Ахилла

Повторяем один из важных текстов прошлых лет (прим. 2020 г.).

Этот текст возник как отзыв на публикацию Непререкаемость авторитета и невроз вины: базовые проблемы современной РПЦ и как попытка человека с 20-летним стажем прихожанина в анамнезе помочь таким же бедолагам с «православным неврозом».

***

«Уважаемые пассажиры, будьте внимательны и осторожны при выходе из последней двери последнего вагона».

Наши социальные роли. Часть из них мы выбираем сами: мать (отец), знаток «левой ноздри усоногого рака», пастух своих овец. Часть из них мы не выбирали: быть ребенком таких родителей, которых ты бы никогда не выбрал (если бы мог выбирать), брат (сестра), скользкая солянка детского сада, школы или лагеря, куда тебя отправили против воли. Потому что надо же тебя куда-то девать, пока родители заняты. Сколько из нас травмировано кошмаром под названием «пятидневка». Многие ли осознают токсичность того, что с ними делали несчастные «вожди слепых» или злобные жертвы своих собственных детских кошмаров? Среди нас взрослые дети, отец которых не спросил их мать, хочет ли она родить ребенка. Есть и студенты, которых честолюбивые родители «поступили» в неподходящий вуз. Есть и юные «прихожане», которых приволакивает в храм бабушка, приговаривая: «Не вертись, а то Боженька накажет, щас батюшка тебе медок даст»…

Если человеку предоставили выбор, рядом с этим выбором гармонично смотрится подходящего размера ответственность. Наша потребность в справедливости удовлетворенно кивает и улыбается материнской улыбкой. Какую ответственность несет человек за то, что он не выбирал, за погружение в роль, которая была ему навязана? Где та грань, где ты не должен делать то, что «ты должен». Кому ты должен? До какой степени? Какого размера эта дистанция между твоими жестами и носом оппонента? Что делать, если не срабатывают механизмы компенсации, типа

• «потерплю эту работу, все равно другой пока не найти, а здесь хоть деньги будут»,
• или «ну, так получилось, что эта истеричка — мать моих детей, но я же отец, я не могу их бросить, вон доча как меня любит»,
• или «ну да, у нас в церкви многое неладно, и от меня в ней мало что зависит, да и молитва моя не помогает, все равно Богу виднее, Он управит как-нибудь… когда-нибудь»?

Где зона нашей ответственности? Почему нам так неохотно говорят про нашу свободу, опять «этот народ — невежда в законе, проклят он»?

У нас нет культуры радости, нашему человеку подспудно внушается, что неприкрыто радоваться жизни — это как-то не совсем красиво, ведь столько рядом обездоленных людей со своим «в дому по кому», а в Африке негры голодают. Нам легче «плакать с плачущими», чем «радоваться с радующимися». Люди стесняются своей радости и боятся ее показывать, чтобы кто-нибудь не позавидовал или не почувствовал сильнее свою боль. Безудержный постперестроечный консюмеризм — это уродливая «ответка» на затянутый у горла галстук вынужденной жертвенности советских лет. Многие наши оголтелые рвачи — это просто те, у кого в детстве «не было велосипеда», как мой пожилой коллега, который мальчишкой понял: любой ценой он добьется того, что никогда не будет есть хлеб из древесной коры… Кому угодно на горло наступит, но добьется.

И приходя в храм, который изначально весь для встречи с Радостью, человек приносит в него свою искореженность, но не хочет избавиться от нее, а пьет горе стаканами и пестует свою неизбывную вину, выкапывает без конца каких-то вшей, рассматривает их в лупу, унывает от их мнимого размера и неодолимости и называет это «возрастанием во Христе» и духовной жизнью. А суровые пастыри кивают головой: «Это правильно, во грехах ты весь родился, какая тебе радость?! Терпи! Смиряйся!» А когда унылая овца, не найдя радости в церкви, вырывается из этого заколдованного круга в поисках хоть какой-то радости или простой, без церковного регламента, человечности — те же суровые пастыри кивают головой на лукавого, а гулкое эхо вторит: «Помер Максим, да и хрен с ним».

Формула «делай что должен — и будь что будет» спасла не одну тысячу мятущихся душ, но и тут приходится «договариваться о терминах»: манипуляций со словом «должен» у нас предостаточно.

Хорошо тому, у кого «чувства навыком приучены к различению добра и зла». Как быть остальным? Как выжить маленькому человечку?

1. Все-таки «к свободе призваны вы, братия», и все-таки сначала свобода, а потом ответственность.

2. Ты не обязан соглашаться с тем, с чем ты не согласен.

3. Ты не обязан принимать все на веру: что-то можно отложить, чтобы обдумать потом.

4. Ты имеешь право на ошибку (и святые ошибались, каждый на свой лад), тебе дается время и возможность всё исправить, наш Экзаменатор очень терпелив и любит подсказывать.

5. Господь уважает наше право на выбор (даже неправильный); не позволяй никому обесценивать это. Очень часто нам удается оставаться трезвыми благодаря ошибкам, а не победам.

6. Раз уж ты не являешься «фигурой, равной Черчиллю», тебе иногда придется бороться с большим злом не с помощью подвига или добра, а с помощью ме́ньшего зла, подобно герою К.С. Льюиса, который избавлялся от искушения гордыни благодаря сильному пристрастию к селедке с луком.

7. Не все в жизни зависит от тебя. Но ты всегда можешь выбрать, как себя вести: крест ли снять или, гм… фартук надеть. «Даже если вас съели, у вас есть два выхода».

8. Если «ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем», то может ли отлучить съеденная не по уставу сарделька?

9. Ты имеешь право на радость (для нее ты создан) и имеешь право отказаться от нее, чтобы не причинить другому боль. И да, у нас много любителей приходить с траурным лицом на брачный пир! И дивный анекдот про путаницу слов «celebrate» (праздновать, радоваться) и «celibate» (целибат) — это тоже про нас.

Результаты наших усилий могут казаться ничтожными, а каждый день — как «день сурка». А что мы хотели? Огранка драгоценного камня — дело долгое и пыльное, и каждый из нас может пораниться. Главное — то, останется ли в нас после «огранки» хоть что-нибудь из Нагорной проповеди? И еще то, с каким настроением мы будем выходить «из последней двери последнего вагона».

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

С помощью PayPal

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: