Ахилла

Татьяна Львовна, фамилия значения в нашем рассказе не имеет, как, впрочем, и имя с отчеством, поскольку история эта весьма секретная, рассказанная мне под клятвой вечного молчания человеком, лично принимавшем участие во всех последующих событиях.

Человек этот женщина 40 лет, вполне адекватная, с высшим филологическим образованием. До недавнего времени Татьяна активно интересовалась христианством и даже посещала по воскресеньям и праздникам небольшой храм в своём селе, где её хорошо знали и уважали.

После произошедших с ней событий, о которых она мне поведала, храм она посещать перестала, но во взгляде её появилась какая-то светлая грусть, и на все попытки завести с ней разговор о религии, она отвечала односложно и нехотя, уходя от прямого ответа и меняя тему разговора.

Мне она открылась совершенно случайно, как лечащему врачу её застарелой болезни, о которой я говорить не могу по совершенно понятной этической причине. Болезнь уже давно перешла в хроническую стадию, и нам с трудом удавалось держать её в более-менее терпимом состоянии. Я сделал ей очередное назначение, но во время осмотра не увидел на ней нательного крестика, который всегда до этого присутствовал. Осторожно поинтересовался причиной отсутствия украшения, поскольку был осведомлён о её церковных делах. Татьяна посмотрела на меня внимательно и, помолчав немного, сказала:

— Я не знаю, доктор, можно ли это рассказывать. Особенно врачу. Боюсь, не так поймёте.

— Отчего же. Я каких только историй не слышал за многолетнюю практику. Меня сложно чем-то удивить. Боитесь, не сочту ли вас умалишенной? Это, случайно, не криминал?

— Нет, что вы, не криминал. Хотя, кто знает?

— Вы физически не пострадали? Или материально?

— Нет-нет, всё нормально. Даже, пожалуй, лучше чувствовать себя стала. Вот вы говорите, что анализы изменились.

— Да, это правда, потому мы и дозу лекарства уменьшили почти в три раза. Случай для меня очень даже неожиданный. Я, пожалуй, впервые вижу не просто временную ремиссию, а почти полное выздоровление от этой болезни, поскольку причины её генетические.

— Тогда я пожалуй вам расскажу, больше ведь некому, а носить этот груз в себе очень тяжело. У вас время есть?

— Вы последний на сегодня пациент. Поликлиника закроется только через два часа. Мне спешить некуда, один живу.

Отпустив медсестру, я закрыл дверь на ключ изнутри, заварил растворимый кофе мерзкого качества, подарок одной моей престарелой пациентки, и приготовился слушать рассказ, разлив кофе по кружкам и положив на стол начатую коробку конфет и зефир в шоколаде.

Далее повествование будет идти от имени Татьяны, как я его запомнил, очень жалею теперь, что не записал его на диктофон.

«Вы знаете, я тоже живу одиноко. Я не молода уже, личная жизнь не сложилась по разным причинам, но это не главное. Подруги все отпали сами собой, повыходив замуж. Меня в свою жизнь не пускали, боясь потерять мужей. Я это понимаю и не осуждаю их. Женихов у меня всегда было много, вот и закопалась, как говорят в народе, в конце концов. Обожглась пару раз по молодости, стала осмотрительней. Быть красивой, скажу я вам, не так радостно, как видится со стороны.

С возрастом вместо гулянок стала книжки читать, духовную литературу исследовать. Не зря же я филологический окончила, читать всегда любила. Читала всё, откровенно оккультные, Библию, Коран тогда уже появился в продаже. Сторожевую Башню сразу в помойку выбросила, с детства не люблю книжек с картинками.

В конце концов пришла в храм, прочитала всё, что нужно на эту тему. Стала по воскресеньям ходить, постою, уйду, коли не понимаю чего. Так влилась, стала причащаться, пробовала петь, но голос слабый. Помогала чем могла храму, общинка небольшая, все друг друга знали.

И вот, как-то раз, на пасху было служение, всенощная, людей пришло много, почти все незнакомые. Наш храм и так небольшой, с трудом вместил всех. Я люблю разглядывать людей и пытаться угадать род занятий, обеспеченность, семейное положение. В основном в этот раз были женщины за пятьдесят и выше, человек пять мужчин среднего возраста и один выглядящий как подросток, невысокий, лет восемнадцати, с жиденькой первой бородкой.

Служба кончилась, народ на улицу повалил, на свежий воздух. Рядом с крылечком группа образовалась, по разговору — в поездку записывают желающих на паломничество во святой город Иерусалим в июне.

Православного вида женщина, в накинутой на голову голубой шали, раздавала брошюрки всем желающим. Я подошла, узнала номер телефона, куда надо позвонить, чтобы выяснить все подробности. Обмолвилась, что, дескать, наверное, это здорово, вот только дорого и жарко будет в июне там.

Многие со мной соглашались насчёт дороговизны с нашими-то зарплатами, а я возьми да скажи: «Вот если бы попасть в Иерусалим времён Иисуса Христа за такие деньги, тогда другое дело». Все весело посмеялись, и на этом всё закончилось в тот день.

На следующий день, в понедельник, раздался звонок в дверь. На пороге стояла красивая женщина поразительно яркой внешности. Я такого правильного лица давно не встречала. Все пропорции просто идеальны. Между тем никакого макияжа я на ней не заметила. Скорее всего его вовсе не было. Кожа лица была ровной, гладкой и слегка загорелой. Как будто человек приехал откуда-то с юга. Нечто ощутимо восточное было в её лице. Карие миндалевидные глаза, узкий прямой носик и средней полноты губы на слегка вытянутом, в меру скуластом лице.

— Здравствуйте, Татьяна, разрешите войти. Нам надо поговорить.

— Вы кто, простите? По какому делу?

— Я по поводу паломничества в Израиль.

— Но я вас не знаю, и ехать никуда не собираюсь. У меня отпуск в сентябре.

— Простите, можно я войду, неудобно вот так, на пороге.

Я пропустила гостью и закрыла входную дверь, надеясь на скорый её уход.

Гостья вошла, осмотрелась и прямо в обуви пошла в комнату и села в единственное кресло напротив телевизора.

— Нам надо поговорить. Прежде всего, конечно, вам. Зовите меня Эстер, я по вопросам паломничества к вам.

Я взяла стул и села напротив.

— Ничего не понимаю. Я взяла то, что вчера у храма раздавали, но ещё никуда не звонила и, признаться, уже не собиралась.

— И не надо никуда звонить. Вы помните своё вчерашнее желание?

— Какое желание? Ничего не помню.

— Ну как же. Вы выразили желание посетить Иерусалим времён Иисуса Христа.

— А, ну так это же шутка была. Я же не сумасшедшая, чтобы говорить об этом всерьёз. И потом, кто вам это сказал? Вас там не было.

— Между тем я там была и хочу обратить ваше внимание на то, — сказала Эстер, — что никто кроме вас такого желания не выражал. Его даже в мыслях ни у кого не было.

— Разве вы умеете читать мысли?

— Умею, но замечу вам, что никакой радости мне это не доставляет.

— Вы кто, экстрасенс?

— Экстрасенсы все поголовно обманщики, а я гид, организую паломничества в Израиль по разным маршрутам, но специализируюсь по Иерусалиму. В связи с этим я хочу вас спросить ещё раз: вы действительно хотели бы попасть в Иерусалим времён Иисуса Христа?

— Вы меня разыгрываете? Только не пойму, зачем вам это, для рекламы? Дескать, вот какой популярностью пользуются наши туры, что людям недостаточно нынешнего вечного города и они горят желанием побывать в нём в любое историческое время. И моя фотография в центре, как первой сошедшей с ума от такого умопомрачительного путешествия.

Эстер улыбнулась и ненадолго задумалась.

— Что же, покупаю у вас идею, но тут всё не совсем так, я бы даже сказала — совсем не так. Скажите, вы христианка?

— Я православная, христианка, разумеется.

— Скажите, вы верите в то, что написано в Евангелии?

— Я об этом не думала, но в общем, конечно, верю.

— Вы верите в чудеса, там описанные?

— Верю, но это когда было? Очень давно, сейчас тоже, наверное, случаются, я, честно говоря, не сталкивалась с этим.

— Раз вы верите евангелию, то должны верить во всё, а особенно в слова Иисуса, что он воскрес и жив, и сила Его никуда не делась. Вы верите в это?

— Верю, конечно, хочу верить. Но мне отчего-то холодно стало, можно я оденусь?

— Ничего удивительного, оденьтесь, конечно. А холод всегда приходит туда, где исповедуют Христа Господом. Это враг приближается, но вы не бойтесь, только веруйте.

Меня бил озноб, я укуталась в шаль и постепенно согрелась. Эстер отчего-то вызывала у меня доверие, несмотря на её более чем странное поведение. Я не теряла сознания, голова работала чётко, и мысли бегали в ней толпами, одна невероятнее другой. Наконец я сказала:

— Кто вы? Зачем же всё-таки вы пришли? Что я должна сделать и зачем это мне нужно?

— Успокойтесь, я всё объясню. Я вам предлагаю то, что предлагаю далеко не всем. Более того, скажу, что вы всего лишь шестой человек, которому я делаю это предложение, между тем как тысячи едут в Иерусалим, где им делать по справедливости нечего, кроме как накупить кучу безделушек и посниматься на фоне памятников. Это обычные туристы, которых бесы гонят из дому, неутверждённые в истине, слепые, тщетно надеющиеся на особое прозрение в паломничестве.

Я вам предлагаю не понарошку, не во сне, не под наркозом посетить лично Иерусалим времён царя Ирода. Вы сможете увидеть апостолов, Христа, фарисеев и саддукеев, и народ иудейский такими, какими они были на самом деле, а не как представлены в ваших иллюстрированных изданиях.

— И как это будет происходить? Это какой-то костюмированный праздник с переодетыми артистами?

— Я спрашивала вас о вере в чудеса не просто так. Если вы верите в них, то для вас это будет много проще. Вам придётся поехать в паломничество с группой. Я назову вам место и время в старом городе, где вы должны быть непременно для перехода во времени. Если вы там не будете, испугаетесь или передумаете, то вернётесь с группой домой. Если не передумаете, то всё равно вернётесь, но побывав в древнем Иерусалиме. Вот и всё. Из пяти предшественников ваших никто не передумал, не передумаете и вы.

— Откуда вы знаете?

— Откуда я знала, что именно вы захотите такого опыта? И пришла именно туда и в то время?

— Не знаю.

— Не загружайте мозг бессмысленной работой, как и прочие считающие себя свободными в этом мире. Свобода человека — это фикция. Человек свободен не более чем муха в самолёте. По салону летать может, но маршрут не выбирает. Ну вот, на этом пока всё, позвольте откланяться, жду вашего звонка.

Эстер легко встала, положила на стол визитку и направилась к двери. Протянула для пожатия руку. Рука показалась мне теплее обычного, но довольно жёсткой для женщины. Дверь захлопнулась, я выглянула в окно, но из подъезда никто не вышел.

Я осталась стоять и думать о том, что произошло. Почему я? Зачем? Там обо мне всё знают? Вдруг это сон? Новое чувство шевельнулось во мне и с тех пор стало расти и жить своею собственной жизнью. Я, конечно, верила в Бога и раньше, но верила скорее умом, чем сердцем.

Встреча с Эстер изменила меня радикально. На следующий же день я позвонила в агентство и записалась в паломническую группу на июнь. За оставшийся до поездки месяц я ещё раз перечитала всю Библию и особенно Новый Завет. За неделю до вылета позвонила Эстер, и мы условились о встрече. В этот раз я приняла её как родную, приготовив много разной снеди, к которой она почти не притронулась.

— Давайте наконец перейдём к самому главному, — сказала она. — Когда прилетите в Тель-Авив, ведите себя как обычно вам свойственно. Не показывайте, что вам надо на что-то решиться. Служба охраны быстро вычисляет задумчивых и сосредоточенных. Старайтесь ничем не выделяться, делайте селфи на фоне чего угодно и тупо смотрите по сторонам. Вас поселят в гостиницу и повезут на экскурсию. Тут помните очень точно, что вы должны будете сделать.

Вас поведут на смотровую площадку сторожевой башни Города Давида. Вы будете проходить узкой улочкой по одному через каменные ворота, вот фотография. Внутри ворот справа и слева надо коснуться одновременно двух камней. Вот они помечены крестиком. Я буду рядом. Ты должна идти последней в группе, чтобы твоего исчезновения никто не заметил.

— Ты поедешь с нашей группой?

— Я буду уже там, но ты меня не увидишь. Меня можно видеть только по моему желанию.

— Я догадываюсь, кто ты.

— Я знаю, только не пугайся, прошу тебя, продолжим. Касаешься камней, и дальше будет немного странные ощущения, но ты не бойся. Секунд пять и всё. Будешь стоять на том же месте в тех же воротах, но две тысячи лет назад. Это одно из немногих мест, сохранившихся с того времени. Потом не стой, проходи и двигайся, как все остальные. Вот, изучи карту древнего города. Он совсем небольшой, быстро запомнишь. Ходи, смотри, слушай, улыбайся. Языка ты не поймёшь. Не пытайся вмешиваться в их жизнь. Если тебя о чём спросят, отвечай на любом языке, это значения не имеет. В Иерусалиме никто тебя не поймёт и не удивится этому, там множество паломников в любое время. Чтобы вернуться — опять приди к воротам, встань спиной к солнцу и коснись этих же камней одновременно. Постарайся, чтобы никого рядом с тобой в этот момент не было. Незачем создавать дополнительный ажиотаж в городе, и без того в избытке пропитанном мистикой и чудесами. Сколько бы ты ни находилась в прошлом, на нашем времени это не отразится. Тебя не будет примерно пару секунд. Никто ничего не заметит. Что бы с тобой ни случилось, ты всё равно вернёшься. Только смерть может оставить тебя там. Это надо помнить совершенно ясно. Это тот риск, который надо осознавать, возможность его минимальна, но не равна нулю.

— Меня там могут убить?

— Тебя и здесь могут убить быстрее, чем ты даже можешь себе представить.

— Это верно, но всё равно как-то боязно.

— Милая, не смерти бояться надо, не смерти.

С этими словами Эстер и покинула мой дом в тот день.

Всё остальное прошло для меня как в тумане до посадки самолёта в Тель-Авиве.

На выходе из аэропорта Бен-Гурион нашу группу встретил гид, и мы в прохладе кондиционированного воздуха автобуса поехали в Иерусалим.

Нас поселили в гостинице Ритц, и конец дня мы провели, гуляя вокруг отеля.

На следующий день была назначена та самая экскурсия, сначала в Вифлеем, а затем Яффа, Башня Давида, куда я с большим трудом уговорила себя поехать. Я почти не спала ночь и чувствовала себя очень неважно.

Моя болезнь получила обострение, очевидно, со сменой климата, и морально я была сильно подавлена. Сказать честно, я боялась. Причём так сильно я не боялась никогда в жизни. Это был какой-то особенный страх, почти страх смерти и обречённости. Сидя в автобусе я даже стала прощаться с этим миром, глядя на безлюдные, выжженные солнцем пустынные окрестности.

Что-то страшное приближалось неумолимо ко мне, и мне стоило всей моей выдержки не запаниковать в открытую. Я не знаю, чем бы всё это в таком случае закончилось, но после обеда, когда мы снова прибыли в Иерусалим и нам оставалось только посещение башни Давида, мною стало овладевать спокойствие. Такое спокойствие, которого я не знала до этого никогда. Это не было спокойствие от того, что всё хорошо и все дела сделаны, все отношения улажены и счета оплачены. Это было иррациональное спокойствие, просто и непонятно откуда взявшееся. Мы шли по узким улицам, как и сотни других туристов. Мимо домов, базаров, различных заведений, постепенно погружаясь в более древние постройки и ещё более узкие улочки. Эти ворота я узнала сразу. Прижавшись к стене, я пропустила всех идущих за мной, вошла в арку и приложила руки так, как и показывала мне Эстер.

Буквально мгновение было очень темно и тихо, я даже не успела испугаться, как меня обступила прохлада, шум многоголосья и густой непривычный запах. Пахло невероятной смесью приготовляемой еды, животными, пряностями и ещё чем-то, совершенно мне незнакомым.

Я стояла, прижавшись к стене и опустив голову так, что могла видеть только ноги проходящих мимо меня людей. В основном все были в кожаных или деревянных сандалиях, но были и босые ноги, в основном детские. Одежды так же являли собой невероятное разнообразие. От ободранных рубах до колена, до весьма дорогих тканевых покрывал с причудливым узором. Негромкий шум голосов на совершенно непонятных для меня языках иногда перекрывался громкими выкриками торговцев и зазывал, что потом и подтвердилось.

Медленно подняв голову и убедившись в том, что на меня никто не обращает внимания, я осмелела, но не знала в какую сторону мне пойти, поскольку город изменился до полной неузнаваемости. Всё же я решила пойти туда, куда идёт основная масса населения. Мои штиблеты выглядели пожалуй победнее многих, но чистотой улицы не отличались и мне приходилось не раз перешагивать или вовсе обходить лежавшие повсюду предметы.

Это были корзины, колёса от телег, мотки толстой верёвки и ещё много чего для меня непонятного. Поток людей шёл в обоих направлениях по всем улочкам, которых были порой так узки, что двое едва расходились между собой, если к стене был привязан ослик. Но вот я вышла на более широкую улицу. Она шла ступенями вверх и была шириной метров пять.

По ней навстречу мне, сверху вниз двигалась большая группа людей, в основном мужчин. Когда они проходили мимо меня, я заметила, что и женщины идут в этой группе, но немного позади. Недолго думая, и я пристроилась к этой группе в надежде на то, что так буду менее заметна для остальных. Идущие впереди мужчины иногда останавливались, останавливалась и вся группа. Они о чём-то громко спорили, а потом снова шли вниз.

Ничего не понимая в языке, который использовали спорщики, я всё же уловила из уст женщин нечто похожее на Ешу, или Иешуа. Ещё узнала одно знакомое слово Нацарет. Я не верила себе.

Разве это может быть? Вот так раз, и увидеть Иисуса. Однако шествие снова остановилось и почему-то притихло. Я, совершенно не понимая, что делаю, стала пробираться в первые ряды. Но мужчины стояли плотно и неодобрительно на меня поглядывали, если я сильно задевала их.

Пришлось протискиваться вдоль стенки улицы, к этому времени полностью заполненной людьми.

В центре, теперь уже толпы, стоял на коленях мужчина в красном плаще и непокрытой головой, а другой мужчина в простой, светло-серой, но приличного вида одежде, положив стоящему на коленях руку на голову, что-то говорил. Тот отвечал односложно, и по щекам его ручьём текли слёзы. Покрытая накидкой голова второго не давала возможности разглядеть его лицо. Всё это продолжалось минуты две, не больше, и толпа снова двинулась вперёд. Теперь я уже шла почти первая. По дороге к нам присоединялись и другие люди, они постоянно толкались и отпихивали друг друга, все хотели быть поближе к тому, кто шёл в центре.

Не знаю, что я думала в тот момент, какие мысли меня посещали, но во мне невероятно сильно созрела решимость коснуться того человека в центре. Я, конечно, помнила все рассказы о чудесах Иисуса в евангелии, но не была полностью уверена, что это именно он, слишком не похож он был на того, кто изображён на иконах. Лица полностью я не разглядела, но то, что отличия в росте и цвете бороды от остальных мужчин не было, я уверена. Однако моя решимость диктовалась не любопытством вовсе, а огромным желанием получить исцеление вконец измучившей меня болезни.

Дождавшись момента, когда улица почти под прямым углом поворачивала направо, я, заметив некоторый разрыв в толпе, бросилась туда и, ухватившись за край его одежды, засеменила ногами, споткнулась и упала под ноги идущих следом. По мне прошло человек пять, некоторые тоже упали, и чуть не образовалась куча мала. Тут все остановились, и ко мне подошёл он. Я сидела на камнях среди улицы, а он смотрел на меня. Я ясно видела его лицо, но никогда не смогла бы описать его. Знаю одно: оно очень красиво. Он стоял надо мной, потом нагнулся, посмотрел в глаза, улыбнулся и повёл по моей щеке пальцами, так легко и нежно. Всё это без единого звука. Потом выпрямился, вздохнул глубоко, и толпа двинулась дальше, оставив меня сидящей на тёплых камнях узкой улицы древнего города Иерусалима.

Не берусь сказать, сколько я там просидела. Прислонившись к стене, без мыслей, без чувств, я наблюдала жизнь города отрешённо и спокойно. Я не имела желаний и ничего более не хотела, как сидеть здесь вечно и видеть этих людей, их повозки, осликов и овечек, которых гнали по улицам пастухи мимо меня. Но постепенно разум овладел мной, и я побрела назад, пытаясь найти обратную дорогу. Как ни странно, мне это удалось легко, как раз благодаря тем зазывалам с базара, которых было слышно ещё издалека. Вот, подумала я, рекламная компания в начальном её виде. Войдя в ворота, я коснулась кирпичей, и в одно мгновение жара снова овладела городом. В конце улицы виднелись члены нашей группы, к которым я и поспешила присоединиться.

Иных чудес со мной в жизни не случалось, и Эстер я больше никогда не видела».

Татьяна закончила говорить и вопросительно смотрела на меня. Я не мог сразу ответить ей по причине того, что не определился ещё, что кроется за этим рассказом. Была ли это чья-то мистификация, галлюцинация, как симптом заболевания, которое лечит другой доктор, или чудо в самом деле? Размышляя таким образом, я молча ещё раз вскипятил чайник, разлил по кружкам кофе и, как только снова сел в кресло, ясно увидел стоящую за спиной Татьяны Эстер, в точности такой, как полчаса назад её и описала Татьяна.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: