Позвони Олесеньке и спроси: «Ну как у тебя дела?..»
7 марта 2017 Алексей Плужников
«Ахилла» пообщался с молодым человеком, инвалидом детства (ДЦП), который называет себя агностиком. Наш собеседник попросил не упоминать его имени, потому что не хочет оттолкнуть от себя тех верующих людей, с которыми он общается. Назовем его «Колей».
***
Церковь — психолог для бедных
— Я пришел в Церковь в 14 лет — я думал на тот момент, что я нужен Церкви, что это мое место. Я хотел идти по церковной дороге, хотел бы преподавать в воскресной школе. Мне и сейчас это интересно, но у меня коррекционное образование, в котором нет ничего хорошего — просто научили читать, писать — ни английского, ни химии, ни физики. После школы я переучиваюсь до сих пор.
Коля любит читать научную литературу, уважает Ричарда Докинза, Станислава Дробышевского, часто перечитывает владыку Антония Сурожского, любит Есенина, Ахматову, Пастернака. Сетует, что не может попытаться изучать английский язык, потому что нет базиса, который дают обычно в школе: «Даже алфавита не знаю, а репетитора нанять не могу».
Через некоторое время после интронизации патриарха Кирилла пришло разочарование. От атеизма Колю удержало знакомство с трудами представителей «либерального христианства», по его выражению: митрополита Антония Сурожского, игумена Вениамина (Новика).
Но разочарование нарастало, он увидел в Церкви «идеологическую машину, которая засасывает людей», хотя по-прежнему признает, что Церковь помогает ему на психологическом уровне:
— Станислав Дробышевский сказал: если человек пришел в религию — он будет всегда в этом религиозном котле вариться. Я согласен с ним: даже атеисты и агностики, как и либеральные христиане до сих пор интересуются патриархом Кириллом — что он натворил.
Я вообще считаю, что психологи должны работать с людьми, а не РПЦ, но нужно понимать экономические и социальные проблемы РФ: где взять психологов? И не каждый откроет душу психологу, так что пусть будут храмы, и людям будет хорошо.
Подчеркиваю: РПЦ не должна касаться тяжелых проблем: муж-алкаш, дочь-проститутка, сын-ДЦП и т.д. Потому что все мы знаем ответ: «на всё воля Бога», но суть не меняется, и проблемы остаются. И именно тут нужен психолог.
Я агностик, но надеюсь встретиться с Богом
Коля называет себя агностиком, но ради мамы иногда ходит в храм:
— Моя мама верующая: я так же хочу, чтобы она спокойно ходила, молилась, любила Николая Чудотворца. Мы спорим с ней порой — это нормально, она переживает за меня, молится, но понимает, что я сложный человек, меня трудно переубедить. Но от меня она не отказывается.
Я не отрицаю догматы, Бога не отрицаю. Я надеюсь, что встречусь с Ним, когда умру. И не хочу оскорблять ничьи религиозные чувства.
Поэтому и свое имя не хочу называть. Мой мир, словно у пожизненного заключенного, состоит «из узкого круга», я вижу мир как через паранджу. У меня мало общения, я тяжелый человек, плохо иду на контакт. Поэтому пускай они будут религиозные, те, с кем я общаюсь — дьяконы, священники: главное — человечность. Они ко мне хорошо относятся, хотя знают, что я критично отношусь к руководству РПЦ. Мои друзья-священники за меня молятся, вынимают частичку — за это я им благодарен, и я боюсь это потерять.
У нас нет диалога — я боюсь критики
— Мне бы хотелось, чтобы церковная структура РПЦ приглашала к себе людей разных точек зрения: и либералов, и фундаменталистов. А у нас как бывает: напишет человек статью, и начинают ругать: ты дурак — нет, ты сам дурак, ты еретик — нет, ты еретик. Диалога не получается. Лучше бы сидели на кухне и под чашку чая рассуждали о Боге, о вере. А у нас этого нет.
Я поэтому и согласился на закрытое интервью — я боюсь критики. Не хочу писать негативные комментарии никому: ни отцу Всеволоду Чаплину, ни патриарху Кириллу — вернее, его пресс-секретарю отцу Александру Волкову — я ничего не имею против него, он, наверное, хороший менеджер… Неохота писать митрополиту Илариону — мне нравится, как он проповедует.
Но, к сожалению, наша церковная вертикаль закрывает глаза — она не пускает нас в свой дом, не хочет разговаривать с нами. Поэтому мы сидим в интернете, выплескиваем злобу, обиду…
Посмотрите на Марию Кикоть — Маша выплеснула то, что у нее накопилось на душе: боль, страдание, обиду. Ее сердце было покрыто розовыми шипами…
Что это значит? — Маше было больно, ей некуда было идти, поэтому она вышла в интернет — и слава Богу. Но нет — теперь давайте будем травить Машу, собирать игумений, писать критические статейки… А нужно было пригласить Машу, сказать: «Маша, а что ты хочешь? Давай с тобой, дорогая, поговорим. Да, мы больная организация, да — у нас больной монастырь, да — у нас больной консерватизм, у нас много болезней, но давай мы будем разбираться». Нет, диалога не получается — лучше ее обвинить в ненависти, в антиправославии, в том, что она либералка и купилась на печеньки Барака Обамы. Это очень печально.
Инвалиды — это евангельский эпизод
Точно так же и с инвалидами — диалога не получается. Соберутся раз в год на богослужение в храме Всех Скорбящих Радосте на Большой Ордынке в Москве — туда приглашают инвалидов. Мне это нравится, но это всего лишь раз в год. Эти мальчики и девочки придут, потом попьют чай, поговорят и разойдутся, и все. И никто не вспомнит, кто такой был Ванечка, кто такой был Валерочка, кто такой был Коленька…
Мы, инвалиды, не с Марса, не с Венеры — мы такие же люди, как и вы. У нас и страсти, и сексуальные предпочтения, и религиозные, политические, философские взгляды есть. «Спасибо» товарищу Сталину — именно он закрыл нас после войны.
Ненависть к нам идет потому, что никто не хочет общаться. Приходят инвалиды не только с опорно-двигательным аппаратом, но и психически больные — им это надо, я их понимаю: они хотят общения, хотят, чтобы батюшка погладил их по головке, хотя бы уделил капельку внимания… Они тоже хотят, тоже ждут, мечтают, чтобы они были частью церковной общины.
Но, к сожалению, не получается этого, у нас не община — у нас антиобщина. Мы вроде бы на словах христиане, вроде едины, а на самом деле мы живем по разным углам: Таня по свою сторону, Ваня — по свою, Коля — по свою. Но при этом нас объединяет один враг — телевизор, а в нем «враг» — США. Мы не паства, мы не церковь, мы — антиобщина, и это очень плохо.
Инвалиды ищут общения, хотят разобраться в себе, быть понятыми, услышанными.
Но общение с инвалидами — вещь тяжелая, это надо понимать. Кто-то в детстве застрял, а кто-то быстро повзрослел на психологическом уровне.
Инвалиды — это евангельский эпизод, маленькое евангелие мира. Как пожизненно заключенные — это тоже евангелие мира. Христос говорит ведь: накормите голодного, обогрейте бездомного, посетите болящего.
Но я нисколько не возношу инвалидов: мы тоже грешные люди и глубоко больные, не только физически, но и духовно.
Не люблю, когда Малахов и прочая компания по телевизору возносят инвалидов: «Ах ты, девочка, ах, Олесенька! Как ты чудесно поешь! Как чудесно разговариваешь, какая умница!..»
Но потом эту Олесеньку забывают навсегда и увозят в дом престарелых… Ну будь человеком, признай в себе ошибки: позвони этой Олесеньке на Прощеное воскресенье или на Пасху, спроси: «Дорогая моя, как у тебя дела? Ну как у тебя дела?.. Как ты себя чувствуешь?» Нет: попиарятся на инвалидах и забудут навсегда.
Инвалиды, конечно, разные: кто-то любит, чтобы их жалели. Я не люблю, когда меня жалеют — это так скучно, так лицемерно. Я позволяю порой некоторым барышням проявить по отношению ко мне материнские чувства: подарить шоколадку, погладить по головку, но когда мужчина жалеет — этого я не люблю. Я всегда говорю мужикам: пожалейте ребенка, жену или мать, но не меня.
Есть инвалиды, которые хотят, чтобы мир лежал у их ног. Капризно себя ведут, но, на мой взгляд, можно это использовать, только когда тебе больно, когда ничего другого не можешь. А когда на пустом месте используешь — это плохо.
Никто не любит слабых людей, особенно, когда этой слабости слишком много. Поэтому нужно полностью принять и осознать себя. Когда я был маленьким, мне хотелось побегать, попрыгать, в футбол с мальчишками поиграть — все это нормальное явление, я не понимал, почему у меня рука парализована, почему я ходить не могу.
Церковь научила меня осознанию, что я инвалид. Она учит нас, что люди должны признавать свои грехи — это прекрасно, но когда идет давление психологическое: ты грешный, грешный, грешный — то это очень плохо.
P.S. Я бы пожелал всем мамам, которые рожают детей: собирайте деньги. Чтобы потом повезти своих детей в Стокгольм, Нидерланды, в Европу, чтобы детки хоть на капельку увидели мир!