Обеспечить возрождение. Часть 6
28 января 2018 Carina Topolina
Предыдущие части тут.
***
Во время беременности она не подпускала к себе мужа. Он всё терпел, хотя и с трудом. После рождения сына Дуня впала в тяжелейшую депрессию. Его сестры-монашки были плохими помощницами. Теща начала истерику и потащила Дуню в монастырь. Уехала с ними и тетя Валя.
Новорожденный остался дома с молодым отцом.
Уже с этого момента батюшке хотелось убить этого духовного руководителя своей семьи.
Гриша плакал часами, а он ходил с ним на руках и чувствовал себя непоправимо виноватым, униженным собственным ничтожеством и почти полностью уничтоженным.
Он еле выжил тогда. Неимоверные нагрузки и тревога за жену истощили его. К тому же ему пришлось просить помощи на приходе. Ему помогали причетницы, а настоятель без лишних слов дал отпуск и помог деньгами. Однако теперь о случившемся знали все.
Прошёл год. Малыш пошёл, и стало полегче. Он не болел, кроме детских колик его больше ничего не беспокоило, а это большое везение.
И вот, с малышом за руки, они вместе топают по двору. Это казалось чудом и началом нового и прекрасного. Он летел домой, как ангел в рай. И вот малыш уже начинает говорить. Вечерами они гуляли и возились с Гришкой, играли с ним.
Но перед сном в своей комнате, оставшись одни, они только молчали. Ему очень хотелось близости, но Дуня отворачивалась к стене и частенько плакала.
Он понял — надо снимать отдельное жилье, срочно. Дуня наотрез отказывалась от этой идеи. Она просто предложила спать отдельно.
— Ты что, с ума сошла?.. Что это за глупости?
— Отец игумен считает, так лучше…
В ответ отец Георгий вспылил и стал кричать на весь дом, на всех. Эх, какие словечки пошли в ход! И это дало свой результат.
Жена больше не предлагала спать отдельно. Собственно, это и всё, потому что она относилась к нему всё более напряженно. И он часто стал сам уходить спать в другую комнату, чтобы ее не мучить.
Потом Дуня снова забеременела. В этот раз ей было очень тяжело. Изнуряющая рвота и головные боли довели ее до полного истощения. А когда это закончилось, случился выкидыш.
Она опять провалилась во тьму всем существом.
Кошмар повторялся. Но первенец уже подрос. А у батюшки были знакомые врачи повсюду. Дуню лечили бесплатно и усердно, они платили только за лекарства. И, наконец, всё осталось позади.
Потянулись серые дни. Дуня стала часто уезжать с сыном в монастырь. Это пугало отца Георгия. В конце концов, он стал умолять жену прекратить это, Дуня тихо сопротивлялась.
Но сил уже не хватало. И она сдалась, перешла на работу в приход мужа. Она помогала на кухне, в лавке и в библиотеке. Батюшка купил подержанную машину и возил малыша в садик, а жену — в храм и по магазинам в городе.
Дуня стала меньше уставать, и жизнь, казалось, налаживалась. Но за то, что она стала реже ездить в монастырь, ее грызла мать.
Как коршун бросался отец Георгий защищать своё счастье. Ему казалось, он смог. Всё стало заживать, налаживаться. Во-первых, Дуня поправилась, зарумянилась, повеселела. Во-вторых, Гришенька пошел в школу. Время неслось. Они жили душа в душу, а тещу отца Георгия, тетю Валю и сестер монахинь поселили в квартире, которую сняли для них прямо возле монастыря. Отец Георгий уже был настоятелем и мог себе позволить, он даже откладывал деньги.
А вопросы с опасными для жены беременностями он решил так же, как и все «обычные», «недуховные» люди.
Так прошло несколько лет. И вот так, вдруг, очень просто и неожиданно стрелочка счастья сбилась на часах.
***
На приходе у батюшки появилась молодая и очень талантливая регентша. Это была рыжеволосая девушка — высокая, тонкая, невероятно смешливая и остроумная. Прихожане о ней спорили, судачили, но никогда не оставались равнодушными. Руководить хором у неё тоже здорово получалось.
Дуня сильно обижалась — регентша эта строила глазки батюшке. Батюшка ей определенно нравился, потому что кроме него не с кем было даже поговорить, а поговорить она любила. Молодой хохотушке ничего кроме разговоров не было нужно. Но за приходским столом, как только выразительное сопрано регентши рассыпалось бисеринами по всей трапезной, Дуня менялась в лице.
Потом она попросту перестала ходить на трапезы после служб, если видела, что и регентша идёт туда.
Батюшка понял, что дело плохо. И он принял меры: нашёл регентше парнишку, познакомил их, хлопотал, чтоб всё у их получилось. Но жену это не убеждало. Он попросил регентшу уйти. В ответ она начала угрожать, что если он ее «подвинет», она всем скажет, что он до неё домогался, а найденный батюшкой паренек очень оценил эту идею своей невесты и пообещал помочь в распространении информации, ежели что.
Тогда ушел отец Георгий. Он стал ездить на службы в город, служил там вторым священником в небольшом храме. Но дома ничего хорошего не происходило — жена уже снова слушалась могучую пятерку во главе с игуменом. Более того, как-то вечером, спустя всего несколько дней, когда он что-то подкручивал в машине, жена заглянула в гараж.
— Я еду к отцу N. А ты зря старался. Теперь мне всё понятно. Ушел, чтоб следов не оставалось… Но ведь и так всё понятно. Сначала меня от монастыря отваживал, батюшку оскорбил, а теперь хочешь жить в своё удовольствие и меня использовать… Ты для этого, что ли, стал священником? Я буду советоваться только с отцом N.
— А разве не с этого ты начала еще до свадьбы?
— А с чего начал ты? — тихо спросила она.
Тут же стояли небольшие деревянные козлы. Вдруг она подняла их, подошла и швырнула деревяху на капот машины. Отряхнула ладони, убрала со лба волосы, повернулась и молча ушла.
Он понял, что дальше будет только хуже — теперь, когда он не был настоятелем, и дома был тот самый монастырь строгого режима. А он стал тихонько пить в своей комнате.
И так дожил до тех дорожных происшествий и до окончательного разрыва с женой. Происшествие на дороге было только предлогом.
***
Он не хотел вспоминать, что было дальше. Об этом знало всё село.
Не сразу батюшка смирился, много накуролесил.
Теперь у них дома редко кто-то бывал. И батюшке это нравилось, меньше ссор и хлопот. Тетя Валя подружилась с тещей отца Георгия Неонилой. Ещё бы, ведь они как сестры, даже одеваться стали одинаково, под монашек. Любимый сын уже съехал в купленную ему батюшкой квартирку. Происходящее дома сильно угнетало молодого поповича.
Недавно он женился. На девушке, очень похожей на его маму в молодости. Отец Георгий их обожал, он лелеял надежду, что у них всё сложится. Они были такими светлыми, нежными и наивными…
Уезжая из опустевшего дома, отец Георгий целыми днями пропадал на своём приходе. Без дела там не останешься. Вот он почти бегом пересекает двор, а потом спешит в церковь. Иногда его кличут в дом причта. А ещё частенько он подолгу говорит с кем-то из прихожан, сидя на лавочке в главном приделе храма. Если позволяет погода, батюшка беседует с приходящими, прогуливаясь с ними под тенистыми деревьями, растущими вокруг церковного дома.
Однажды, после обеда, свечница баба Паша подвела к нему под благословение крошечную женщину. На вид она была всего лет на пять его младше, но похожа на ребенка. Баба Паша хватала ее за тоненькую ручонку, как куколку.
Батюшка сразу обратил на неё внимание, потому что она явно была не из местных. Этакая миниатюрная городская штучка. Благословляя незнакомку, батюшка просто молча положил руку на жесткие черные волосы, а потом пошёл дальше по дорожке.
Он был весь в своих мыслях и по привычке благословлял всех просивших. Одни объясняли, что да как, другие молчали. Это было обычным делом. Но он услышал, что баба Паша ему вслед кричит:
— Батюшка!.. Ну совсем ничаво не слышит! Тут дом светить хотят! — раздосадовалась свечница. Её голос, глухой и хрипловатый в силу возраста, звучал на пределе.
— Что за шум? – поворачиваясь, улыбнулся он. — А далеко ехать?
— Да нет, здеся, частные дома…
— Это дача моей сестры… вернее, нашей семьи, но… — начала было объяснять хозяйка дома, но батюшка перебил:
— Да это неважно. Когда?
— Когда вам удобно, батюшка, — ответила женщина. Голос у неё был довольно низкий и чуточку осипший. Так бывает у подростков и у хрупких женщин. У грузных — голоса другие. Так батюшке всегда казалось.
«Француженка», — подумал он и кивнул головой в знак согласия.
— Мне только нужно прибрать в алтаре, если подождете…
— Да, конечно, — ответила француженка.
Батюшка поспешил в храм. Он второй день как вышел из запоя. Сил не хватало, но он бодрился и улыбался, часто повторял: «всё хорошо». Как было на самом деле, знали почти все, но это уже стало привычным. Да, были сплетни и злословие за глаза, но в остальном тишь да гладь. И местный владыка прощал ему пьянство, потому что батюшка вовремя выныривал из пике.
Вот и сейчас, закончив уборку в алтаре, он взял требный чемодан и, выйдя, поискал глазами новенькую. Она сидела на лавочке и, примостившись кое- как, рисовала. Забыв, кажется, обо всём на свете. Отец Георгий застыл, как вкопанный.
***
Как всё перевернулось и полыхнуло в его измученной душе от этого простого, но неожиданного поворота. Она держала один карандаш за ухом, другой зажала губами, делала штрихи, прищурив глаза.
«Никогда ее раньше не видел у нас. Москвичка, наверно», — подумал он, пытаясь вернуть свою душу на привычное место.
Художница слегка подняла руку, махнула ему и крикнула негромко:
— Батюшкааа! — она приветливо, хоть и застенчиво, улыбалась. — Пойдёмте, машину я за воротами оставила…
Быстренько подхватив всё разом, она прошла через двор.
Они вышли за ворота. Тут батюшка с изумлением увидел стоящий неподалёку Porsche Cayenne. «Ого, живут же люди!» — приятное тепло разлилось по всему телу. Это произошло мгновенно, как от инъекции.
Да, хорошее транспортное средство гораздо лучше и быстрее алкоголя помогает поднять настроение: тем, кто ценит машины так, как это умеют делать некоторые уже немолодые сельские священники.
— Машина у вас — ух! Адреналин! — сказал он восхищенно.
— Скорее эндорфин, — таинственная незнакомка засмеялась. — Когда муж ее купил — да, был адреналин… и другие гормоны стресса. Ну нельзя, нельзя столько денег тратить на железяку, — она провела рукой по черному блестящему кузову. — А теперь мы с железякой — друзья. И я больше не жалею. Я не представилась — Марина.
— А я отец Георгий, — ответил он, продолжая разглядывать «тачку», по-мальчишески любопытничая и мечтательно воздыхая. Как накануне дня рождения в детстве, в предвкушении подарков.
Когда они сели в машину, Марина стала рассказывать:
— Моя сестра живёт в Штатах уже несколько лет. Я приезжаю на дачу редко. Мамы уже нет в живых. В общем, Алла считает, что надо продавать. Но сначала освятить, вроде как для успешной продажи… — Марина слегка поморщилась. — Я далека от всего этого… уж простите. Ну, ладно, раз попросили — сделаю. Я только сегодня приехала. Еще не давала объявление о продаже.
Отец Георгий слушал невнимательно. Подобные рассказы на требах — не редкость, хотя — чаще без Штатов, но, в общем, ничего особенного. Поэтому батюшка вовсю наслаждался ласковым мурлыканьем двигателя. Ему невыразимо хотелось сесть за руль, попробовать. Эх, блаженство. Красавец Cayenne шёл на пневмоподвеске плавно, как яхта по волнам океана. Словно и не было обычных для этой местности тьмочисленных колдобин.
Они подъехали к давно знакомому дачному коттеджу. Отцу Георгию часто приходилось здесь проезжать, но он думал, что здесь уже всё продано и нет никого. За высоким забором находился довольно большой двор. Раньше, видимо, очень ухоженный — даже теперь он выглядел неплохо. Сливы, яблони, груши. Под ними — вымощенные дорожки и посыпанные галькой тропинки. На солнышке — клумбы, поросшие травой, большой газон перед воротами. Беседка с пластиковой крышей, однако, весьма практичная и уютная на вид. Со всех сторон ее обвивало какое-то южное растение.
— Здорово! — с чувством воскликнул священник. — И никаких тебе дурацких грядок! Я б вот у нас в огороде все грядки в асфальт закатал с удовольствием!
Марина снова весело засмеялась.
— Вот уж точно! Должны же мы хоть что-то иметь с глобализации, в конце- концов! Хотя бы можно себе позволить не корячиться на грядках с огурцами, помидорами и морковкой! Это всё копейки стоит. Проходите, батюшка…
Он поднялся по небольшой лестнице на веранду, откуда можно было видеть сад и машину у ворот. Она вся блестела, фары как будто весело прищуривались, спрашивая с насмешкой: ну что, покататься хочется?
В доме пахло так же, как в машине. И тут батюшка понял, что это духи Марины. «Парфюмерная фабрика», — усмехнулся он про себя.
За освящением Марина наблюдала с вниманием и вежливо выполняла нехитрые просьбы отца Георгия.
Когда он принялся клеить наклейки с крестами на все четыре стороны, она улыбнулась. И снова чуть было не засмеялась, когда он сверху помазал их растительным маслом из граненого стакана. На время освящения он у батюшки превратился в елейницу. Рисовал эти крестики отец Георгий обычной кистью для акварели, потому что он презирал дорогостоящие изделия для церковного обихода из Софрино.
Итак, дело было сделано. Марина, улыбаясь, сунула батюшке хрустящую красноватую купюру, свернутую в трубочку.
— Вот… извините, если что не так, я правда не в курсе…
— Всё хорошо, — ответил отец Георгий и, внезапно смутившись, скорее сунул деньги в глубокий карман подрясника.
Он посмотрел на улицу. Взгляд, как магнит, притягивала машина. Он вздохнул. А вот на её рабочие принадлежности он нарочито старался не смотреть: занявшие огромный стол рисунки, мольберт, россыпь карандашей и прочего, тут же — ноутбук. Он отвернулся. Батюшка давно запретил себе даже думать о столь любимом когда-то занятии.
В тот день Марина отвезла его обратно в церковь. Ему даже не потребовалось снимать потрепанные поручи и епитрахиль золотистой расцветки. Это у него называлось — желтое облачение. Он снял их в алтаре и задумался.
«Она другая, — подумал он. — Интересно. Хорошо всё-таки встретить тут у нас новое лицо».
***
А Марина, вернувшись из церкви, дала объявление и затеяла уборку. Предпродажная подготовка, так сказать.
В этих краях было легко рисовать. Поэтому продавать дачу совсем не хотелось, и уборкой заниматься — тоже. Но Марину раздражало сестрино наследие — кружавчики, цветочки, занавесочки, картиночки, статуэтки, ей это было буквально поперёк горла. И она начала очищать дом от этого хлама, складывая его в кладовку в полиэтиленовых пакетах.
Впрочем, прошло несколько дней, а объявлением насчет продажи никто не интересовался. И Марина ходила недалеко в лес или в поле рисовать.
Лето вступало в свои права. Погода баловала теплом без жары и легким ветерком. Солнце улыбалось с небосвода, а под его куполом пролетали стада облаков-барашков. Было чудесно.
Но в то утро Марина проснулась в слезах.
«Всё-таки поеду сегодня, напишу за него записку», — решила она.
Слабость и разбитое состояние не позволили ей отправиться в церковь пораньше. Она отпивалась часов до 11 кофе, слушала музыку и рисовала прямо за столом. В этот день погиб ее муж…
И она вспомнила о священнике.
«Этот — не ханжа, с ним и поговорить за жизнь можно».
Пока батюшка любовался её автомобилем, она подумала, что было бы здорово нарисовать его в профиль. А когда они прощались, Марина подумала, что, несмотря на улыбки и шутки, лицо это говорит о совсем невеселых вещах.
Отец Георгий оказался на месте, он освящал машину. Она заехала прямо внутрь, потому что день был будний и церковный двор пустовал.
Батюшка бросил в ту сторону быстрый взгляд. Он скоро закончил освящение машины и почти бегом побежал в церковь, чтобы отнести обратно кандию и кропило. Марина наблюдала за ним из машины.
Когда он вышел на улицу снова, она открыла дверь, собираясь выйти, но отец Георгий уже направлялся в ее сторону.
— Добрый день, батюшка, — сказала она, улыбнувшись. И спрыгнула, как девчонка, на землю. Крошечные ножки в балетках и зеленое платье. Вместо креста — цепочка с подвеской-ключиком.
Отец Георгий тем временем поздоровался и спросил в шутку:
— Шо, опять?
— Ага… я тоже люблю этот мультфильм.
— Ты это… заходи, если шо, — продолжил он и тут заметил, что она чуть не плачет.
— Что случилось? — спросил он.
— В этот день погиб мой муж… Восьмая уже годовщина… — сказала Марина и, скрестив руки, обняла сама себя. Он сразу понял, что это давняя-давняя привычка. И очень порадовался, что не стал делать замечания и задавать дурацкие вопросы по поводу крестика.
— Давайте помянем… вместе, если хотите.
— Ладно, — всхлипнула Марина.
Вместе с отцом Георгием они зашли в темный притвор церкви, где Марине наперерез кинулась свечница баба Паша.
— Голову накрой, — рявкнула она. У нее уже был в руках платок из коробки, стоящей тут же, в которой валялось разное тряпье на такие случаи.
— Слушай, успокойся уже, а, — сказал ей с раздражением отец Георгий.
Марина подумала: «Были б все в церкви такие — можно было б ходить… хоть иногда».
Им вслед донеслось глухое ворчание.
— Бесполезно, — сказал отец Георгий Марине. — Хоть бей, хоть убей — она будет своё талдычить. Сколько народу распугала… ух, иногда так врезать хочется кулаком по башке.
«Ты, батюшка, отличный парень. Определенно». Марина улыбнулась сквозь утреннюю грусть и сумрак церкви.
Продолжение следует
Читайте также:
Если вам нравится наша работа — поддержите нас:
Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340
С помощью PayPal
Или с помощью этой формы, вписав любую сумму:
