, непомерные налоги, архиерейское свинство да бюрократию. Вот как так: какой-нибудь Нижнеконечный и Болотного Яру, а жить хочет как Московский и Всея Руси?

Вспоминаю приезд новоначального архиерея к нам на приход. Я сразу ушел на колокольню, чтобы обеспечить визит начальства звуковыми спецэффектами, начиная от встречи автомобиля, там всякие входы-выходы и долгожданный отъезд. А кто не знает — в звонарском уставе много тонкостей. Различаются, например, чины встречи преосвященнейшего и высокопреосвященнейшего автомобилей.

Вы думаете, кто-то оценил, что я нарушил Устав и закатил ему звон, как на высокопреосвященнейшего, повысил, то есть? Ничего подобного! А нормальный начальник поблагодарил бы.

«Я ваш владыка» звучало в этот день бесконечно. Были также: одна угроза запрета, один удар архиерейским кулаком по голове старика-алтарника. Короче, два часа позора и обед. После сего преосвященство село в свой «Porsche» и укатило в закат. Успев на прощание неодобрительно объехать мою тойоту.

Каковы твои взаимоотношения с настоятелем, с братьями-священниками?

Мы тут недавно фоткались на общее фото в связи с приездом Гундяева в наши леса. Нас выстроили по ранжиру и по цвету крестов.

И тут кто-то сказал, что это похоже на расстрел 17-го года. В ответ я пошутил, что поучаствовал бы в этом деле, но с другой стороны. Поржали с попами… Правда, смеялись не все.

Хороший человек благочинный. Его люблю и как человека и за то, что платит за меня поборы на днюшки епископу. А если бы не платил, так где мне их взять, эти деньги?

Секретари и благочинного, и епархиальный тоже сочувствующие люди. Когда мне подняли налог на приход, именно они вернули его к прежней сумме. Речь идет о плюс-минус двух тысячах рублей, мелочь, казалось бы. Однако, доход прихода (все у нас без ценников) 24-28 тысяч рублей. Из них 16 тысяч забирает родная епархия, 4 — государство и еще 3 — банк, за то, что он раз в месяц пересылает эти 4 государству.

Нормально? Три-пять рублей остается на бензин…

Каковы отношения с архиереем?

Как человека я его знаю мало, слышал разное. Но Кураеву тут, кажется, ловить нечего. По мне, так льюисовский Баламут: гнобит подчиненных, большие бесы гнобят его. В обычной приходской жизни ни его, ни других для меня не существует.

Поминать всю эту стаю деспотов (начиная с Кирилла и кончая фигурами более мелкого масштаба) я перестал уже более трех лет. И не потому, что я такой хороший, как айсберг в океане, а они сплошь злодеи-экуменисты. Просто мой внутренний человек с какого-то времени стал задавать все более громкие и резкие вопросы, и, чтобы это не закончилось расстройством личности на фоне когнитивного диссонанса, мне пришлось-таки с ним согласиться.

Сначала, правда, недолго, боялся, что прихожане донесут. Но нет – им до этого нет дела. И не потому, что они сплошь необразованные деревенщины и службы не знают, а ввиду доверительных отношений между нами. Да и начинал я аккуратно. Сначала удалил все поминания из проскомидии и ектений, потом из Великого входа и «В первых помяни…». А теперь и никаких величаний на отпусте. Только скромное «аминь», ну или «Многая лета» приходскому имениннику.

Народу нравится.

Нет теперь по шесть раз за службу «Великаго Господина и отца нашего, Кирилла Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси, и Господина (не нашего) Высокопреосвященнейшего Варсонофия, Митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского, Александро-Невския Лавры священноархимандрита, и Господина (этот уже наш) нашего, Преосвященнейшего Имярека, Епископа Нижнеконечного и Болотного Яру (а если ты служишь в Болотном Яру, наоборот: Болотного Яру и Нижнеконечного), Успения Элберет Гилтониэль обители священноархимандрита».

Господи, люди, мы в своем уме? Что мы несем, это же свихнуться можно! Было ли такое мыслимо в общинах первых христиан? А у кого было, помните?

Нет, по факту я их поминаю. Я ведь прекрасно знаю, где в тексте эти вставки и тщательно их обхожу. Так что «непоминание» мое скорее декларативно-отрицательное, чем действительное.

Однако, стало как-то легче служить, честнее.

Кроме этого, я полностью перестал бояться санкций, стал откровенно разговаривать на темы моих мнимых обязанностей с начальниками наших отделов по связям с кем только можно. И, как бонус, забил на все отчеты и распоряжения. И знаете, что мне было за это? Ничего.

Я думаю, что у моих братьев по служению терпение тоже на нуле. Кто-то просто должен быть примером, и тогда они тоже перестанут бояться. Это ли не счастье?

Как выглядит приходская жизнь глазами священника? Социальная, миссионерская, молодежная деятельность на твоем приходе, в твоей епархии – это реальность или фикция?

Ну как… Я музыкант, поэтому у меня профессиональный и народный хоры, дети из музыкальной школы учатся читать, петь и играть на колоколах, но это все не в Преосвященнейшего Коня корм. Ибо по щучьему велению и ихнему хотению я должен заниматься не этим, а регулярно «натягивать сову на глобус» и насиловать директора общеобразовательной школы на предмет присутствия моего на линейках в пользу выбора «Основ православной культуры». А я не хочу и не буду.

Как ты видишь прихожан, каковы ваши отношения?

С этим приходом и этими людьми я живу в любви. Научился. Они кормят меня кабачками и картошкой, а я их отвожу до дома на своем Polo. Тойота свое отъездила, Царствие ей Небесное.

Как выглядит финансовая жизнь обычного прихода, куда распределяются денежные потоки? Зарплаты, отпуска, больничные, пенсии, трудовая, весь соцпакет – как с этим обстоит?

Денежные «потоки» контролирую я. Если бы не друзья, которым непонятно зачем это нужно, то и «потоков» бы не было, а вместе с ними и хора, колокольни, утвари. Сейчас-то мне нечего таиться, попечители мои разорились, хор распущен. А узнали бы год назад, что хор содержу… Я думаю, ясно.

Про соцпакет, больничные и прочую чепухню в деревнях не заморачиваются: дали кадило – крутись как хочешь.

Официально по трудовой книжке уволился из РПЦ «по собственному» два года назад. Естественно, никому ничего не сказал, готовил тылы. Вот, приготовил.

Как себя ощущает священник через 10 лет служения? Есть ли чувство правильного движения, духовного развития или регресс по сравнению с тобой, только что рукоположенным?

Да, есть развитие – стихи. Я их довольно много написал, пока ломало. Не так много, как Питиримка (Волочков), конечно. Он, говорят, по количеству самого Пушкина обставил (и это всего за три года).

Некоторые из моих стихов достойные, остальные — для поднятия настроения или просто злые. Я обычно хорошо пишу про колокола, полеты и женщин.

Про колокола – моя любимая тема. Тот факт, что я летчик, только обостряет мое чувство несправедливости происходящего. А именно, что некоторые из рожденных ползать решили полетать. В моем небе такие твари лишние. Про женщин умолчу, это общая тема поэтов-летчиков.

Если отмотать назад – пошел бы опять в священники?

Священник из меня получился неплохой, без гордости говорю: я досконально знаю богослужебный устав всего чего возможно (пение, чтение, уставщичество, регентство, звоны, своевременное подавание кадил и правильное целование запястий). Надеюсь, теперь получится и христианин.

Есть ли разрыв между тобой-человеком и тобой-священником — насколько это разные люди?

Я на епархиальном собрании к подряснику надеваю «кепку Холмса» с двумя козырьками. Она не запрещена, ибо не зеленая…

Каким видится будущее (собственное и РПЦ): ближайшее, лет через 10?

Думаю, что вы уже поняли, что без меня. И за меньшую откровенность гнали.

Заметьте, я намеренно не назвал ни одного имени, кроме своего. Мы все по одиночке люди неплохие, только иногда глухие. Поэтому, не устраивайте репрессий сами себе, лучше улыбнитесь над ситуацией – она реально смешная.

Или идите, как я, на нормальную работу, где и зарплата, и соцпакет, и отпуск, и человеческое отношение.

Засим пока, целую ручки.

Искренне ваш, Павел Радин.

Иллюстрация из книги священника Павла Радина «Игры на русской звоннице. Самоучитель»

Читайте также: