Ахилла

Продолжение Дневника главреда.

31 января 2018 г.

Наши публикации выдержек из дневников Иоанна Кронштадтского неожиданно, как говорят, «бомбанули». Изначально я просто хотел ко второму января сделать небольшую подборочку из многотомных дневников (которые до этого не читал), но потом оказалось, что народу интересно. Да и мне стало интересно, и я пошел листать том за томом…

В итоге орторунет целый месяц кипел обсуждениями и осуждениями: все против всех, очень интересно было это наблюдать.

Одни были шокированы тем, что святой оказался живым человеком — многими публикации из его дневников были восприняты чуть ли не как клевета. Другие, наоборот, обрадовались, что святой — не лубок, а живой человек, со своими тараканами.

Всегда забавляет подход благочестивцев — «не пущщать!», «да, проблема есть, но не вам, окаянным, ее обсуждать! Кому тогда? Ну… не вам! Хотя бы нам, правильным ортодоксам. Но нам, правда, не благословлено… Нам можно только начищать лубок до блеска рукавами… Поэтому — не пущщать!»

Или аргумент: вы не можете понять величие дневников святого, потому что у вас нет любви и вы ничего в святости не понимаете, сами не духовные. Из этого можно заключить, что те, кто «понимают» — сами святы, духовны и любовью так и пышут. Но, видимо, как и пререкаемый святой — где-то там пышут, не дома и не на страницах фейсбука…

05 февраля 2018 г.

Прочитал «Исповедь священника перед Церковью» и подумал, как интересно было бы проанализировать дневники-исповедь святого праведного государственника (Иоанна Сергиева) и исповедь-дневник несвятого анархиста (Спиридона Кислякова).

Есть у них кое-что общее: оба из самых низов, только Иоанн из дьячков, а Спиридон из крестьян. Оба писали очень горячо, искренне, от всей души, с бесчисленными восклицательными знаками. Оба отличались нищелюбием. Спиридон (по примеру ли Иоанна или по собственному почину) тоже служил громко, читал вслух тайные молитвы, устраивал общие исповеди по причине огромного множества народа. Оба были почитаемы простым народом, на обоих часто косо смотрело начальство. Оба искали Христа больше всего на свете.

Но различий намного больше. Конечно, надо учитывать, что дневники Иоанна писались как бы для себя («как бы», потому что если бы реально так, то можно было бы хоть раз в год сжигать в печке свои бесконечные «опыты» над желудочно-кишечным трактом), а исповедь Спиридона писалась для отсылки в Синод (а потом — на Поместный Собор).

Главное, что бросается в глаза: кардинально разный подход к покаянию. Иоанн ежедневно вращается в одном цикле: поел лишку—спал блудно—служил тошно—покаялся—стало легче на душе, голос прорезался=Господь простил, ура. Можно начинать новый цикл борьбы с чаем, сахаром, свояченицей и поллюцией.

Спиридон подходит к своим грехам глобально: он видит первопричины своего отступления от Бога — гордыня, желание почестей, славы, денег, эгоизм — и пытается кардинально изменить свою жизнь. Не ежедневное «не согрешишь—не покаешься», а как повернуть кормилом тяжелый корабль своего сердца в сторону жизни по Евангелию.

Спиридон ищет идеальную Церковь, христианство воли, отвергая христианство ума. Иоанн тоже отвергает христианство ума, но никакой идеальной Церкви, никакого настоящего христианства он не ищет — он вполне удовлетворен всей обрядовой стороной христианства. Как и у нас продолжают учить: главное — ходи в храм, исповедуйся, причащайся, ставь свечки, пиши записки, клади рублик, крестись-повенчайся-отпойся, целуй ручку батюшке — остальное приложится само собой.

Спиридон обвиняет историческое христианство в отступлении от Христа, начиная с IV века, со времен начала тесных объятий с государством — «симфонии». Иоанн, напротив, в этом слиянии видит важнейшее условие процветания Церкви, всячески ратует за госконтроль, никакой свободы Церкви ему и даром не надо.

Спиридон резко критикует несоответствие в богослужении, в котором такое большое место уделяется поминовению властей, поминать царскую семью во время великого входа (пути Христа на Голгофу) — это для анархиста Спиридона величайшее кощунство. Для Иоанна же важнейшим условием его «правильной» духовной жизни является «непреткновенное выговаривание» на службе царской фамилии. Даже в сам праздник Пасхи его очень волнует этот момент.

Иоанн четко проводит границу клира и мира. Эта граница для него непереходима: с одной стороны, духовная власть (куда включается и император), с другой — всякий прочий люд, даже богачи, военные и знать. Все эти миряне должны преклоняться перед клиром, понимать, что они всего лишь овцы, а священники — пастыри, что без священников они «кал, псиная блевотина». Иоанн всегда подчеркивает свой статус священника, «теурга».

Спиридон бунтует против этого разделения, для него все люди равны. Мало того, священство, иерархия — главные виновники всех церковных и гражданских бед, именно потому, что поставили себя в такое чванливо-высокомерное, «учительное» положение, а сами вместо того, чтобы показывать личный пример мирянам, только обирают их, угнетают и держат во тьме мракобесия.

Иоанн благотворит нищим, но четко знает грань: не забывает и себя, живет в роскоши, ест-пьет сладко, денег куры не клюют. Спиридон как принцип жизни поддерживает идею, что проповедник не должен жить лучше, чем эти самые нищие, рабочие, крестьяне. И он старается жить так же, как и простой народ.

Иоанн обличает Льва Толстого, «врага Церкви», желает ему смерти. Спиридон считает Толстого куда большим христианином, чем многие священники и иерархи.

Иоанн был семейным человеком, но категорически отвергал плотскую любовь, вообще, тотально. Спиридон, будучи священноиноком, четыре года нежно любил девушку, взаимно, не считал плотскую любовь чем-то недостойным Бога саму по себе. Грех свой понимал, но любовь саму не отвергал.

В общем, Иоанн олицетворяет собой государственную церковь, с ее стремлением ничего не менять, держать народ в подчинении, служить властям. Иоанн — это обрядовость, богослужение, хождение с крестом на сбор денег, просфорочки, панихидки-молебны в таможне и на кораблях. Причащение для него на первом месте, именно в этом он видит соединение с Богом.

Спиридон — это бунтарь, экуменистический анархист, практически протестант внутри православия. На первом месте для него Нагорная проповедь, все прочее — догматы, иконы, мощи, каноны — ничто без евангельского слова. Даже причащение бессмысленно без жизни по Нагорной проповеди.

Ну и да: первый — всемирно известный святой и чудотворец, второй — еретик, разрушитель скреп, и практически неизвестен…

Читайте также:

• Неправедные мысли о праведном святом
• Архимандрит Спиридон (Кисляков): Любить Христа и жить исключительно по Его Нагорной проповеди

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

С помощью PayPal

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: