Ахилла

Продолжение отрывков из книги «Описание сельского духовенства».

***

Награды

Всякий полезный труд требует награды, — аксиома. Но это — аксиома везде, кроме духовенства, или точнее, кроме несчастных иереев в селах и уездных городах; потому что архиереи и их сателлиты всеми силами стараются, чтобы это было аксиомой для них, и проблемой, когда дело касается бедного сельского духовенства. Когда заговорят о награждениях ему, мудрые архипастыри обыкновенно отвечают: «за что ж награждать? Оно обязано трудиться, и ничего особенно-отличного не делает». Да Боже мой! А вы разве не обязаны трудиться? Зачем же вы так алчете повышений на лучшие епархии и орденов? И что же такого, особенно отличного для веры и Церкви православной делаете вы, т.е. большая часть из вас? — Вы служите (не чаще сельских иереев) и больше или меньше усердно исправляете свои дела: не одинаковы ли права на награды, разумеется, различные?

Несчастные иереи! Вам даже отказывают в праве на награды. Писец, подьячий, выгнанные из низших классов училищ за неспособность, пьянство, или буйство, имеют право на чины, на знаки беспорочной службы, на орден Владимира за 35 лет службы — вам одним отказано в этом!

(..) Знает ли, по крайней мере, священник, что после известных лет службы честной и беспорочной он наверное получит какую-нибудь награду, без всяких со своей стороны хлопот? Нет, ничего этого нет у нас. В этом, как и во всем, у нас господствует полный произвол консистории: его же хощет милует, и его же хощет казнит, — и награды иереям обратила в продажу с аукциона (особенно дешево продавались у нас в последнее время набедренники — рубля три-пять, и оттого почти вся молодежь, служившая года по два, по три, увешана ими, тогда как прежде нужно было служить лет 15 и более). А осмелься иерей потребовать заслуженного, так его так отделают за честолюбивое требование, что он и внукам закажет помышлять о чем-либо подобном.

«Но священник — служитель Бога вышнего, к чему же ему награды земные, от людей? Награда его на небе — от Бога». Так. Но священник, прежде чем священник, — человек; и логически ли будет воспрещать ему те желания и стремления человеческие, которые не вредят ни его званию, ни его делу? — Кроме того, он — для целей святых и небесных, — однакоже служит людям; за что же бы он лишился награды от людей? Пустынника, величайшего подвижника, награждать людям не за что, он заботится лишь об одном себе, цель всех его подвигов — личная польза. Священник должен заботиться о спасении сотен людей; и его ли заботы, его ли труды не должны люди поощрять наградами? Притом если уж награды введены, то почему же время получения их не ограничит, не определит законом, и не воспретит аукционную продажу их?

«Сельский иерей не делает ничего отличного». — Да разве уже не отличное дело, если он, скованный самыми тяжелыми нуждами, погруженный в самое отвратительно-вонючее болото жизни, не потеряется и не падет? Разве не подвиг, не величайший подвиг — остаться честным и чистым в чумной атмосфере — причетничества и люда православного?

Подвиг всякого пустынножителя бесконечно легче, чем подвиги, предлежащие священнику. У того два врага — дьявол и плоть, у священника, кроме этих врагов, миллионы других, о которых пустынник знает разве по слуху. Пустынник, после сорокалетних изумительных подвигов, страшно пал, когда на одну только ночь оставили вблизи его девицу, им же исцеленную; так — первое столкновение с лицем из действительного мира погубило старца, отжившего, казалось бы, для волнений и страстей.

В каком же положении должен быть священник, с утра до ночи сталкивающийся со всеми лицами действительного мира? В каком состоянии должен быть его дух, когда на исповеди ему рассказываются такие вещи, от которых холод проникает в кости, волосы на голове поднимаются кверху, кровь останавливается в жилах? И если священник, среди всего этого, сохранит себя чистым, — это не отличное дело?

(..) О, бесконечно было бы лучше, если бы вместо академий, лишь надмевающих вас, заставили бы вас лет хоть по десяти пробыть сельскими священниками! Были бы вы и посмиреннее, и подоступнее, и имели бы настоящее понятие о делах сельских иереев, кажущихся теперь вам ничтожными; да и дело свое разумели бы получше!

«Не делают ничего отличного». А вот этот архимандрит, украшенный двумя орденами, что сделал отличного? Разве то, что изобрел способ проживать десять тысяч в год на всем готовом, совершенно одинокий, и не уделяя деньги бедным и сирым? Разве то, что разорил свой монастырь, на который смотрит как на ферму? Разве то, что служит в неделю раз и ночи посвящает на интимные собеседования с барынями, запершись в своем кабинете?

(..) Один живет сибаритом, для прихотливого вкуса его с трудом угождает лучший повар с изысканнейшими блюдами, с дорогими винами, для нежных его членов никакие подушки не мягки, никакие ковры не эластичны (и кто же это, кто? Сын пономаря, вскормленный на редьке и пустых щах, валявшийся в неисходной грязи), глаза его не могут смотреть ни на что, кроме серебра и бриллиантов, деятельность его ограничивается прочтением N. газеты, или книжкой журнала, а летом разнообразится прогулкой в карете в ближайшую рощу, или отплатой полуночных визитов барыням.

Другой — в самом кровавом поте лица приобретает себе хлеб, довольствуется в средствах жизни тем, что нужно для всякого крестьянина, несмотря на то, что должен удовлетворять бесконечным требованиям своих прихожан, часто весьма прихотливым и неразумным — в бурю, вьюгу, в полночь, при 25 мороза, на кляче, должен ездить в деревни верст за 5-10, нередко после целодневных, самых убийственных трудов.

Как же не награждать первого? Живет отлично! И за что награждать второго? Ничего отличного не делает! «Но чем же и утешить себя монаху, — ответил один архипастырь-знаменитость, когда спросили его, как он позволяет своему викарию ездить на орловских рысаках и пр. — как не хорошим столом, да не орловскими рысаками?» (Монаху!! Такие утешения!!)

Впрочем, такой ответ не удивителен из уст архипастыря, который позволяет своему наместнику еще и не такие утешения. Священник может развлечься семейством, а монах ведь не имеет ни жены, ни детей. Не имеет? Не имеют! А для священника чудное развлечение, что у него нет средств, ни возможности воспитать своих детей как бы ему хотелось; сделать из них людей, а не сельских попов и, от чего спаси Господи всякого, не монахов! Не даром же от такого развлечения так часто льются у него слезы, всей горечи которых не в состоянии понять все доктора богословия.

«Но этот архимандрит был в академии, а священник только окончил семинарский курс». Поистине бесконечная заслуга быть в академии, и даже сделаться магистром! Важное благодеяние для Православия — зубрить четыре года самодельные курсы философии и иных мудростей; делать компиляции, и даже просто переводы, под громким названием рассуждений, и по выходе из академии, успокоиться на лаврах при многих тысячах годового доходу! Чудная заслуга, достойная всех наград! «Был в академии».

(..) «Был в академии» — ну так доказывай словом, делом, писанием (и чего удобнее? Все средства для этого! Не то что у какого-нибудь священника, которому подчас и бумаги купить не на что), что ты действительно вкусил от академической мудрости, и — тогда Господь с тобой, получай ордена, хоть и тысячных бы доходов на это довольно; а то уметь и знать только подписывать: архимандрит и кавалер! (..)

Профессор университета убийственным двадцатипятилетним трудом может обеспечить свою старость; монах лет через 5-10 по выходе из академии (большею частию и магистерство-то дается за поступление в монашество; а уж если и при этом не дано оно, то значит хорош был студент) получает ферму (монастырь) нередко с доходами, каких ни одному доктору и Triusys juris, или иначе чего, не видать в целую жизнь и предается всем наслаждениям жизни без малейшего опасения — подвергнуться за то чему-либо; потому что архиерей монах же в Синоде — монахи же, и всегда вытащат из всякой беды своего единоплеменно-чернокожаго, раз уж он начудесит что-либо такое, чего никакой черной мантией не скроешь… О Русь, Русь, Русь! Только в тебе могут совершаться подобные чудеса!

«Но сельские иереи так дурно ведут себя, что не заслуживают наград». Согласны, если угодно, с этим. Однако же некоторые получают — какие же именно?

Да священники богатых сел или бездетные. В чем же особенные заслуги их перед бедняками и многосемейными? В том, что у них есть лишние деньги!

(..) Не будем повторять, от чего и от кого так много недостойных иереев по селам; введите хоть в наградах-то строгий и безукоризненно честный порядок, и это одно заставит многих беспорядочных иереев обратиться к жизни порядочной. Теперь каждый знает, что будь он предостоин, и в целую жизнь не получит ничего, если не купит; будь предостоин, и наверно, за исправный платеж, преисправно будет получать награды; и первый не рачит о себе, и второй не заботится об исправлении себя.

Награждайте же лишь достойных, без поборов и притязаний, тогда увидите, какая перемена последует в сельских иереях. Если не сознание долга, то хоть честолюбие заставит многих одуматься, и вести себя и действовать, как прилично иерею. Великое дело — поощрение справедливое и разумное! А вы, так безумно щедрые на наказания, не хотите воспользоваться и этим средством, как и никаким, к улучшению сельского духовенства, и после этого жалуетесь, что нет сил исправить его! И вы осмеливаетесь жаловаться, награждая какого-нибудь благочинного, отъявленнейшего негодяя, т.е. поощряя его и ему подобных, на все дурное!! — Боже мой и Господи!

А и случится каким-нибудь чудом, что дадут награду бедному, так она вместо наказания ему. Везде награды присылаются на место жительства награжденному. У нас непременно вызывают его к архиерею — зачем? За тем. Чтобы он расплатился с архиерейскою и консисторскою сволочью. И спаси Господи, если он заплатит мало — получив награду, он вытерпит такую бесстыдную площадную брань. Столько выслушает угроз, что готов бы проклянуть и самую награду. И угрозы — не пустые слова — при первом случае приводятся в исполнение, из-за сущих пустяков он терпит жесточайшее оскорбление и даже наказание, чего никогда не случалось бы, если бы не постигло его несчастье побывать в консистории для получения награды.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: