Ахилла

На зазвеневшем телефоне высветилось — «Отец Лёха». Ну да, так я его и зову про себя. Простота Алексея если и не удивляла меня, перевидавшего самые различные типы людей, то привлекала всегда пристальное внимание, если не озадачивала. Запасшийся к тридцатнику с лишним немалым интеллектуальным багажом и потершийся в городской среде приличное время, Лёха сохранил верность своей стойкой деревенской натуре простого и глубоко наивного парня. Мы вместе учились в семинарии, а потом его рукоположили. Рукоположение не произвело на структуру Лёхиного склада характера ровно никаких изменений, что я воспринял как маленькое чудо. Обычно человек после рукоположения менялся как в сказке — «не по дням, а по часам», и редко когда в лучшую сторону, обрастая повадками деспотичного начальника-самодура и непререкаемого карающего старца. Лёха же не изменился. Никак. Ну, или почти… Появилась в нем ненавязчивым штрихом только какая-то иконописная черточка. Вот и все изменения.

— Александр Борисович, нет у вас желания послужить у нас чтецом пару служб? — спрашивает отец Лёха, приветливо посмеиваясь. Такая уж манера у него всю жизнь, скажет что-то и посмеивается приветливо и немного виновато. И Александром Борисовичем всю жизнь меня называет, как какого-то клубного работника, вроде как из уважения к возрасту и персоне. Поначалу звучало это комично, и пару раз я его одергивал: «Ну, какой я тебе Борисович?!« — потом махнул рукой и привык. Борисович так Борисович… Хоть Иосифовичем зови, главное по-доброму.

— А где это — «у вас послужить?» — спрашиваю в ответ.

— На кладбище. Я тут теперь настоятелем. Приезжайте, у нас тут весело… — добродушно посмеивается отец Лёха.

— Я приеду, отец Лё… отец Алексей.

Загородное кладбище, небольшой, крепко скроенный, кирпичный храм-новострой. Захожу, в храме ещё никого толком нет, благодаря раннему утру, и только слышу негромкое копошение в алтаре. Выходит из алтаря отец Лёха, посмеивается. Я осматриваюсь…

— Хороший храм у вас, отче, уютный.

— Мне самому нравится, — отвечает отец Лёха, — знаешь, кто его построил?

Я отрицательно мотаю головой.

— В начале нулевых один богатый спонсор, — отец Лёха озвучивает какую-то высокопоставленную фамилию местного нувориша, которую я тут же забываю, и прибавляет: — В администрации большое место занимал! Правда… правда, сейчас его посадили. Не знал его?

— Нет. Этого хорошего человека я не знал…

Отец Лёха добродушно посмеивается.

— Скажи, отче, а что это у вас за деятель в самом начале кладбища сидит в машине с надписью «СМОТРИТЕЛЬ КЛАДБИЩА»?

Только войдя во владения кладбищенской территории, я наткнулся на эту автоколесницу с дивной надписью. Позже, днем, я увидел компанию людей у машины, как мне показалось, собиравшихся там трапезовать, чуть ли не прямо на капоте. Компания по типажам сильно напомнила персонажей картины «Дерущиеся крестьяне» средневекового художника Адриана Браувера.

— А, да это смотрящий. И его команда. За порядком следят тут, всё распределяют. Ну, типа помощники администрации кладбищенской. А смотритель на территории как главный. Смотрит, значит, за всем. Где и кого закопать, и т. д. Чтоб порядок был. Слыхал ведь, наверное, про смотрящих? — отец Лёха иронично посмеивается.

— Слыхал, отче.

— Я тут никуда не лезу, Александр Борисович. Моё дело — служить…

Служилось с отцом Лёхой великолепно. Спокойный, прекрасно знающий службу, он вёл её совершенно без искусственных эффектов и жестов, от которых у меня с возрастом выработалась уже стойкая оскомина. Лёха оказался прост как в быту, так и в службе. И, как пишется и говорится в подобных случаях, служба пролетела быстро и незаметно, разве что оставив на душе легкий благодатный след. Уходить не хотелось, и оставшиеся до вечерней службы несколько часов я решил провести там, в храме.

Мы устроились в одном из закутков, где работники трапезничали, и, держа в руках большие кружки с дымящимся чаем, разговаривали.

— Я как сюда пришёл, сразу сказал: у нас должна быть двусторонняя связь. Понимаете? Двусторонняя. Чтобы был приход, чтобы семья была. Дружная, любящая. Община!.. А не начальник и кучка угодливых прислужников, которые страшатся что-то не так сделать. Ты знаешь, меня, как рукоположили, так я понял, что священников боятся!

Отец Лёха смотрит на меня испытующе, знаю я или не знаю. Как не знать, Лёха! И он продолжает:

— …Приходят алтарники из другого храма сослужить, один что-то вовремя не успел, другой, смотрю, ему уже сигналит из другого угла алтаря, суматошно руками машет. Ну, ни дать ни взять семафорная флажковая азбука во время корабельного крушения! Я ему говорю: ты брось это, у нас тут всё спокойно и никто никого убивать за ошибку не будет. Двусторонняя связь! Всё по любви, всё по-человечески…

Отец Лёха задумывается. В этот момент его лицо становится каким-то даже библейским. Большие, по-восточному темные глаза устремляются вдаль. Ироничность сходит с лица.

— А я думал, ты, отче, изменишься после рукоположения. Ну, как почти все меняются обычно! Думал, приду я, а тут новоиспеченный Иоанн Грозный меня ждет, с жезлом и огненным карающим взором, вместо тебя прежнего. А ты всё такой же.

Отец Лёха добродушно улыбается.

— Ты знаешь, Александр Борисович, я сам не понимаю, почему так происходит. Почему у нас всё так происходит! — он резко вскидывает глаза и видно, что эта тема его самого сильно беспокоит: — Вроде вот был человек, нормальный обычный человек. Рукоположили человека и всё… Всё! Стал говно говном. Спокойно до этого общались, по-человечески общались, а потом как стена. Просто стена! И не пробить эту стену. Как замуровали, демоны!.. Ну, правда ведь, так и бывает?.. — будто ища моего подтверждения, спрашивает почти с детской простодушностью отец Лёха.

— Не знаю, отец Алексей… Многие говорят, что у нас всё от высокого священноначалия так идёт. Главный гоняет менее главного. Менее главный гоняет ещё менее главного. И так до самого низу.

— А самый низший кого гонять будет?

— Так кроме себя и своих тараканов некого, получается… А мне кажется, это уж веками так сложилось в народе. И всё давно уже и навечно поделилось на господ и холопов. Вроде как третьего не дано!

— А знаешь, что мне сказал епархиальный духовник? Он говорит: архиерея ни при ком не ругай! Мудро сказал, — отец Лёха опять иронично улыбается.

— Мало ли кто, может, и не со зла, потом передаст! Один одному, другой другому, а тот третьему. А твоя голова полетит… — философски заканчивает мысль священник.

— А вообще, здесь, у нас, на кладбище, хорошо. Тихо, спокойно. Как в деревне!

— Эх, и в деревне, отче, далеко не всегда тихо и хорошо. Ты ведь служил в Ильинском храме с отцом Георгием, когда алтарничал там, помнишь ведь его?

Алексей утвердительно кивает.

— Вот кто в деревне-то понатерпелся. Рассказывал он мне, как его там местные ненавидели, гнали, изживали, а один раз даже избили. Потом и вовсе дом пожгли. Так что не всегда в деревне бывает тихо…

Ненависть к православному священнику, судя по горемычному рассказу отца Георгия, в том, Богом забытом месте, и впрямь была совершенно осатанелая. Я вспоминал его рассказ, и злобные ошалевшие язычники рисовались у меня перед глазами, почти материализуясь из воздуха. Когда отца Георгия перевели служить в город, он годами не переставал благодарить Бога, промысел и архиерея.

— Да, пришлось там ему… А ты знаешь, что он ещё в соседней епархии немного успел послужить? Ну, где владыка-то из нетрадиционно сексуальных?

Про «подвиги» правящего владыки из соседней епархии в клире не знал, кажется, только слепой и глухой. Маленький толстячок, библиотечно-профессорского вида, в очках с пуленепробиваемыми диоптриями, казалось, наводил у себя во владениях почти мистический страх и ужас на подчиненных. Про то, что он махровый гомосексуалист, практически не скрывавший себя, в клире знали все. Священство бежало из епархии, как с пожара. Бежал и отец Георгий.

— Я, говорит отец Георгий, уж староват для подобных развлечений. Вот подойдет ко мне владыка и строго прикажет: а ну, поворотись-ка, батьку! А я и убежать-то толком не смогу, ноги у меня больные… — отец Лёха добродушно и иронично смеётся, сочувственно рассказывая про мытарства нашего общего доброго знакомого.

Вечером, в ожидании отца Алексея, я бродил по территории кладбища, среди уютных ухоженных могил. Наслаждаясь августовским заходящим солнцем, я, по обыкновению, читал надписи на памятниках и вглядывался в фотографии лиц усопших. Людей, доживших хотя бы до 60-ти лет, было катастрофически мало, и смотрелись они на общем кладбищенском фоне уже долгожителями. Обилие же могил ушедших из нашей скорбной земной юдоли в довольно молодом возрасте впечатляло. Задумавшись о предательской скоротечности земной жизни, я погрузился в свои думы, и, наконец, оторвавшись от них и подняв голову, увидел, что стою у могилы человека по имени Соломон Борисович Сахар. «Знал я немало умерших от сахара, но вот могилу Сахара встречаю впервые…» — что-то такое подумал я тогда, вперившись взглядом на могильный памятник Соломона Борисовича. Это был внушительных размеров прямоугольник из камня, удивительно похожий на кусок громадного колотого сахара, только потерявшего свою белизну и, благодаря смерти, ставшего траурно-серым.

Из храма уже выходил отец Лёха, а рядом с ним мелко семенила пожилая женщина, что-то сбивчиво объясняя ему и широко улыбаясь. За это коротенькое, но насыщенное время я увидел, что Алексея в храме любят. Любят по-настоящему, без угоднической надсадности, и как-то по-родственному. «Неужели так нельзя в других местах? Ну, неужели нельзя?! И почему так происходит?» — безответно размышлял я про себя, наблюдая за отцом Лёхой и той женщиной.

— Никак не могут привыкнуть к двусторонней связи, — посмеиваясь, сказал Лёха, подойдя ко мне. — Ну, Александр Борисович, заглядывайте теперь к нам на кладбище почаще! У нас тут весело…

Мы сели в рейсовый автобус, который молнией помчал нас в сторону города. Города, ревущего десятками тысяч моторов, сияющего сотнями тысяч огней и сверкающего всеми оттенками блеска цивилизации. Места, где, кроме родных, меня никто не ждал.

Имена персонажей изменены.

Иллюстрация: картина Адриана Браувера «Дерущиеся крестьяне»

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: