Ахилла

Public Orthodoxy

Оксфордские словари провозгласили «постправду» словом 2016 года. Это был год, когда феномен, отмеченный этим словом, больше всего повлиял на западный мир. В том году был проголосован Брекзит и Дональд Трамп избран президентом Соединенных Штатов Америки. Однако восточная часть Европы испытала на себе это явление раньше, по крайней мере еще в 2014 году. После Революции достоинства в Киеве зимой 2013-14 поднялась волна постправды, которая попыталась уничтожить результаты украинского Майдана. Сейчас уже можно утверждать, что эта попытка в основном провалилась в Украине. Наверное, мы должны благодарить за это антитела к пропаганде, которые выработались в теле нашего общества в советский период. Другая причина – это долгая история нашего сосуществования с Россией, которая не оставляет много места для наивности. Столкнувшись с украинским препятствием, ураган постправды двинулся дальше на Запад. Он потрепал некоторые страны Европы и наконец достиг берегов Америки…

Однако давайте посмотрим, как Оксфордские словари определяют это слово. Согласно их определению, постправда – это прилагательное, «относящееся к или обозначающее обстоятельства, при которых объективные факты влияют на формирование общественного мнения в меньшей мере, чем апелляции к эмоциям и личным убеждениям». Данное определение, как мы видим, противопоставляет объективные факты эмоциям и личным убеждениям. Оно таким образом помещает феномен постправды на временнóй шкале западного века разума. Постправда отмечает низкую точку на этой шкале. Просвещенный западный человек, принимая постправду, делает таким образом выбор в пользу иррациональности. Однако эта иррациональность пострациональна – она отличается от той иррациональности, которая управляла миром до века разума. Аргументов, характерных для века разума в период полемики с домодерновой иррациональностью, уже недостаточно для борьбы с иррациональностью постправды. Должны быть разработаны новые рациональные аргументы для решения проблемы квазирациональной постправды.

Оксфордское определение постправды ёмкое, но не исчерпывающее. Я хотел бы добавить к нему еще несколько моментов.

Постправда имитационна. Это симулякр истины, но не истина как таковая. Постправда использует инструменты рациональности, такие как анализ и синтез, но обращает их против рациональности. Так постправда становится инструментом пост-рациональной иррациональности.

Наиболее благоприятная среда для постправды – это таблоиды и социальные сети, а не книги, которые образуют наилучшую среду для правды, хотя и не гарантирует ее. Сейчас мы уже более или менее понимаем информационную инфраструктуру постправды. Она строится на подражании свободной журналистике, гражданскому активизму и свободе мнения. Телеканал «Россия сегодня» стал примером откровенной пропаганды, а «WikiLeaks» продемонстрировал, как гражданский активизм можно обращать в свою пользу и использовать в качестве дымовой завесы для манипуляций. Мы знаем об армиях так называемых «троллей», которые оставляют комментарии под публикациями в качественной прессе и постят в социальных сетях «мнения», которые они получают от своих кураторов. Все это инструменты постправды. Это означает, что постправда не спонтанна, но разрабатывается с определенной целью.

Иными словами, постправда имеет определенную телеологию. Эта телеология в основном политическая и геополитическая. Постправда побуждает массы обращаться как к обычным политическим инструментам, таким как выборы, так и к менее обычному прямому действию. Когда политическая система достаточно сильна, постправда вынуждена считаться с демократическими процедурами выборов. В противном случае она предпочитает прямое действие.

Постправда затрагивает не только государство и светское общество, но и Церковь. Церкви берут постправду на вооружение, когда решают принять участие в культурных войнах или отождествляют себя с определенной идеологической платформой. В таких случаях церкви принимают и воспроизводят нарративы, которые выражают только часть истины. Они забывают другие части правды, потому что эти части неудобны. Фрагментация истины и вычленение ее частей – еще одна черта постправды.

Постправда наиболее эффективно воздействует на обиженных людей. Она эксплуатирует способность человеческой памяти забывать плохое и сохранять хорошее. Люди из бывшего коммунистического блока склонны забывать о кафкианской абсурдности идеологических клише, которые их окружали. Вместо этого они ностальгируют по поводу государственного патернализма. Люди из бывшего капиталистического блока сохраняют в своих воспоминаниях только то, насколько безопасно им было чувствовать себя без арабов или мексиканцев в соседних кварталах. Однако они забывают о тех своих страхах, которые были вызваны столкновением идеологий, которые в свою очередь удерживали массы будущих иммигрантов за стенами геополитических блоков. Эти избранные воспоминания о прошлом, в сочетании с неспособностью справляться с новыми вызовами, вызывают эмоции, питающие постправду.

Эти эмоции выражают себя в терминах «мы» и «они». Постправда использует и усиливает эту поляризацию, что в конце концов приводит к тому, что «они» становятся козлами отпущения за «наши» неудачи. «Мы» также часто экстраполируем на «них» наши собственные ошибки. При этом мы обобщаем наши суждения, обвиняя целые группы в том, в чем могут быть обвинены только отдельные лица. Постправда облегчает экстраполяции и обобщенные обвинения. Назначение козлами отпущения оптом – что поощряет постправда – опасно, и все мы знаем, к каким катастрофам это привело в двадцатом веке.

Что же можно противопоставить постправде? Прежде всего, это здравый смысл, который является жестокой Немезидой постправды. К сожалению, постправда в большинстве случаев является законной, и против нее нельзя использовать административный или криминальный кодексы. Ее ахиллесова пята, однако, в том, что она дорогая и часто растет на стероидах грязных денег. Прозрачность и борьба с коррупцией могут значительно ослабить ее. Мы, как христиане, должны проявлять бдительность и оценивать постправду на основании евангельских критериев.

Отсюда мой последний вопрос: почему богословы должны беспокоиться о феномене постправды, который на первый взгляд кажется политическим? На мой взгляд, постправда – это не только политический, но и богословский феномен. Постправда по своей природе нехристианская. Ее сестра – откровенная ложь, с которой у них общий отец. Отдельные христиане и даже целые церкви могут выступать за пост-правду, потому что она ублажает их ресентимент по поводу многих вещей в современном обществе, которые вызывают недовольство, в том числе справедливое. Христиане все равно не должны уступать искушению постправды, но должны стоять за истину.

Публикация основана на презентации на Конференции по христианским подходам к обороне и разоружению в Нидерландах 9 сентября 2017 года.

Кирилл Говорун: Исполняющий обязанности директора Института Хаффингтона и Профессор университета Лойола Мэримаунт в Лос-Анджелесе