Ахилла

Окончание. Начало тут.

***

Но сектантство у «иоаннитов» православные ригористы усматривают не только во взгляде их на лицо о. Иоанна Сергиева, а и в ожидании ими скоро грядущего Страшного суда Божия. Признаки сектантства, особенно иные миссионеры, находят в бытовой организации «иоаннитства» и в той особенной «иерархии», которая, будто бы, присуща «иоаннитским» общинам.

За эту потаенную организацию «иоаннитов» и называют сектантами-хлыстами.

Если так, на изложенный пункт мы должны обратить свое особливое внимание. Его мы обязаны изучить до точности и оценить со всем беспристрастием.

Однако, приступив к делу с таким настроением, исследователь «иоаннитства» на первых же порах убедится в скудости своих источников. Окажется, что во всей литературе, созданной самими «иоаннитами», ни слова не говорится о наличности у них какой бы то ни было тайной организации. А возможность «иерархии» своей, не церковной, там просто исключается…

(..) Народная же молва представляет нам такой материал для характеристики «иоаннитов» как сектантов: они живут замкнуто; они отвергают брак и чадородие; что-то особенное совершают они на своих молениях. Слышно, они даже причащаются от своих «богородиц»…

Да, твердит народная молва, у «иоаннитов» действительно есть богородицы, архангелы, пророки. Они-то всеми руководят!.. У них в руках все пружины иоаннитов.

Кто доверится говору в народе и сам лично не проверит этого говора, кто об «иоаннитах» станет судить по чужой указке, — не удивительно, что тот человек уверенно будет называть их сектантами, хлыстами. Но, при личном знакомстве с этими людьми, дело выступает в другом освещении.

Правда, тот факт изначальный и бесспорный: «иоанниты» любят жить скитами. Они бегут «из мира» и в своих «общежитиях» изнуряют себя трудом, постом, бдениями.

Однако сам по себе этот факт ни о чем неправославном не говорит. Современная жизнь так исказилась в своих обнаружениях, она вся настолько пропиталась нечестием, что благочестивые и чуткие люди по праву бегут из нее, спасая в чистоте души свои.

С другой стороны, при современной напряженной борьбе за существование, жить одиночно и как-нибудь нельзя. Приходится невольно, живя с людьми, изощряться в способах существования. В этих именно видах иоанниты и заводят свои «скиты». Насельники их там работают, не покладая рук; тем они кормятся, но, благодаря своему скитничеству, они соблюдают себя недоступными для многих соблазнов этого мира.

В скиты идут особенно женщины — «иоаннитки». Они почти всегда горят чисто монашески-отшельническими мыслями. Они не ищут корыстных выгод. На труды в скитах они становятся как на религиозный подвиг. Они не боятся, что руководители скитов их «обсчитают», обманут или изнурят работой…

В скиты в массе они идут только для спасения души и для того, чтобы там «потрудиться» для Бога.

Само собой разумеется, что между скитницами-иоаннитками попадаются и другие женщины, которые настроены суетно и тунеядно. Но им не доводится надолго оставаться в скитах. И они уходят, бродя по монастырям, по городам и селам, — суетясь, сплетничая и ничего не делая.

Это — уже не «иоаннитки», а бродяги-профессионалки. Их можно относить только к одной секте — одичалых босяков…

С другой стороны, бесспорно и то, что, пользуясь отшельнической настроенностью скитниц «иоанниток», иные «матушки» склонны бывают их грубо эксплуатировать. Такие случаи оглашены в печати. Это — не проявление сектантства, а очевидное злоупотребление людским «прекраснодушием».

Что же касается известных нам общежитий «иоанниток», так они напомнили нам совершенно-православные общежития так называемых черничек, которых много в разных губерниях. Между этими «черничками» попадаются высоконравственные особы — чистые, искренние богомолки, — но есть женщины «сомнительного поведения», — и все же, с догматической стороны, «по вере» строго православные.

Так отзывался нам один достойный пастырь-духовник об исповедавшихся у него «иоаннитках». «Люди, — говорил он, — везде остаются людьми и ничто из человеческих слабостей им не чуждо. Но этих людей только за то, что они живут своими общежитиями, хлыстами называть нельзя».

Но, говорят, люди те отвергают брак и чадородие.

В каком смысле? — У нас между «знаменитыми» даже монахами попадаются типы, которые чисто манихейски, по-хлыстовски смотрят на брак. Это их настроение — и только. Церковь же православная ублажает честный брак, осуждая уродливые проявления жизни в нем.

Отсюда совершенно не удивительно, если хулители брака попадаются в малокультурных слоях «иоаннитства».

Удивительнее тут то, что, при всех аскетических течениях в нем, среди вожаков «иоаннитства» господствует совершенно здравый и трезвый взгляд на брак, чадородие. В подтверждение сказанного мы сошлемся на брошюру Н. Большакова под заглавием: «Что такое союз супругов».

В этой брошюре, наполненной святоотеческими цитатами, о браке написано то, что принять должен всякий христианин. Так, на стр. 11 здесь мы читаем: «„добро человеку к жене не прикасатися“ (Кор. 7, 1), совсем не прикасаться, следовательно, и в брак не вступать… Св. Златоуст это и говорит: „Если ты ищешь блага самого высшего, то лучше совершенно не сочетаваться с женщиною; если же ищешь состояния безопасного и сообразного с твоею немощью, то вступай в брак“».

Разумеется, при бракоборном настроении, Н. Большаков не выписал бы этих «православных» толкований из творений св. Златоуста. Он не сказал бы в случае своего хлыстовства, и так, словами св. Максима Омологета: «Господь установил брак для увеличения человеческого рода»… Или в другом месте — уже от себя: «Муж и жена обязаны сохранять супружескую верность друг к другу»…

Значит, с точки зрения Большакова, и чадородие в браке благословлено и измена жене ради «духовниц» невозможна. Тогда по вопросу о браке что же общего у вождей «иоаннитства» с хлыстами?

Теперь о том, что «иоанниты» как-то особенно, не по православному совершают свои домашние богомоления.

Как же они их совершают?

Кроме положенных Церковью молитв, ежедневно они читают часы, повечерия, акафисты; много поют из богослужебных песнопений: разве это грех сектантства?

Нет. Говорят, но у «иоаннитов» еще что-то бывает…

Что же? Того никому не ведомо, а на мыльном пузыре рисовать узоров нельзя.

Однако об одном обстоятельстве надобно поговорить особенно. Мы разумеем здесь народную молву о том, будто «иоанниты» на своих собраниях из рук «матушек» причащаются.

По этому поводу мы производили тщательное расследование. И вот что оказалось.

В каждом «скиточке иоанниток» хранятся просфоры с вынутыми из них частицами «самим» батюшкой Иоанном. В тех же скитах почти всегда есть виноградное вино, освященное «батюшкой», во время служения им по домам молебнов. Просфоры от времени высыхают. Чтобы сделать их «разделяемыми» для скитниц, матушка-настоятельница кладет их в сосуд с вином и размачивает. Потом частицы, отделившиеся от просфоры и размоченные, как антидор, она раздает «верующим». Раздает, натурально, ложечкой.

По любви к «дорогому батюшке», как обычно зовут о. Cepгиевa его почитатели, они благоговейно и далее коленопреклоненно принимают антидор, — принимают, как святыню.

Это-то действие сторонним, малоосведомленным в церковных обычаях наблюдателям порою кажется симуляцией причастия. Так именно сложилась в народе молва, будто «иоанниты» на своих собраниях особым образом причащаются. Молва, действительностью не подтверждающаяся, — молва, опровергаемая и тем, что, во время принятия благословленного хлеба, размоченного в освященном вине, «иоаннитки» очень часто читают и слушают псалом «Благословлю Господа на всякое время»… А этот псалом в православной церкви читают именно во время раздачи антидора, а не тогда, когда верующие причащаются.

Только незнакомством с религиозным настроением «иоаннитов», далее в их культурных слоях, и порабощенностью книжным формулам можно объяснить следующую простонародную молву: будто в «иоаннитстве» по самой природе его должны быть богородицы, архангелы, пророки.

Близкое и непосредственное наблюдение над бытом людей, о коих идет речь, приводит к иным заключениям. Во-первых, в литературе «иоаннитской», выходившей в свет под флагом «Кронштадтского маяка» и рассчитанной на широкую пропаганду своих взглядов, не дается ни малейшего места для допущения мысли о том, что у «иоаннитов» есть своя не церковная иерархия. В этой литературе, напротив, «иоанниты» характеризуют себя «людьми глубоковерующими, свято хранящими догматы православной церкви, неуклонно повинующимися ей во всем»…

При таком настроении, литературные «иоанниты» жестоким оскорблением для себя почитают подозрение их в склонности к хлыстовским верованиям. И само собой понятно, что в книжках «иоаннитов» мы не должны и искать обоснования народной молвы. Эта молва вся покоится на своеобразном понимании народом того, что он видит у «иоаннитов».

А видит он там, действительно, нечто необычное. Каждый скиток «иоанниток» имеет свою «настоятельницу» или «настоятеля». Эти, напр., настоятельницы бывают женщины авторитетнейшие для скитниц. Они как бы воплощают в себе то, к чему рвется душа молодых черничек. Они бывают «книжны», рассудительны в Слове Божием, или мудры в суждении о греховных помыслах, опытны в монашеском подвижничестве. За такие «добродетели», при малейших основаниях к тому, скитницы объявляют своих «матушек» святыми, прозорливицами, носительницами образа богородицы…

В глазах же толпы, особенно в глазах истеричек разных, которые нередко попадаются среди женщин, предавшихся «монашескому скитанию», — благолепные «матушки-скитницы» возводятся прямо в звание богородиц. Это поднимает престиж того или другого скита в народе. Этакая «молва» умножает даяния на «сестричек». И потому, можно допустить, что сами скитницы, случается, не имеют усердия разгонять туман, окутывающий их «настоятельниц» в воображении простонародья…

Если где это бывает, там мы имеем дело не с «сектой иоанниток», а с особой «благочестивой хитростью», рассчитанной на расположение к себе «благочестивых благотворителей». Это своего рода «монашеская стратегия», вычурная в своих обнаружениях. Она прямо не проповедует обмана, но «вся терпит» ради возвеличения обаяния в народе своей «святой обители»…

Конечно, эта стратегия нечистоплотная, даже преступная, но в ней нет ничего специфически-сектантского. Она молчит и «приемлет», когда бы нужно говорить и «отметать».

Мы все это считаем долгом сказать в виду нареканий, которые несутся «из глуши народной» на появляющихся там своих «иоаннитов».

Петербургские же «иоанниты» даже допускать возможности профанации в их среде не хотят. И народный говор о богородицах у них изъясняют так: видите ли, говорят они, мы веруем, что Церковь не для формы лишь дает имена христианам. Мы это так понимаем, что она каждому из нас как бы приставляет своего ангела хранителя. И этот ангел или святой угодник благодатью близок к своему тезоименнику.

Вот так, веруем, и Богоматерь благодатью своею особенно живет с теми девами, которые Христу свою чистоту блюдут.

И потому, если наших матушек люди насмешливо зовут богородицами, мы это без обиды принимаем. Мы благодарно говорим себе: да, наших сестер Св. Дева покрываете своим омофором; благодатно она живет в них… Но почитать ту или другую женщину воплощением евангельской богородицы считаем кощунством.

Подобным образом «иоанниты» объясняют то, почему народ находит у них архангелов, пророков.

Говорю так на основании подлинных наблюдений над жизнью. 1908 года на пасху мне пришлось быть в Ораниенбауме и Кронштадте. Тогда я познакомился с известным лицом в «иоаннитстве» — Михаилом Ивановичем Петровым. Прежде он был купцом, потом бросил торговые «стяжания» и весь отдался на службу о. Иоанну Сергиеву.

Разговор с этим человеком весьма расположил меня к нему. Он обнаружил предо мной глубоко аскетическое настроение, которое проникало совершенное равнодушие к благам этого мира.

Полюбился лично мне Михаил Иванович. Meжду тем, в народе его «архангелом» зовут. И я спросил его:

— За что люди вас «архангелом» прозвали?

Михаил Иванович с горькой улыбкой ответил:

— Ах, не спрашивайте! Больно мне говорить об этом… Михаилом зовут меня. И при дорогом батюшке я состою верным телохранителем. Уезжает батюшка из Кронштадта, я за домом его гляжу, как неусыпный сторож. И весь ремонт по домашности произведу к его приезду домой. И прозвали меня архангелом-телохранителем дорогого батюшки.

Эта исповедь в устах ловкого пройдохи могла бы показаться фальшью, но Михаила Ивановича люди, близко его знающие, не считают пройдохой. Да и впечатления такого он не делает, несмотря на то, что он до крайности мало занят тем, кто и что о нем подумает.

Потому остается заключить, что народная молва в насмешку возвеличила Петрова в звание, о котором он смиренно помышлять боится.

Михаил Иванович — человек начитанный, пользовавшийся в свое время большою близостью к о. Иоанну. Из постоянного общения с достойным кронштадтским пастырем он мог только смирению научиться, а не мечтанию о себе как об архангеле…

То же следует сказать о старце Haзарии. Его народ звал то Ильей пророком, то Енохом. Основанием для народной молвы послужило то, что старец любит особенно покаяние грешникам проповедовать.

Я был «гостем» у старца, наблюдал его и разговаривал с ним.

На первых порах, глядя на о. Назария, я твердил себе: блаженный!..

Вместо того, чтобы говорить с нами, он как-то преувеличенно суетился «о мнозей службе» и отделывался от вопросов наших юродивыми ответами.

Потом мы упросили его сесть, и он удивительно «духовно» рассуждал о христианских подвигах и о жизни во Христе.

Мне очень понравился старец Назарий. И я спросил после Михаила Ивановича:

— За что в народе старца зовут пророком Ильей или Енохом?

— Подите же вы. За что меня прозвали архангелом? Думаю, что в насмешку. Вот так зацепили и Назария. Он частенько грешникам страшным судом грозит, пугает их близостью кончины мира. Вот и Енох за это!.. Но поверьте, — сквозь слезы сказал мне Михаил Иванович, — все это — пустяки, бабьи басни. Скажу вам, как пред Богом: никаких богородиц, никаких архангелов и пророков в нашем братстве нет. Мы — люди грешные, спасающие души свои. Однако спасения ищем только по-православному и под кровом святой Церкви нашей… Батюшка о. Иоанн в той Церкви — наш пастырь и наш ангел хранитель.

Конечно, нельзя заверять, что «иоанниты» во всех углах России выступают пред народом под таким же знаменем. Есть основание думать, что в иных местах именем «иоаннитов» прикрываются самые настоящие хлысты. Они ставят себя в духовную связь с петербургскими почитателями о. Иоанна, но это уже — сплошной шантаж и кощунство.

Злоупотребляют именем о. Иоанна люди, порою, и без целей пропаганды сектантства. Просто — «ради хлеба насущного». Таковы женщины-веночницы, которые кормятся на прибыль, получаемую от продажи венков. Куда ни приходят эти женщины, говорят, что их венки благословил «сам батюшка о. Иоанн». Для подтверждения же своего личного знакомства с ним, порою, и плетут про него всякий вздор. И все «кормления своего ради», чтобы расположить на щедрые подаяния себе христолюбивых благотворителей.

Если бы названный факт мы стали обследовать со всех сторон, оказалось бы, что «веночницы» наполовину говорят правду. Это верно, что на физический труд делания венков «скитниц» благословлял о. Иоанн; но не верно, что предлагаемые покупателям венки тоже лично благословил дорогой батюшка.

О. Иоанн, напуганный появлением в народе его неразумных почитателей, в последнее время заботливо остерегался близкого общения с незнакомыми ему людьми. По адресу разных «кликуш» во славу «дорогого батюшки» он лично мне говорил в Кронштадте:

— Своевольничают. И вздор разносят про меня по России. Я их — обожателей разных — в глаза не видывал. Издалека же всех прошу лишь об одном: будьте покорны Матери-Церкви. Не высокомудрствуйте. Но теперь народ пошел непокорный, своевольный… Что с ним поделаешь?

Это признание батюшки о. Иоанна в свое время на горестные навело меня размышления. С одной стороны, предо мною обрисовался факт чисто религиозного почитания Кронштадтского пастыря. Достаточно посмотреть, как народ ловил случаи прикоснуться хоть к краю одежд батюшки; или как отдельные его представители, удостоившиеся говорить с о. Иоанном, быстро, со слезами радости на глазах спешили излить пред ним свои чувства; стоит, бывало, также понаблюдать, какое возвышающее души влияние производит выход о. Иоанна из алтаря с благословляющей рукой, чтобы без колебания признать факт беспредельной любви народа к «дорогому батюшке».

Но с другой стороны, и это бесспорно, что именем о. Иоанна страшно злоупотребляют во всяких «ожиданиях», — описанных, между прочим, Лесковым, — в иных «скиточках» и «привалах» богомольцев.

Злоупотребляют именем о. Иоанна люди. Но из их злоупотребления по местам, о коих знают судебные следователи, сложились не секта, не религиозное настроение «иоаннитов», а душная атмосфера религиозного шантажа и мошенничества. Пред нами тут вырисовывается уголовное преступление, а не мистическое сектантство.

Грустно, что такого естественного вывода не делают писатели, изучающее «иоаннитство» в народе нашем.

Для них все это движение, поднятое во имя о. Иоанна, представляется с сектантским характером. За секту они принимают то, что носит на себе, несомненно, следы монашеского православия.

Но нам, после личного знакомства с изучаемыми людьми, дело представляется в другом виде. На основании своих наблюдений, мы утверждаем, что, во-первых, «иоаннитства», как новой религиозной секты, с отложившимся от православия особенным вероучением и культом, в народе русском нет; во-вторых, людей, до сих пор сгруппировавшихся под флагом журнала «Кронштадтский маяк», следует считать не сектантами, а особой фракцией «Союза русского народа». Все их мировоззрение «союзническое». Они твердят, как мы видели, о своей беззаветной любви к Церкви православной и в то же время пламенеют ненавистью к наступившим «новым порядкам» в общественной жизни нашей. Они оплакивают наше время «с законом о свободе разнузданного собрания, о свободе… распущенного, зловредного слова и печати, полной гнусной клеветы и насилия над совестью каждого человека, … соблазняющей многих, о свободе стачки и, наконец, о свободе совести, т. е. возможности переходить из православия в какую-либо другую веру и трактующей о свободе в религиях».

По этому одному отрывку из брошюры Пустошкина можно судить уже о социально-политическом настроении «иоаннитов». Они именно — строгие русские монархисты до 17 окт. 1905 г. Они — партия реакционная в политике, свирепые юдофобы. Они отвращение питают к «левым» газетам, браня их «жидовскими» (..). Они терпеть не могут всякого рода сектантов и не довольны предоставленными им свободами…

Нападки же на себя в газетах «иоанниты» объясняют или недомыслием людей, или злобой их. Так толковали они по поводу слуха, разнесшегося в нашем обществе, будто «иоанниты» в припадке бешеного фанатизма крадут еврейских детей.

По поводу этого слуха я беседовал с одним из лидеров их. И он мне сказал:

— Случай укрывания еврейских детей в наших общежитиях был, но он вовсе не похож на похищение невинных младенцев. Пропавшие у евреев дети были не младенцы. Они уже подростки сознательные. Они слышали о нас от своей няньки — «сестры» нашей — о Христе, и, спасаясь от безбожного еврейства, добровольно убежали к христианам.

Тут и весь случай, — говорил мне «иоаннит». — Что нам было — приходящего ко Христу гнать вон? Или спрашивать еврея о позволении его сознательным детям делаться христианами?

Но вы согласитесь, что ни того, ни другого мы допустить не могли. И преступления перед Богом не совершали, укрывая у себя детей еврейских…

Травить же нас стали в газетах безбожных. Нельзя доверяться им. Мы — не изуверы. Мы радеем о славе Христовой Церкви. Духовные власти поддерживать нас должны…

Пусть эти претензии «иоаннита» чрезмерны. Но Церковь не должна толкать от себя в пропасть людей, принадлежности которых к секте пока никто доказать не мог.

С другой стороны, необходимо иметь в виду могучее религиозное воодушевление массы «иоаннитов». Если этому воодушевлению придать больше осмысленности, если его очистить от некоторых суеверных наслоений — в «иоаннитстве» Церковь православная найдет не врага себе, а союзника и пламенного поборника за все наши исторические христианские святыни.

Обсудить статью на форуме

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: