Ахилла

От автора текстов «Мой „святой“ муж (священник-абьюзер)», «„Насилие любит тишину“ — значит надо ее нарушить» и «Но я же была не в секте?..»

После того, как я рассказала о «том самом духовнике» и его деструктивных методиках «окормления» паствы, в комментариях не раз задавались вопросы из серии «Зачем столько лет терпели? Неужели нельзя было уйти после первых звоночков? Я бы ушел, не задумываясь! Никто не смог бы надо мной так издеваться!». Многие из них были произнесены искренне, а некоторые прозвучали риторически от людей, надевших в очередной раз свое любимое «белое пальто». Они были очень похожи на вопросы, которые часто слышат жертвы домашнего насилия от людей, не компетентных в этом вопросе. Потому что уйти от партнера-абьюзера не так-то просто по ряду совершенно объективных причин, о которых давно и открыто говорят. Намеренно использую именно это слово, а не русское «насильник», потому оно точнее характеризует весь процесс, в котором есть не только насилие, а еще ряд других важных «несущих» конструкций.

Текст автора читает Ксения Волянская:

И мне захотелось свести воедино те механизмы «удержания чад» и причины «их долготерпения», которые я наблюдала на нашем приходе. Это большая и интересная тема, ее важно и нужно обсуждать. Важно и для тех, кто остался «снаружи» и сейчас искренне недоумевает. И для тех, кто «внутри», но еще не ощущает себя «связанным по рукам и ногам». И особенно для тех, кто «увяз с головой» и уже не представляет другой жизни без «вот этого всего». А еще тем, кто уже прошел «войну» и сейчас остался на руинах своей личности наедине с тягостными воспоминаниями, которые хочется забыть, но для этого их нужно осмыслить.

Мы будем говорить не об уходе из Церкви — Святой, Соборной и Апостольской. А о выходе из деструктивных отношений с духовником, что чаще всего, к сожалению, равно смене «местной православной религиозной организации», то бишь прихода.

Тех, у кого сейчас сердце клокочет от негодования — «ну сколько можно писать о своей жизни — это никому не интересно и отвернет от веры миллионы», — попрошу успокоиться и просто не читать, ведь это дело добровольное.

От веры я, кстати, не отошла, как бы это ни хотелось моим злопыхателям. И убеждена, что христианская мораль, транслируемая через церковь, могла бы сделать жизнь общества лучше и чище, подобно соли, о которой говорится в Евангелии. Беда в том, что вместо нее мы получаем «сор», который ни в коем случае потом нельзя выносить из «барской избы», ибо тогда ты непременно предатель ни кого-нибудь, а самого Христа, и богоборец с большой буквы «Б». Идет постоянная — то тонкая, то грубая — подмена понятий, поэтому давайте начнем разбираться в этом винегрете вместе.

Люди, пришедшие в церковь и ставшие «постоянными прихожанами», представляют собой очень неоднородную группу: кого в ней только нет. И откровенные фанатики, потерявшие способность критически мыслить еще задолго до своего воцерковления. И увлекающиеся личности, которые привыкли «влюбляться в образ», облаченный на сей раз в золото и камилавку. И пациенты психиатрических клиник с конкретным диагнозом вне фазы обострения. И всякого рода абьюзеры и нарциссы, всегда и везде ищущие, чем бы поживиться. И «крупные личности», чей статус непременно обязывает их «бывать на службах». Но основную часть составляют вполне себе «сохранные» изначально люди, простые и честные граждане своей страны. Они могут отличаться друг от друга очень многим: социальным статусом, материальным положением, политическими взглядами, уровнем образования, ролью в семейной системе, национальностью, полом, возрастом и другими характеристиками. Но их объединяет одно: искренняя вера, которая в какой-то момент их жизни начинает гореть в лампаде перед образом Спасителя на иконостасе «того самого прихода».

Почему же эти адекватные люди не уходят от «явно ненормального» настоятеля, который ведет себя «не по-божески», откровенно непорядочно и даже грубо? Потому что далеко не всегда эта самая «ненормальность» демонстрируется сразу. И те, кому повезет ее увидеть, обычно как раз не то чтобы уходят, а пулей вылетают оттуда без оглядки. Но чаще происходит по-другому.

Приходя в церковь по разным причинам, люди обычно находятся в поиске развития своих отношений с Богом, которые на момент их «попадания» в храм уже есть на разных этапах формирования. Возможно, в их жизни происходят какие-то тяжелые события, и люди находятся в «растрепанном» состоянии. Их головы полны множеством неразрешенных вопросов, которые они очень хотят задать «специалисту». И вот такой «ищущий» человек встречает «доброго батюшку», который участливо и неравнодушно начинает «помогать» ему разбираться с его «духовными завалами».

Это не плохо само по себе. Но важно понимать, что в этот момент человек находится в очень уязвимом положении, и если за доброй улыбкой окажется искусный манипулятор, то мышеловка начнет медленно закрываться, ведь все «свои зубы» он никогда не покажет на «первом свидании». Даже если изначально он будет вести себя авторитарно, как было в моем случае, то после кратковременного всплеска эмоций быстро «сдуется», станет «милым» и «объяснит» свое поведение ошалевшим зрителям «болью и любовью» к современному человеку. Это называется «эмоциональными качелями» и является характерным приемом манипуляторов всех мастей. Он может стать очень участливым, даже оказать реальную помощь в решении каких-то насущных житейских проблем. И человек, «околевший» от холода и равнодушия «бездуховного мира», начинает чувствовать, как по его согретой душе разливается сладкая дремота наконец-то наступившей «безопасности и заботы». Некое базовое чувство, в котором нуждается каждый человек — в детстве чаще, во взрослом возрасте реже, обычно в периоды трудностей и потрясений.

Важно отметить, что в момент «завязывания отношений» с таким священником происходит некая фиксация по типу импринтинга, когда «вера в Бога» прочно и неразрывно привязывается к отношениям с конкретным духовником. И впоследствии такие люди, пытаясь принять «то самое» решение, никак не могут отделить «зерна от плевел». Это является прямым результатом искусных манипуляций, которые человек еще не способен отследить, но к которым очень уязвим на этом этапе. Вообще «бомбардировка любовью» как средство завлечения в общину и средство удержания в ней широко применяется всеми сектантами, и «младостарческая», или «сектоподобная» община здесь не исключение.

После «вербовки» начинается период «розовых очков», когда человек «пропускает мимо ушей» первые «звоночки» будущей небезопасности. Все, даже самые вопиющие действия батюшки рационализируются под идею «высокой духовности» и «куда мне с моим мизерным опытом понять такую глубину смирения, которой учит мой Духовник своих чад». Большой, многогранный приход в первое время дает реальное ощущение защищенности, удовлетворяет базовую потребность в принадлежности. К тому же в нем есть много вполне нормальных людей, с которыми человек знакомится и начинает общаться. Конечно эти нормальные люди не будут с порога рассказывать вновь пришедшему, как болит у них душа от невыносимого несоответствия слов и дел, которые они видят ежедневно, потому что это «будет не по силам» новичку, «да и зачем».

Тем временем «вербовка» продолжается: человеку выдается «молитвенное правило», информация о многочисленных постах, «график» исповеди и причастия, «перечень грехов», список книг, обязательных для прочтения, в состав которого входит «тяжелая» святоотеческая литература по аскетике, венчающаяся «мытарствами преподобной Феодоры», чтоб уж точно читатель отнесся к проблеме «своего спасения» серьезно.

Эмоциональные качели продолжаются. На исповеди человек то и дело получает «нагоняи», его «отлучают» от любви «отца», а он, стремясь ее вернуть, изо всех сил старается «исправится». И в очередной раз не идет на день рождения друга, которого все еще любит, «потому что пост», или не поздравляет ждущую внимания бабушку с 8 марта, «потому что нельзя».

Кроме манипуляций эмоциями, идет ментальная «проработка» сознания — так называемая «промывка мозгов». Где говорится не только о том, что «спасти свою душу» ты можешь исключительно соблюдая заветы и уставы церкви, но и о том, что остальные храмы «ненастоящие» и батюшки в них «равнодушные», и вообще «пьяницы», «сребролюбцы» и «чревоугодники». Говорится это не прямо, а «прикровенно» и очень завуалированно, но суть все улавливают быстро и однозначно: спасение только здесь. Да и вообще «покидать монастырь без благословения не приведет ни к чему хорошему, почитай истории монахов об их падениях». В этот момент опять происходит подмена понятий, когда жизнь «мирянина» приравнивается к жизни «средневекового монаха». Да и само слово «мирской» приобретает негативный смысл. Ты усваиваешь, что «мир опасен» и все в нем «от лукавого». И не замечаешь, как в эту «черную дыру» утекает все «человеческое» — чувства, потребности, отношения, привязанности, увлечения.

В этот период под видом «борьбы с помыслами» человек начинает терять связь со своими чувствами и мыслями, и токсичные «звоночки», которые раздаются все сильнее и сильнее, перестают распознаваться его личной системой «ПВО» и попросту игнорируются. Но в этот момент еще не происходит чего-то «из ряда вон выходящего». Идет процесс «подсаживания» на крючок. Поэтому у человека еще нет потребности «уйти». Он старается «жить по Евангелию», которое цитируется только «удобными» местами для подтверждения духовником своей правоты и правомочий. Этот прием «вырывания из контекста» также часто используется сектантами разных толков для подгонки «теоретической базы» под свою деятельность, а манипуляция «только здесь и только сейчас» так вообще распространенный сейчас маркетинговый ход.

Потеря контакта со своими чувствами и отправка негативных чувств в «подвал бессознательного» — очень негативный опыт, который часто «аукается» верующим людям в течение всей жизни. Они могут искренне держаться за маску «смирения» много лет, отрицая любые «плохие» чувства вроде обиды и злости, но если наступит ситуация, в которой они смогут «легально» излить свой праведный гнев на какого-нибудь «нечестивца», становится видно, насколько же его много и как же он уже «воняет» перегноем. Даже вышедшие из деструктивных отношений люди, в течение длительного времени проходящие реабилитацию, с большим трудом возвращают себе сначала право на любые чувства, а потом и способность их отслеживать и проживать.

Связь человек начинает терять не только с чувствами, но и с близкими, которые смотрят на ситуацию со стороны и пытаются вернуть погибающего родственника на землю. Приходя на разговор или исповедь, человек советуется с Батюшкой (он уже стал для него отцом с большой буквы), получает цитату вроде «и враги человеку домашние его» и идет, зажмурившись от боли, рвать последние отношения, «неугодные Богу». Так наступает этап «изоляции» — яркий симптом сектоподобной общины.

Внешне человек начинает сильно меняться. Сейчас это происходит в «лайтовой» версии, благодаря тому, что люди стали много ЧИТАТЬ, то есть появился доступ к информации. А в мою юность это было совсем дико — длинные черные юбки, грубые мешковатые кофты, платочки, неухоженность, необходимость креститься и «творить молитву перед едой» на всеобщем обозрении, запрет на танцы, музыку, телевизор, кино, театр и другие нецерковные «неполезные» увлечения. Причем и читать «без благословения» было нельзя, ибо «вдруг ты, младенец в вере, сломаешься под непосильным грузом святоотеческого опыта» или «искусишься от лукавых речей погибающего собрата».

Я, видимо, сейчас, по мнению отца N, тот самый «погибающий собрат», потому что мои статьи на «Ахилле», о которых ему тут же «донесли» члены его личного фан-клуба, он ревностно комментирует в своих проповедях и личных беседах, как говорят «действующие» прихожане. Он делал это и раньше и не только в отношении меня, а применял ко всем, кто осмеливался ему перечить и покинуть общину. В этих комментариях человек выставляется или заблудшим чадом, или обиженным гордецом, или предателем, а иногда и прямо бесноватым или сумасшедшим, от которого лучше держаться подальше. Вспоминается история Хама, показавшего перед всеми наготу своего отца. И люди, испытывающие смутное неприятное ощущение, соглашаются с такими «тяжелыми аргументами», и перестают критически осмысливать то, о чем говорится. Здесь происходит очередная подмена понятий, где место фигуры внутреннего отца занимает духовник, «предать» которого становится равным собственному разрушению. А откровенные преступления называются «наготой отца», которую необходимо покрывать. Все это делается для того, чтобы обесценить опыт «вырвавшегося» человека и не дать возможности задуматься над его словами и поступками, маркируя их как «небогоугодные». Вообще, трудности выхода из общины — это тоже отличительная черта сект и никак уж не сочетается с учением Церкви о свободе, дарованной человеку от Бога.

На внутреннем образе «отца» происходят очень сильные спекуляции. У каждого человека в структуре его личности есть место внутренней родительской части, которая чаще всего в «ячейке» отца остается не заполненной: многие из нас недополучили в детстве от своих отцов защиты, заботы и любви. Поэтому человек, встречая в своей жизни манипулятора, легко клюет на приманку «теперь я чадо», ведь образ священника как отца в церкви культивируется на всех уровнях, а сама церковь, одобряемая обществом, вызывает у многих стопроцентное доверие. Поэтому, когда человек понимает, что он был здесь «не чадом» и даже «не пасынком», а просто нарциссическим ресурсом «младостарца», который больше не нужен, в его душе начинается огромное сопротивление. Он начинает искать «доказательства» обратного, собирать на ниточку памяти «все доброе и хорошее», что было в их отношениях, но выдается уже долгое время по ничтожным «каплям». Так начинает развиваться «стокгольмский синдром». Это психика защищает себя от невыносимой боли разочарования, только прожив которую, можно освободиться от иллюзий «усыновления».

Но до стокгольмского синдрома пока далеко. В начале пути, чтобы не потерять последних друзей и родственников, а также под впечатлением от «грядущих адских мук», человек начинает активно «приводить близких к вере». Так в приходе оказываются мамы, папы, мужья, жены, сестры, братья, друзья и дети, которые обрастают своими друзьями, находят себе вторые половинки, задействуются на различных послушаниях. В большом количестве рождаются дети. Человек, что называется, «пускает в приходе корни». Периодически весь приход собирается на приходские праздники, где кажется, что все хорошо и богоугодно, а трудности — они везде есть — главное, что мы есть друг у друга. К этому времени обычно ослабевают или вовсе утрачиваются внешние «мирские» связи, и приход становится сосредоточием всей твоей жизни. Поэтому, когда возникают первые серьезные атаки и человек впервые ощущает порыв и желание уйти, он уже «повязан по рукам и ногам».

Еще раз повторюсь, что такое отношение демонстрируется не ко всем прихожанам. «Гуру» четко считывает, кто и чем ему может быть полезен. И с кем-то он может вести себя совершенно «нормально» на протяжении длительного времени, если к тому располагают обстоятельства. Например, он выдохся и устал от прошедших боев при отступлении очередных «постоянных прихожан», а таковые так или иначе происходят с завидной периодичностью.

У каждого человека, находящегося в деструктивных отношениях, есть «свое дно», до которого он опускается, отталкивается и покидает это болото. И это «дно» является результатом «совокупности удерживающих факторов». Некоторые «сторонние наблюдатели» ошибочно полагают, что «дно» прямо пропорционально виктимности человека, то есть некоторой его готовности «быть жертвой». Но это лишь одна из причин. Чаще же всего человек к моменту «готовности покинуть общину» уже «крепко взят за горло»: он может официально работать в приходе, может иметь там любимое дело, родственников, которые пока еще «не созрели уходить», друзей, которые уговаривают «потерпеть ради Христа», ведь «мы не к батюшке ходим в храм, а к Богу». Так-то оно так, но культивируемые искусственно чувства — гнева, страха, вины и стыда, порожденные токсичными отношениями с духовником, особенно если он по совместительству еще и настоятель, то есть «местный барин», начинают занимать все место в душе такого человека, наполняют приходскую жизнь до «макушки», и он оказывается совершенно не в силах «вспомнить» ресурсный образ Христа, который действительно приближал бы его жизнь к Богу.

«Атакой» может быть все что угодно: необоснованный конфликт интересов, когда, например, человеку надо уехать в другой город, а духовник не благословляет. Или грубое нарушение психологических или физических границ. Прилюдное унижение. Буллинг. И многое другое. Чаще всего «атака» тщательно подобрана, неслучайна и рассчитана на то, что человек сможет ее «проглотить» и «смириться». Все это очень напоминает «цикл насилия» в близких отношениях: сближение, нарастание напряжение, акт насилия, сброс напряжения, медовый месяц.

После того, как человек переживет огромный стресс от атаки и своих мыслей «покинуть помещение», впадет в сильнейший внутренний конфликт (см. выше про «импринтинг» и «промывку мозгов»), батюшка начинает «бомбардировку любовью». Он просит прощения, проявляет «экстремальную искренность», говорит о своих немощах, становится участливым и заботливым, каким был в самом начале. Включаются психологические механизмы, и человек «забывает плохое», прощая и сближаясь еще больше.

Но близость длится не долго. Вскоре цикл насилия повторяется, приобретая новые обороты, наращивая токсичность и травматичность. Толерантность к нагрузкам, как известно, возникает по мере тренировок. Свои «тренировки» отец проводит систематично и планомерно. Как и при домашнем насилии, фаза «медового месяца» становится все меньше и исчезает вовсе. Человека в этот период держат в приходе исключительно «объективные» причины: родственники, работа, близкие, «ментальные» установки. Для времени 90-х был и еще один своеобразный момент. Люди собственными руками разгребали разрушенные храмы, выносили мусор и камни, делали ремонт, годами собирали деньги на купола. Они «прикипели» к этому храму и справедливо теперь считают его «своим». «Пусть лучше он уходит» — говорят и думают такие люди. А «он» не уходит. Сменяется церковное начальство, а он все неизменно тут, потому что быстро приспосабливается, научившись «выживать» в этом «сложном мире церковной политики».

Через какое-то время батюшка «теряет интерес» к искушаемому, начинается период «соковыжималки», когда он делает все, чтобы этот надоевший персонаж поскорее «свалил». Он может устроить буллинг, начать настраивать костяк прихода против тебя. Или «обучать» их пренебрежительному с тобой обращению. И многие «ведутся». Но что радует, есть люди, которые сохраняют трезвомыслие и, глядя на все это, просто покидают общину. Обычно они достаточно «свободные»: находятся на «дальней» орбите, на промывку их мозгов не тратилось много сил, они не связаны родственниками или обязательствами пред общиной. Ну, а те, кому не повезло быть «любимым чадом», огребают по полной, ибо «кого люблю, того наказую».

Наступает момент, когда и они уходят, слыша вслед проклятья и читая на каменных лицах некогда близких друзей «они вышли от нас, потому что не были нашими». Но некоторые не доживают до этого момента. Они просто умирают от внезапной остановки сердца или онкологии. А кто-то, «пройдя огонь и воду» и выжив на этапе «соковыжималки», вдруг замечает, что батюшка стал «лояльным», он «понял свои ошибки» и больше «ни над кем не издевается». Они продолжают свое окормление у этого духовника, ложно полагая, что «не зря терпели», и не понимая, что его токсичность в отношении их стала просто тоньше и изощреннее.

Самое интересное, что никому нет до этого дела. Пока гуру не понесет откровенную ересь, священноначалие, исправно получающее от прихода «епархиальные взносы», не сдвинется с места. Пока он, потерявший всякие ориентиры, не совершит откровенного преступления, не включится государственная власть. Священники даже не проходят медкомиссию, где психиатр мог бы подтвердить их «нормальность».

Поэтому единственное средство от «загнивания ума» и всей жизни в целом — это почаще пользоваться этим самым умом, который, между прочим, нам дал Сам Господь Бог. Питать свой ум знаниями, анализом и синтезом поступающей информации. Впускать «свежий воздух» в виде бесед с другими «духовными лицами» или хотя бы «внешними» людьми. Тогда и «причины собственного долготерпения» будут осязаемы и понятны, что поможет их «обезвредить» и вовремя уйти от «волка в овечьей шкуре».

Если кто-то начинает рассказывать свою историю, неизменно появляются люди с «приобретенным» фанатизмом верности «своему отцу», которые, повышая голос или количество букв в тексте, будут утверждать обратное: «и я там был, мед-пиво пил, ничего такого не замечал». Они могут откровенно обманывать, отрицая очевидные вещи, которое видели своими глазами, ибо «надо покрывать немощи своего отца». Могут и правда не быть затянутыми в «мясорубку», вращаясь в приходе на другой орбите. А могут с высоты своего многолетнего опыта сказать, что «батюшка изменился, он осознал свою неправоту, покаялся и теперь совершенно другой». Может быть, я бы и поверила в это, если бы хоть у кого-нибудь из пострадавших батюшка попросил прощения. Я общаюсь с десятками людей, вырвавших тот приход с «мясом» из своей жизни, зализывающих оставшиеся раны много лет, и ни с одним «тот самый духовник» не примирился. Все до сих пор в чем-то виноваты. А надо отметить, что многие из ушедших очень достойные, глубокие, искренние люди. Они рассказывают свои истории со слезами на глазах, и этой боли слишком много, чтобы о ней молчать. Ведь только называя вещи своими именами, их можно «поставить на свои места» либо выбросить из своей жизни, если они ее отравляют.

Итак, все причины заданных «почему?» распределились у меня на 5 групп (если у вас есть, что добавить, пишите в комментариях).

Людей удерживает от ухода следующее:

• вопросы внутренних отношений с Богом, которые «привязываются» к отношениям с духовником;
• ментальные установки о «монополии на спасение»;
• манипуляции сознанием, когда восприятие действительности меняется до неузнаваемости;
• прорастание корней в общину, где оказываются и родственники, и друзья, и работа;
• цикл насилия с его сменяемыми фазами «атак» и «примирения».

И «держать» человека в деструктивном приходе будет не какая-то одна причина, а их различное сочетание. Например, искренняя вера, «горящая» в лампаде любимого храма; плюс родственники, которые осели в приходе, и любимое послушание, бросив которое, ты подведешь своих друзей. И чем дольше человек «терпит», тем сложнее ему уйти и начать возвращаться к здоровой жизни. Он весь полон токсичных чувств — страха, вины и стыда, в нем много подавленного гнева, он разучился жить простой человеческой жизнью, потерял контакт с самим собой, разучился брать ответственность за свою жизнь, он чувствует себя «чадом» до мозга костей и не представляет, как можно жить иначе. Тем более, что любое «иначе» много лет маркировалось как «гордыня» и «самомнение». На самом же деле, если вы откроете глаза и посмотрите на ситуацию со стороны, то поймете, что «самомнение» — это когда кто-то решает за других, как им жить. А не когда человек взрослеет и берет на себя ответственность за свою жизнь. Но многие люди, не делая выводов, просто переходят от одного деструктивного духовника к другому, чтобы лишний раз «не мудрствовать» и «не отпасть» в итоге от церкви.

Инфантилизация — это «побочный» эффект, который приобретают многие члены таких общин на выходе. Причем они могли быть вполне «взрослыми» и сформировавшимися личностями до встречи со своим «гуру». Придя в храм в трудный период своей жизни, они получили руку помощи, но не заметили, как эта рука стала крепко держать их за шею, не давая пошевельнуться. И теперь, оказавшись «на свободе», они совершенно не знают, что им с этой свободой делать. За много лет они поверили в свою «несостоятельность», привыкли советоваться и брать благословения. Привыкли, что кто-то ругает их за грехи. Контролирует их жизнь. «Мир» и так был «страшным и опасным», а за столько лет он сильно изменился, и, «конечно же», не в лучшую сторону. Часто инфантилизация совершается намеренно: духовнику не выгодно, чтобы люди умели думать и брать на себя ответственность, он держит их «в коротких штанишках», ругая за любое «самочинство» в своей собственной жизни, пугая «страшными последствиями», которые ожидают их «на выходе». Когда я ушла из этой общины, отец N говорил, что я «в искушении», «бес меня уловил», и теперь «она погубит и себя, и всю свою семью». При этом я регулярно исповедовалась и причащалась у духовника епархии, была постоянной прихожанкой кафедрального собора, а мой муж служил там ежедневно. Но, видимо, в соборе были «ненастоящие» батюшки и «неэффективное» причастие.

И да, это ненормально для православной веры, но согласитесь, это можно видеть в православной церкви. Трезвомыслящих священников не хватает, добрые пастыри «на вес золота», ведь именно они не дают многим окончательно отчаяться в том, что сор из этой избы уже не вымести.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: