О так называемых иоаннитах в русском народе

11 апреля 2019 протоиерей Дмитрий Боголюбов

Протоиерей Дмитрий Боголюбов (1869-1953) — профессор МДА. В молодости был епархиальным миссионером, выступал против полицейских мер по отношению к сектантам и старообрядцам, с воодушевлением воспринял императорский манифест о веротерпимости от 17 апреля 1905 года. Призывал к «народно-органической миссии Церкви», в которой наряду с духовенством должен участвовать православный народ. В своих работах уделял основное внимание разбору вероучения сектантов.

В 1921 году арестован, провел полгода в ссылке. В 1922 г. принял священный сан. Активно выступал против обновленчества, участвовал в диспутах. Несколько раз был арестован, отправлен в ссылку. В 1930 году приговорен в 10 годам лагерей.

В 1944 году мог быть назначен ректором Богословского института, но этого не разрешил председатель Совета по делам религии Г. Карпов, поэтому стал в институте заведующим кафедрой истории обличения раскола и сектантства.

Предлагаем вашему вниманию статью прот. Дмитрия Боголюбова с исследованием феномена «иоаннитов».

***

Людей, которых в печати и на разговорном языке зовут «иоаннитами», много в разных губерниях России. О них пишут из Вятского края; знакомы они народу и на юге России.

Кто же эти «иоанниты»?

Если бы за ответом на вопрос мы обратились к ходячим понятиям, мы нашли бы нечто неустановившееся и взаимно себя исключающее. В то время, как в «Петербургском листке», «Петербургской газете» и даже в церковных органах печати «иоаннитов» решительно называют сектантами, описывают там особенности их быта и настроения, — в «Колоколе» слышалось твердое свидетельство саратовского епископа Гермогена о том, что «иоаннитов», как секты, в России нет, а этим именем у нас прикрываются люди строго-православного благочестия.

Очевидно, по народной молве об «иоаннитах» нельзя составить себе научно-беспристрастного представления. И мы, с целью всестороннего ознакомления с ними, обязаны обратиться не к тому только, что про них твердит неясная народная молва, которая — по пословице — то же, что морская волна, — а прежде всего к вероизложениям самих «иоаннитов» — литературным вероизложениям и устным, сделанным, однако, в обстановке, позволявшей думать об искренности говоривших.

Тут мы с самого начала натолкнемся на такой факт: люди, которых в наших газетах считают «вождями иоаннитской массы», с негодованием отвергают прилагаемое к ним название «сектантов».

Так, В. Ф. Пустошкин в брошюре под заглавием: «Церковь Христова в опасности. Отповедь Филарету, епископу Вятской епархии» — пишет: «Дорогие братья и сестры во Христе… Вы читали газеты и помните ту заведомую клевету, которую возводили газетные борзописцы… на истинных чад церкви Христовой, называемых ими „иоаннитами“ (стр. 29). Дай Бог, чтобы более было у нас на Руси подобных христиан, называемых „иоаннитами“-сектантами. Тогда бы и на земле был мир и в людях благоволение Божие».

Из слов Пустошкина, являющегося идейно-литературным лидером «иоаннитов», таким образом, с бесспорностью открывается, что эти люди «клеветой» считают прилагаемую к ним «газетными борзописцами» кличку «сектантов». Его единомышленники, по заявлению Пустошкина, не сектанты, а борцы «за церковь Христову и за Ее заветы святые».

А вот что находим мы в брошюре Н. Большакова — редактора и издателя журнала «Кронштадтский маяк», в котором «иоанниты» имеют свой печатный орган. В брошюре под заглавием «Золотой век» г. Большаков говорит: «Православный христианин, гордись своей верой Христовой — она во всем мире единая, правая и святая, за что сатана на нее больше всего и восстает через погибших людей. Ты же, друг мой и брат во Христе, стой крепко за нее, и твердо защищай устои своей православной религии и царя самодержавного, помазанника Божия, хотя бы за это и умереть пришлось» (стр. 24).

Если Большаков православную веру считает «единою, правою и святой», — ясно, что он настроен не по-сектантски. Иначе людей православных он звал бы отпадать от Церкви, а не держаться за нее «до смерти».

К сектантам в той же брошюре на стр. 30 Н. Большаков высказывает полнейшее отвращение. Он патетически там восклицает: «О, антихрист (Л. Н.) Толстой — доколе ты всех пастырей церкви будешь смущать, развращать и заражать, а через них вести к вечной погибели всю ими пасомую паству! Господи, просим и ждем суда Твоего праведного, больше жить невозможно стало!»

И если тем не менее случается, что литературные вожди «иоаннитства» пишут бранчливо и задорно по адресу даже епископов православных, свои поступки в таких случаях они объясняют горением в себе «любви Божией», ревностью по вере святой, которой, как им кажется, отовсюду угрожают еретики. В сетях еретиков они видят уже связанными многих пастырей церкви. И потому, напр., В. Пустошкин пишет: «Теперь приходится истинным христианам за истину, за любовь к Богу терпеть многое от лжесвященников: этапы, поношение, гонение и побои».

Мысль о необходимости борьбы с «иными» пастырями Церкви, во имя ревности святой о славе Божией, глубоко внедрилась в сознание вожаков-«иоаннитов». В ободрение себя они читают в книге о. Иоанна Сергиева слова: «Правители пастыри, что вы сделали из своего стада? Стадо волков хищных, а не стадо кротких, смеренных и незлобивых овец. Взыщет Господь овец своих от рук ваших!»

То, что понятно и естественно было в устах престарелого и почитавшегося всею православною Русью о. протоиерея И. И. Сергиева, это на свои лады повторяют в брошюрах Пустошкин и Большаков в приложении к почему-либо неприятным им церковным предстоятелям. Повторяют, твердо думая, что они ревнуют только о правой вере, а на самом деле, неприметно для себя, они через то усиливают поводы только все больше считать их людьми сектантствующими…

Но по сущности своих религиозных верований Пустошкин и Большаков не являются ли, в самом деле, представителями, несомненно, сектантского толка хлыстовствующих христиан?

На этот вопрос очень многие писатели и рядовые православные христиане отвечают: это подлинно так. Такой взгляд на них очень пространно развит был в Вятских Епархиальных ведомостях; его поддерживали статьями в Церковном Вестнике. Известно мне, что тот же взгляд на «иоаннитов» утверждают некоторые архиереи и миссионеры.

В виду подобного заключения, авторы названной категории обязаны показать в «иоаннитстве» явственные черты еретичества. Мы говорим здесь об «иоаннитстве» литературном — о том, какое обнаружилось в печати и само сознало себя, как оригинальное течение в жизни.

Без указания определенных и характерных пунктов, только на основании молвы людской, неуловимой и оперирующей порою над невеждами, которых нельзя отнести ни к какой религии, — очевидно, заносить «иоаннитов» в число сектантов мы нравственного права не имеем.

Не имеем, потому что «со словом секта, — говорит покойный проф. Мелиоранский, — привычно соединяется представление об общине, резко расходящейся с церковью, сравнительно мелкой и замкнутой в себе».

Если так, сектой называется именно ересь — не в момент ее образования в голове того или другого учителя, а в стадии второй, когда под знаменем известной ереси группируются люди уже в обособленное общество, чуждое складу православно-церковному.

Таким образом понятие о секте включает в себя непременно и понятие о ереси, ее проникающей. А еретик, по каноническому определенно Василия Великого в нашей Кормчей, «иже верою чужд», т. е. тот человек, который не содержит православно-кафолической веры, изложенной для нас в символе веры и хранимой в предании церковном.

В этом смысле, на основании наших канонистов, следует рассуждать о сектантах. Они — люди, «резко расходящиеся с церковью» в догматах веры и в формах быта. «Всякое же сознательное и намеренное отступление от единства церкви, — пишет проф. А. С. Павлов, — с иными догматами или основаниями внешнего устройства… будет в глазах церкви посягательством на религиозную истину, преступлением ереси или раскола».

Но сектанты, обычно, и разнятся от нас в догматах веры и в форме устройства своих общин. Если так, они — скажем еще — для нас именно еретики.

Таким образом, «иоаннитов» можно называть сектантами только в том случае, если у них обнаружат «иные догматы» — не православные, и чуждые нашей церкви «основания внешнего устройства».

Вот именно с этой точки зрения и посмотрим на жизнь.

Что же тогда окажется?

Окажется, что в какой бы глуши народной ни появлялись «иоанниты», всюду они принимают наши вероисповедные символы; они любовно и учащенно везде причащаются Св. Таин; стараются также до мелочей блюсти «в истовости» православные обряды.

Таким образом, видимые свойства «иоаннитского» быта не вырисовывают пред нами секты, или чуждого нам по духу союза людей.

И тем не менее даже серьезные органы печати считают «иоаннитов» сектантами, однородными с хлыстами.

В чем же тут дело? Что служит при этом соблазнительными обстоятельствами?

Прежде всего и особенно — своеобразное отношение «иоаннитов» к личности в Бозе почившего «дорогого батюшки» — о. И. Кронштадтского. Это «отношение» имеет много ступеней. Оно начинается с почитания о. Иоанна, как праведного и святого человека; продолжается взглядом на него, как на Ангела Божия, посланного миру возвестить о скорой кончине «света», — и оканчивается глухим приписываньем смертному о. Иоанну божеских свойств — достоинства Судии вселенной и Бога воплотившегося.

Разница во взгляде на лицо о. Иоанна зависит от степени духовного развития его почитателей-хриcтиан, и находится она в зависимости от характера их роли религиозного настроения.

В литературе «иоаннитской» по данному вопросу мы находим такие суждения. В.Ф. Пустошкин в брошюре «Пусть люди судят, а дальше что будет» пишет: «Смотря на святой образ жизни о. Иоанна, достойно и праведно принимать о. Иоанна за святого. Его, батюшку, Сам Господь прославил Своей славой…»

Эта мысль с различными вариациями излагается на всем протяжении названной брошюры. Ее подхватывает некто М. А. Т. и «развивает» так: «Сей человек есть Божественный муж, святой светоносный Ангел — отец Иоанн Кронштадтский, ибо в нем Господь, как на престоле, воссел, с тысячами небесными: где Господь — там небо и престол».

Стиль последнего автора более цветист, чем у В. Пустошкина, воображение живее; но взгляд на о. Иоанна по существу не расходится у обоих авторов: о. Иоанн — «Божественный», но — «человек»; он — «светоносный ангел», но, явно, в фигуральном значении, только как провозвестник Господней воли; в о. Иоанне «воссел» Сам Бог, но через то о. Иоанн не перестал быть по плоти немощным человеком.

В таких рассуждениях нельзя найти ничего неправославного или сектантского.

В брошюре «Церковь Христова в опасности» В. Пустошкин иначе определяет религиозно-нравственное достоинство о. Иоанна Сергиева. Там он говорит: «Добрые, истинные пастыри давно засвидетельствовали перед миром, что в дорогом батюшке о. Иоанне живет Св. Троица, — и сие есть истина святая, непреложная, ибо Господь прославил его неисчислимыми чудесами, еще при жизни его». А посему «дорогой батюшка — истинно святой муж» (стр. 16, 17).

Приведенные слова В. Пустошкина характерны. Их очень часто и на разные лады повторяют «иоанниты». То, что в «дорогом батюшке святая Троица живет» — это факт, объясняющий, по их мнению, и то, почему всенародно почитают о. Cepгиeвa. Но эта же формула в глазах толпы является уликой «иоаннитов» в обожении человека — иоаннитов даже литературных, о коих у нас пока речь идет.

Является поэтому необходимость оценить формулу Пустошкина при свете Откровения Христова. Пустошкин говорит, что в о. Иоанне «Св. Троица живет». Говорит он так — это следует особенно подчеркнуть — не самостоятельно, а рабски повторяя свидетельство о себе самого о. Cepгиевa в его дневниках.

Для самосвидетельства о себе о. Иоанна в указанном смысле основанием могут служить следующие слова Христа Спасителя: «Кто любит Меня… и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к Нему и обитель у него сотворим» (Ин. 14, 23).

Таким образом, по словам Христовым, верующие в Него и любящие Его могут быть «обителью» Отца и Сына Божия. А в 26 ст. 14 гл. Иоанна этим верующим Христос обещает наитие Духа Святого.

И, следовательно, с христианской точки зрения, говорить о том, что о. Иоанн Сергиев служил «обителью» Св. Троицы — не значит еретичествовать.

Не носит на себе признаков сектантства и мысль о вселении в него Бога «с тысячами Ангелов». Это — очевидная гипербола, которая имеет целью подчеркнуть перед людьми только высокую степень облагодатствования о. Иоанна.

Того не могут не сознавать вожди «иоаннитства». И они это сознают. И потому в одной из ими изданных брошюр они напечатали такое исповедание о себе о. Иоанна Кронштадтского: «Не достиг я еще целости нравственной, правоты и чистоты сердца; раны наносит душе моей супостат всякий день, которые исцеляет непрестанно Врач мой Христос: чувствую еще, что душевное растление мое велико, по причине воюющих о мне страстей, и стремлюсь достигнуть нетления во Христе; об этом моя молитва и мое старание; для этого я совершаю ежедневно служение нетления и бессмертия — Божественную литургию и вкушаю нетленную пищу — хлеб жизни — Тело и Кровь Господни».

Таким образом, своей речи о вселении в о. Иоанна Св. Троицы вожди «иоаннитские», очевидно, придают иносказательный смысл. Ибо, в противном случае, если бы о. Иоанна они желали перед народом выставить новым Ипостасным воплощением Христа, — они не стали бы печатать и в народе через книгонош распространять свидетельства о себе самого о. Иоанна, из которого следует, что он «не достиг еще правоты и чистоты сердца», что он страждет еще от «воюющих в нем страстей».

С полным правом отсюда мы можем заключить, что такой же условный и аллегорический смысл имеет мысль, проводимая Большаковым на страницах «Кронштадтского Маяка», о том, что о. Иоанн будет судить вселенную.

Этой мысли, конечно, можно придавать и еретическое значение, — именно то, что о. Иоанн будет судить мир, как Бог. Но ни Христом, ни Богом о. Иоанна Большаков с Пустошкиным не считают. И значит, в речах «Кронштадтского Маяка» о суде над миром о. Иоанна надобно видеть другую сторону.

Какую?

Ее показывает христианам Св. Ап. Павел. Он пишет: «Разве не знаете, что святые будут судить мир»? (1Кор. 6, 2)

Здесь разумеется суд в смысле обличения и свидетельства о грехах мира. Святые в свое время изъясняли людям правду Божию, показывали им путь жизни во Христе Иисусе — писаниями своими и всею своею жизнью. Если «мир» не слушал их, — вот в лице святых он и имеет своих судей и обличителей.

Таким образом, спокойное рассмотрение взглядов Пустошкина и Большакова на личность о. Иоанна Сергиева приводит к заключению, что в этих взглядах нет состава «сектантского преступления».

Но масса почитателей о. Иоанна не ограничивается в суждении о нем литературными формулами своих вождей. Она — эта масса идет дальше и в экстазе называет о. Иоанна прямо Христом.

В этом смысле лично мне пришлось в общежитии «иоанниток» — в Петербурге, на Теряевой улице — иметь такой разговор:

— Читаете вы, — спросил я «черничек», — православный Символ веры?

— Читаем часто, — ответили мне.

— Ну, так в том символе, — продолжал я, — говорится: «верую… во Единого Господа Иисуса Христа»… Значит, по учению Православной Церкви, Христос Спаситель у нас один. А вы как об этом думаете?

— И мы так же думаем.

— А о. Иоанна за кого почитаете?

— В нем Христос живет.

— Христос и в нас живет. И, в ком нет Его, тот пропащий человек.

Старшая женщина заметила:

— Мы Христа прогоняем от себя табаком, матерным словом, грехами другими… А в о. Иоанне Христос полностью живет.

— Если так, вы говорите несообразность. Христос — Бог. Бог же не может вместиться даже во всем мире, как говорит об этом Слово Божие (Деян. 7, 48–50). Тем меньше, стало быть, полностью может вместить Бога в себя о. Иоанн. И, кроме того, нам известно, что вот теперь о. Сергиев хворает, едва служит. Могло ли бы это случиться со Христом во плоти?..

— Могло… — недовольно заметила собеседница. — Вам, должно быть, известно, что о. Иоанн — глубокий старец, а в старости люди, знамо, хворают…

Этот разговор показал мне, что даже мало-мальски развитые христиане о. Иоанна, точно, называют Христом, но не в субстанциональном, а в благодатном смысле. И потому отождествление о. Иоанна с Евангельским Христом просто не вероятно для сколько-нибудь смыслящего человека. Особенно для человека, верующего во всем другом по-православному.

Значит, если бы где нашлись люди, которые бы говорили, что о. Иоанн есть вновь воплотившийся Христос, то эти люди, во-первых, ни в какой идейной связи не стояли бы с «иоаннитством», как мы его знаем по его литературным представителям, — или те люди были бы до края невменяемые невежды, или полусумасшедшие, а то так прямо старые хлысты — обманщики, чужим новым именем покрывающие свои еретические верования.

Второй подозрительной чертой в «иоаннитах» является их убеждение в скорой кончине мира и в близости общего суда Божия. Это настроение свойственно как литературным вождям их, так и массе простолюдинов.

Это убеждение одними проповедуется искренно и сознательно, а другими — с чужого голоса, просто «звукоподражательно». Говорят, что именно такой «иоаннитскою» проповедью воспользовались лихоимцы-тунеядцы и по местам «начисто» обобрали простодушных людей.

Обстоятельство — совершенно возможное при умственной недоразвитости народа нашего и при расплодившихся у нас «экспроприаторах». Оно тем вероятнее, что наши собратья в массе до сих пор отличаются трогательной религиозной последовательностью: если мир кончается, так зачем нам — говорят простецы — деньги и все имущество плотское? И так настроенные, они, как во Владимирской губ., целыми десятками семейств, продав имущество, бегут в Кронштадт, чтобы здесь примкнуть к спасающимся во Христе и к ожидающим скорого суда Божия «иоаннитам».

А мир подлинно кончается, твердят вожаки их. Он — как перезрелое яблоко: вот-вот сорвется с дерева! О том настойчиво трубят в «иоаннитских» брошюрах. В одной, например, говорится: «Можем ли мы сказать, что (скончание миpa) совершится именно в наше время: можем. По слову св. пророка Даниила: „И утвердится завет мнозем седьмина едина, в пол же седьмины отымется жертва и возлияние и во святилище, мерзость запустения будет“».

Буквально так пишет какой-то «из тихого мира ревнитель о вере Христовой». И толкует этот ревнитель: «Седьмина едина обозначает семь тысяч лет… А в первой половине восьмой тысячи… будет общий страшный суд над всем родом человеческим. По священному Писанию, — продолжает тот же ревнитель, — первая половина 8-й тысячи уже проходит, теперь считается 100 лет последних до скончания миpa».

Это толкование при всей его несуразности, при противоречии пророчеству Даниила, который седьминами определял первое явление Христа в мир, — производит, однако, влияние на толпу простонародья. Этому толкованию вторит совесть людская… Что миру конец подходит, «иоанниты» находят для того бесспорные данные в общей развращенности людей. Они утверждают, что ныне «народ развратился больше, чем до потопа». «И знаем, — говорят, — отсюда, что миру конец скоро».

Рассуждая таким образом о близости страшного суда, Н. Большаков, можно сказать, копирует слова о. Иоанна Cepгиевa по этому предмету. В проповеди «на новый 1907 г.» батюшка о. Иоанн говорил: «Посмотрите, как мир близится к концу; смотрите, что творится в мире; всюду безвериe… повсюду хула на Создателя… повсюду в мире вооружения и угрозы войною… Смотрите и сами судите: мир окончательно растлел и нуждается в решительном обновлении, как некогда через всемирный потоп».

В другой проповеди о. Иоанн говорил: «Готовьтесь на суд, на суд страшный, на суд праведный… и окончательный… И не удивляйтесь, что говорю так решительно: ведь мы очень недалеко от вечного огня, а многим, может быть, в сию нощь послышатся оные слова: душу твою истяжут от тебе» (Лк. 12, 20).

И еще так говорил о. Сергиев: «Истинно, близок день пришествия страшного Судии для суда над всеми людьми, потому что настало предсказанное отступление от Бога и открылся уже предтеча антихриста, сын погибели…»

Если правильно понимать речи о. Иоанна, то в них мы найдем лишь самое общее утверждение близости кончины века. Эту мысль горячо выражали еще апостолы (1Ин. 4, 3; 2, 18 и др.); проводится она в творениях святоотеческих и с богословской точки зрения не представляется ни в каком отношении подозрительной.

Нельзя, стало быть, «иоаннитов» причислять к сектантам только за то, что они наэлектризованы древнехристианским ожиданием страшного суда. Такое ожидание этого суда совершенно согласно с духом православно-церковного учения, что особенно ярко выражено в тропаре «Се жених грядет в полунощи»… И если поговорить с искренними монахами нашими, окажется, — за то можно поручиться, — что они в добром большинстве настроены в данном отношении как «иоанниты» наши.

Окончание следует

Обсудить статью на форуме

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)


Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: