Ахилла

Из цикла «Теория бытия». Продолжение, предыдущие части тут.

Абсолютное, безоговорочное великодушие (уступчивость, снисходительность, терпимость, прощение) не способно привести к социальному согласию, потому что полное непротивление злу неизбежно приведет к его воцарению.

Совсем уж очевидному и грубому злу противостоит сила закона и государства. Существование права само по себе свидетельствует о том, что не всякое зло заслуживает снисхождения в соответствии с евангельскими заповедями. Но и не всякое зло подпадает под действие правовых норм. Существует множество неэтичных, асоциальных, агрессивных форм поведения, до которых руки правоохранительной системы не дотягиваются. Да и грань между правонарушением и асоциальным поведением не очень четкая. А в этом правовом зазоре неэтичное поведение может быть весьма грубым, экспансивным и психологически очень тягостным. И как с этим быть? Следовать евангельским заповедям о прощении пока тебя не убьют или не покалечат? Или «добро должно быть с кулаками»? Проблематичность этого известного тезиса заключается в том, что́ следует считать добром, если каждый считает добром только свои собственные мнения, интересы и права. Этак два «добра» могут и поубивать друг друга в борьбе за «справедливость». В конфликтах обе стороны всегда считают себя правыми, но по логике хотя бы одна из сторон всегда не права. И это всегда не мы.

Корысть, гордыня, злопамятность, мелочность, мстительность, беспринципность, эгоистичность, зависть, жадность имеют более всего претензий на утверждение своего «добра» и своей «правды». Но можно ли верить в справедливость путей и целей, преследуемых такими чувствами и мотивациями?

Совесть же на путях справедливости не обманется беспринципностью.

Любовь не обманется эгоизмом.

Великодушие — мстительностью.

Умеренность не обманется корыстолюбием.

Скромность на путях справедливости не обманется стремлением к превосходству.

Только нравственное мировоззрение способно обеспечить объективное понимание справедливости. Объективность нравственности в конфликтной ситуации обусловлена тем, что она оценивает ситуацию по совести, а не по личным интересам и амбициям. Только человек, способный с истинным смирением подставить другую щеку, способен объективно оценить, когда дать в морду будет бо́льшим благом, нежели проявить великодушие и терпение. Для доброго человека конфликт противоестественен, применение насилия для такого человека является попранием своего естества. В этом залог справедливости, исходящей от доброты, терпения и смирения, даже если человек добрый оказывает жесткое силовое противодействие.

Пожалуй, самая часто встречающаяся ситуация непротивления злу, которая приводит к трагичным последствиям, — это непротивление родительской любви злым, истеричным детям. К счастью, таких детей немного. Да, ребенок не виноват, что родился с таким характером. Он не понимает, что он делает что-то не так. Ему, в силу его возраста, ничего невозможно объяснить.

Но когда избалованный ребенок подрастает и с удивлением обнаруживает, что мир не мамка и всем наплевать на его прихоти и капризы, то тут начинается самое тягостное, и для ребенка, и для людей, которые его окружают. Да, подросший ребенок уже не будет биться в истерике, если что-либо происходит не по его разумению, но характер-то никуда не девается.

По сравнению с нравственным воспитанием, вся остальная педагогика гроша ломаного не стоит, но кому заниматься нравственным воспитанием, если родители и педагоги в лучшем случае нацелены на успешность ребенка, а о нравственности и сами имеют весьма смутное представление.

Вышесказанное ни в коей мере не отрицает добродетель великодушия (уступчивости, снисходительности, терпения, прощения). Если бы люди не прощали друг друга бессчетно, то наш мир стал бы миром всеобщей и вечной ненависти. Значимость великодушия заключается в том, что прощение — это единственный способ нейтрализации зла, возникающего в бесчисленных столкновениях человеческих интересов и амбиций. Прощение упраздняет зло, злопамятность его накапливает, мстительность — преумножает. Мир любого сообщества балансирует на грани между злом совершенным и злом прощенным.

«Блаженны миротворцы» (Мф.5:9). Человеку не так часто доводится исполнять посреднические функции миротворца, но сохранять мир, являя добродетель великодушия, ему доводится непрестанно. Как это ни странно, но святость человека определяется его социальной дружественностью (сообразностью его характера евангельским заповедям), а не соблюдением обычаев, обрядов, традиций и заповедей человеческих. Каждый человек порождает меру своего зла, своим же прощением уничтожает меру зла чужого. Соотношение этих мер и определяет меру социальной дружественности человека.

«Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы, и какой мерой мерите, такой и вам будут мерить» (Мф.7:1,2). Но как можно не давать негативную оценку асоциальному, а тем более преступному поведению человека? Человек же не дурачок какой, он же все видит и все понимает. А дело в том, что негативные оценки этически сильно разнятся. Предосудительность негативной оценки определяется мерой гнева, ненависти, озлобления и мстительности, в которой пребывает судящий. Бесстрастная же, сухая констатация неправедности извинительна, даже если человек и ошибся в своем понимании ситуации. Неправеден гнев, а не заблуждение, тем более что гнев всегда искажает объективность мировосприятия.

«Всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду» (Мф.5:22). А как это — «напрасно»? Разве кто-нибудь впадает в гнев по пустякам и несправедливо? Да запросто! Борьба за «справедливость» зачастую сама по себе бывает воинствующим злом, потому что справедливостью обычно объявляется все, что сообразно интересам борцов за справедливость. Бывало, что и геноцид объявлялся благим делом. А уж сколько зла породила борьба за бессмысленные нормы, принятые за благо… К сожалению, и Церковь в борьбе за свою власть и обычаи весьма преуспела в попрании евангельских заповедей.

«Мирись с соперником твоим скорее, пока ты еще на пути с ним» (Мф.5:25). Замечено, что перед смертью нравственное чувство подает какой-то необычный сигнал о необходимости примириться с теми, кто остается жить, попросить у всех прощения. И не только примириться, но и оговорить всякие недоразумения, чтобы не осталось никаких недоговоренностей в отношениях. Наверно, человек чувствует, что когда-нибудь все камни, припрятанные у него за пазухой, откроются и тогда будет стыдно. Прощающий утверждает тем самым и свое право на прощение, мстительный же отрицает и свое право быть прощенным.

Добродетель великодушия заключается в способности прощать. Прощение — это не отступление слабости, не страх трусости и не лицемерное смирение, прощение — это отказ от претензий на превосходство своих интересов и своей гордыни в конфликте.

«Не противься злому, но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» (Мф.5:39). Эта заповедь вызывает наибольшее неприятие, однако сторонникам мести следует вспомнить и другие слова Христа: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин.15:13). Уязвленная гордость требует мести, но она может быть совершенно безучастна к чужим унижениям. Любовь же ранится страданием других, но отказывается от личной обиды ради мира. Заступничество требует от человека мужества и благородства, тогда как мстительность руководится лишь уязвленной гордыней. Справедливость заступничества в его сторонней беспристрастности, тогда как личная месть алчна, слепа и разрушительна, а потому не следует увязывать моральность защиты Отечества или другого человека с моральностью права на личную месть.

Неприязнь (ксенофобия) — это особая, в своей кажущейся беспричинности, форма недружественности по отношению к чужим, иным, другим, к отличающимся, выделяющимся и непохожим. «Чужих» обычно отличают: национальность, вероисповедание, социальное положение, уровень благосостояния и образования, убеждения, образ жизни и даже внешний вид.

Беспочвенная на первый взгляд неприязнь к «чужим», как, впрочем, и любая другая форма недружественности, порождается гордыней правильности, корыстными интересами и клановыми представлениями о должном. Но такие причины недружественности осознавать неприятно, а потому они всегда подменяются идеями «правды, правоты и справедливости».