Ахилла

29 июня 1995 года в церкви Св. Петра в присутствии константинопольского патриарха Варфоломея епископ города Рима Иоанн Павел II высказал пожелание, чтобы учение Римской Церкви об исхождении Св. Духа было разъяснено и исповедовано публично.

Папской комиссией, выполнявшей это пожелание Иоанна Павла II, был разработан документ, носящий название «Греческая и латинская традиции об исхождении Святого Духа».

В 1996 году документ был издан типографией Ватикана на четырех — итальянском, греческом, английском и русском — языках и стал доступен всем российским православным, интересующимся историческими судьбами христианства.

Документ полностью закрывал старую проблему, послужившую причиной (как ни неприятно это говорить — лишь «оправдательной» причиной — к этому времени в отношениях между Римом и Константинополем накопилось столько «человеческого фактора», что с обоих сторон только и выискивали причину для «законного» раскола — см., например, Рансимен С. «Восточная схизма») великого раскола Церкви на Западную и Восточную, так как провозглашал абсолютно православное толкование (от Отца через Сына) вставки Filioque в Никео-Цареградский Символ Веры и потому должен был привлечь внимание церковных христиан, каждую литургию молящихся о единении всех верующих.

В самом деле — в средневековом исповедании Римской Церкви об исхождении Св. Духа были или вообще неприемлемые для Восточной Церкви или сомнительные вещи — см. например:

Мы исповедуем с верностью и благочестием, что Святой Дух вечно исходит от Отца и Сына не как от двух начал, но как от одного начала, не как от двух дуновений (spiratio), но как от одного-единственного дуновения. Именно это святая Римская Церковь, мать и наставница всех верных, всегда исповедовала, проповедовала и учила; это содержится в истинном и непреложном учении правоверных Отцов и Учителей, и греческих и латинских. Но поскольку некоторые, пренебрегая этой неоспоримой истиной, которую мы уже заявили, впали в различные заблуждения, то Мы, желая преградить путь такого рода заблуждениям, осуждаем и опровергаем, с одобрения Святого Собора, тех, кто отважится отрицать, что Дух Святой вечно исходит (procedit) от Отца и Сына, или кто дерзнет утверждать, что Святой Дух исходит от Отца и Сына как от двух начал, а не как от одного. ВТОРОЙ ЛИОНСКИЙ СОБОР, КОНСТИТУЦИЯ О СВЯТОЙ ТРОИЦЕ И КАТОЛИЧЕСКОЙ ВЕРЕ (17 июля 1274 г.)

или:

Во имя Святой Троицы — Отца, Сына и Святого Духа — Мы с одобрения Святого Вселенского Собора во Флоренции и для того, чтобы все христиане верили и принимали и исповедовали эту истину веры, определяем, что Святой Дух вечно существует от Отца и Сына и что Он имеет Свою сущность и свое субсистентное бытие одновременно от Отца и Сына и вечно исходит (procedit) как от Одного, так и от Другого как от единого начала и единого дуновения. Мы заявляем, что то, что говорили Святые Отцы и Учители: что Святой Дух исходит от Отца через Сына, дает понять, что это значит, что Сын, как и Отец, является — согласно грекам — причиной, а согласно латинянам — началом субсистенции Святого Духа. И поскольку все, что принадлежит Отцу, Отец Сам дал Единому Своему Сыну, когда Его порождал, все, за исключением Своего бытия как Отца, и это исхождение Святого Духа от Сына Сын вечно имеет от Отца, Который Его вечно породил.

Кроме этого, мы определяем, что Filioque, которое разъясняет эти слова, было законно и разумно добавлено к Символу, дабы осветить истину, и потому, что это было крайне насущно. БУЛЛА ПАПЫ ЕВГЕНИЯ IV  «LAETENTUR COELI», 6 июля 1439 г. 

А в документе «Греческая и латинская традиции об исхождении Святого Духа» совершенно ясно сказано:

Католическая Церковь признает соборное, вселенское, нормативное и непреложное достоинство Символа веры, исповеданного по-гречески в Константинополе в 381 г. на Втором Вселенском соборе, как выражение единой веры Церкви и всех христиан. Ни одно христианское вероисповедание со своей особой литургической традицией не может отвергать это изъявление веры, которому учила и которое исповедовала неразделённая Церковь.

Этот Символ веры, основываясь на Ин 15,26, исповедует Дух «τὸ ἐκ τοῦ Πατρὸς ἐκπορευόμενον» («исходящим от Отца»). Только Отец является безначальным началом (ἀρχὴ ἄναρχος) двух других Лиц Троицы, единственным источником (πηγή) и Сына, и Святого Духа. Святой Дух исходит от одного лишь Отца (ἐκ μόνου τοῦ Πατρός) — первоначально, собственно и непосредственно.

Греческие отцы Церкви и весь христианский Восток говорят здесь о «единоначалии Отца», и западная традиция вслед за св. Августином также исповедует, что Святой Дух исходит от Отца principaliter, т.е. изначально (De Trinitate, XV, 25, 47, Р.L. 42, 1094-1095). Таким образом, в этом смысле обе традиции признают, что «единоначалие Отца» является единственной Троичной Причиной (Αἰτία), или началом (principium), Сына и Святого Духа.

Весь документ выдержан в совершенно православном духе и, по существу, говорит о том, что православная формулировка «от Отца через Сына» более адекватно выражает наше общее верование — как Западной, так и Восточной Церквей.

Правда, даже на обложке изданной Ватиканом брошюры, в названии документа на русском языке, была опечатка. Что косвенно может свидетельствовать о том, что особой важности Западная Церковь этому документу не придавала.

Не знаю, как на Западе, но реакцию на этот документ в России можно было бы назвать «заговором молчания» — в 2001 году в Библейско-богословском институте св. ап. Андрея вышла хрестоматия «Православие и католичество: от конфронтации к диалогу», составленная А. Юдиным, да в 2006 году в Институте философии, теологии и истории св. Фомы вышла книга А.В. Бармина «Полемика и схизма. История греко-латинских споров IX-XII веков», причем в последней о документе не говорится (что, на мой взгляд, не удивительно — Институт философии, теологии и истории св. Фомы — заведение иезуитское). Обсуждения проблемы в Интернете тоже почти не было.

Причин этого может быть много — от теплохладности и полнейшего равнодушия к догматам до вполне правомерной боязни затрагивать очень больную тему. Однако, это может быть объяснено и обыкновенным невежеством — ни в конце девяностых, ни в начале нулевых в семинарии Сергиева Посада, например, об этом документе (почти) не знали.

Однако сейчас, во времена оживления межкофессиональных контактов, обсуждать эти вопросы необходимо — хотя бы для того, чтобы осознать возможные реакции на православно-католический диалог простых христиан, к которым отношусь и я.

И обсуждение проблемы «великого объединения» следует начать с очень краткого исторического экскурса.

Добавление в Символ Веры Filioque произошло, как известно, вопреки Риму под давлением испанских клириков, использующих это добавление для борьбы с арианами. Однако толкование «От Отца через Сына» в споре с арианами вряд ли могло быть действенно. Вот если понимать Filioque как «И от Отца и от Сына (в смысле онтологии)» («Сын, как и Отец, является — согласно грекам — причиной, а согласно латинянам — началом субсистенции Святого Духа». См. выше) — вот тогда это является существенным, но, увы, совершенно неправославным аргументом. Да и захват и разграбление Константинополя крестоносцами мог произойти лишь на фоне общей уверенности в том, что восточные — еретики, а не схизматики и церемониться с ними нечего. Рим и в этом случае был против, однако справиться с господствующим на Западе отношением к Восточным христианам не мог.

Но суть проблемы совсем не в этом. Сейчас католики утверждают, что они всегда верили ортодоксально, и мы обязаны им верить (хотя почему бы при этом не получить объяснения по поводу, например, БУЛЛЫ ПАПЫ ЕВГЕНИЯ IV  «LAETENTUR COELI»  6 июля 1439 г.?).

И вот тут-то и возникает очень серьезная проблема.

Потому что, как следует из документа «Греческая и латинская традиции об исхождении Святого Духа», Восточная Церковь всегда была православной, ортодоксальной, нееретической.

И, отторгнув её от общения, Рим стал выдавать Римский патриархат, то есть часть Церкви, за всю Её полноту. Что следует даже из её названия — Католическая, то есть Всеобщая, Вселенская. Конечно, патриарх Константинополя тоже называет себя «вселенским». Однако это всего лишь самоназвание, как и «постановление» II Вселенского собора 381 года о присвоении Константинополю второго места чести после Рима (Правило 3. Константинопольский епископ да имеет преимущество чести по Римском епископе, потому что град оный есть новый Рим. Правила IV Вселенского Собора — 9, 17 и 28 — тоже «опираются» на столичный статус Константинополя). Рим до великого раскола никогда не признавал этого, и всегда (Ферраро-Флорентийский собор 1438—1445 гг. вспоминать пока не будем, как и период завоевания крестоносцами Константинополя) возражал против унижения апостольских (Александрия, Антиохия, Иерусалим) кафедр, и, следовательно, Вселенской Церковью это принято не было —и потому никакого существенного смысла этот титул иметь не может. Да и утверждения восточных иерархов, что столичная кафедра должна иметь второе место чести, сейчас выглядят совершенно ничтожными. Люди есть люди и на Востоке, и на Западе, а всяк человек ложь.

В Западной же Церкви этот титул, насколько можно понять из отзывов о Восточной Церкви (включая самые последние высказывания Римского епископа), понимают в том смысле, что никакая другая Церковь не следует учению Единой Святой Вселенской и Апостольской Церкви и потому не является ортодоксальной (православной).

Но часть Церкви — всего лишь часть, какой бы большой и славной она не была. А мы, церковные христиане, веруем лишь во Единую Святую Вселенскую и Апостольскую Церковь. В церковнославянском Символе Веры «Εἰς μίαν, Ἁγίαν, καθολικὴν καὶ ἀποστολικὴν Ἐκκλησίαν» переведено как «Во Единую Святую Соборную и Апостольскую Церковь». Единого мнения, что такое «Соборная Церковь», до сих пор нет. Учитывая, что Ἐκκλησίαν — это «собрание», перевод очень странен («соборное собрание»). Иногда говорят, что Соборная Церковь — та, которая решает возникающие вопросы на «соборах», на собраниях, «съездах». И лишь вынесенные на этих собраниях решения могут быть истинными. Но никаких «формальных» признаков истинности вынесенных на соборах постановлений нет — мы знаем «собор», имевший даже статус Вселенского и потом объявленный «Разбойничьим» (Эфесский 449 года). Истинность принятых на Вселенских соборах решений утверждает сама Вселенская Церковь — народ церковный, принимающий или не принимающий эти решения. Да, конечно, это не слишком «де-юре» — но зато очень «де-факто» — Флорентийскую унию Восточная Церковь отвергла именно по этой причине — народ не принял.

Наша вера во Вселенскую Церковь основана «всего лишь» на словах Христа: Ты еси Петр, и на сем камени созижду Церковь Мою, и врата адова не одолеют ей (Мф.16:18). И, естественно, на нашем Символе Веры.

Возможно, слова о Петре и о том, что Церковь стоит именно на Петре, имеют непосредственное отношение к Риму и Римскому епископу, но понимать это именно так без соответствующего постановления Вселенской Церкви было бы слишком поспешно (Новый Завет говорит нам о том, что Петр, оставаясь в одиночестве, вел себя иногда не совсем ортодоксально), хотя с тем, что Рим — первый по чести среди апостольских кафедр, (почти) никто никогда не спорил (первый среди равных). Не требует объяснения в этом обетовании лишь одно — «врата адова не одолеют ей». То есть мы верим в то, что спасительная Истина во Святом Вселенском Апостольском Собрании пребудет до конца времен и будет вести нас, верующих во Христа, к воскресению и жизни будущего века. Но никакие «формальные» признаки под это обетование подвести невозможно. Ни численность «собрания», ни сила, стоящая за спиной у этого «собрания», ни богатство — ничего, кроме слов Христа, не обеспечивают нам вечное пребывание Истины с Единой Святой Вселенской и Апостольской Церковью. И даже если от Этой Церкви отпадет 99,999%, Истина будет непреложно пребывать с оставшимися 0,001%. Максим Исповедник, как известно, не боялся остаться в своем православии и в одиночестве.

Но у отдельной части Церкви никаких обетований нет. Часть Церкви может исчезнуть, не оставив после себя почти никаких следов.

Если бы Восточная Церковь была еретической, то вся полнота православия была бы сосредоточена в Римской Церкви и никаких проблем у Рима бы не было. А у Восточной Церкви была бы возможность присоединения к православию. Такое в истории православия было — достаточно вспомнить времена иконоборчества (и не только).

Если бы Восточная Церковь была православна, а Западная Церковь еретической, то возможность присоединения к православию была бы у Западной Церкви.

Не было бы проблем в этих случаях и у Вселенской Церкви, потому что вся полнота христианства была бы сосредоточена в Церкви, остающейся «православной». Именно она и была бы Вселенской.

Проблемы возникают в том случае, если и Западная и Восточная Церкви православны.

Во-первых, если Восток всегда был православен, а после 29 июня 1995 года и тем более после опубликования документа «Греческая и латинская традиции об исхождении Святого Духа» нет никаких причин в этом сомневаться, то Рим — всего лишь часть Церкви. И говорить от лица всей Церкви, не учитывая мнения других частей Церкви (восточных патриархатов) и при этом утверждать, что в его, Рима, словах, будет сосредоточена вся полнота истины — на это нет никаких оснований. Утверждая же обратное, Западная Церковь вступает в противоречие с Никео-Цареградским Символом веры. (Насколько я понимаю, это может называться ересью, хотя я очень хорошо вижу недостатки Никео-Цареградского Символа Веры. Так, например, Святой Дух в этом символе не назван Богом. Этому есть исторические объяснения, и исправлять это надо.)

Но дальше — ещё хуже.

Если и Западная и Восточная Церковь православны и не находятся в братском общении, не учитывают молитвенный опыт и опыт богопознания друг друга, то голоса Единой Святой Вселенской и Апостольской Церкови с момента их раскола нет.

А это значит, что все постановления и утверждения как Западной, так и Восточной Церквей не носят Вселенского характера. Они могут быть истинны. А могут и не быть истинны. То есть они не «вероисповедны».

Восточной Церкви это касается, как мне по моему дилетантизму кажется, не так уж и сильно. Ну, возникают проблемы с канонизациями (все святые, канонизированные после раскола, формально «становятся» местночтимыми святыми) или с автокефалиями. Но вряд ли это может быть серьезной проблемой. Преподобному Сергию Радонежскому я как молился, так и буду молиться, Николаю II как не молился, так и не буду — но я, грешный, и Юстиниану Великому никогда не буду молиться (для меня его «демографическая» политика, расчистившая путь исламу, перевешивает его вклад в юридическую культуру Европы), а вопросы автокефалии меня совершенно не интересуют, потому что они для меня совершенно «неспасительны» (а уж этих-то вопросов возникает целая пропасть: пойми-ка — канонично провозглашение автокефалии Москвы в XV веке или нет? — унию-то Константинополь в конечном итоге не принял). Я с совершенно спокойной совестью буду причащаться в любой поместной православной церкви, если у меня есть гарантия, что в ней существует правильная иерархия и священник правильно рукоположен. И в этом случае формальные критерии есть — Апостольских Правил (пусть даже они и более позднего происхождения, но Вселенская Церковь, насколько я понимаю, их приняла) и постановлений Вселенских Соборов для меня вполне достаточно.

А вероисповедных постановлений Восточная Церковь после раскола не принимала! (Все же «невероисповедные» постановления поместных Церквей этих же Церквей и касаются. И потому, например, выводы Дмитрия Шабанова уж слишком, мне кажется, поспешны.) Разумеется, в «административно-дисциплинарном» плане без единого координационного центра жить было очень непросто — не случайно же вся Восточная Церковь далеко не в лучшем положении. А в России, не слишком сильно отягощенной европейской культурой, это приводило к очень тягостным последствиям — и к рабскому поклонению тиранам, и к феноменальной жестокости, и к расколу, и к позорному рабству до 1861 года, и, в конечном итоге, к 1917-му году. За что Россия и платила и ещё будет платить. Но в вероисповедном отношении на Востоке никаких постановлений не было, хотя и обсуждения богословских проблем и споры были, достаточно вспомнить «паламитские споры» — вопрос о природе Фаворского света.

Есть православные, и их немало, которые говорят, что никаких нововведений и не надо — достаточно семи Вселенских Соборов, в которых и заключены все истины православия. Я не принадлежу к этим мудрым и сильным духом людям — мне необходимы разъяснения по множеству вероисповедных вопросов, причем разъяснения, исходящие не от частного лица, пусть и с символом овечки на плечах (уж слишком часто на их разъяснениях лежит или печать времени, или жалкий сервилизм), а от Самой Церкви. Но, хорошо это или плохо — никаких вероисповедных новшеств не было, и потому у Восточной Церкви в вероисповедном отношении проблем нет — в том смысле, что нет причин для новых вероисповедных споров с Западом.

А вот у Рима возникают очень большие проблемы. И до решения этих проблем никакого великого объединения быть не может.

И самая главная проблема состоит в том, что Рим созывал «Вселенские Соборы» и от принятых на этих соборах догматов он вряд ли может отказаться.

Вообще говоря, я — не только очень законопослушный, но и очень робкий человек.

И представить себе, что огромная Римская Церковь с её молитвенным опытом и огромной университетской, то есть научной, традицией могла принимать ложные догматы, мне просто страшно. Да, конечно, все её «Вселенские соборы» совсем не Вселенские. Но это, как мне кажется (но настаивать я на этом не буду) всего лишь «человеческий фактор», а этого «фактора» в истории Церкви больше, чем надо, и быть пуристом в этом отношении просто глупо.

Я готов принять догмат о непорочном зачатии Девы Марии (в конце концов, можно допустить, что человек был задуман Богом так, что в Раю генетический материал, необходимый для зачатия, передавался не половым путем, а в результате поцелуя, например — ведь слюна тоже содержит хромосомы, а что ж еще надо? И я могу допустить, что в данном конкретном случае — при зачатии Богородицы — зачатие произошло именно так, как должно было происходить до грехопадения. Я очень хорошо понимаю, что такие предположения выглядят очень-очень смешно, но нынче и совесть смешно выглядит, так что это совсем не аргумент).

Я готов принять догмат о чистилище. Потому что верю в милосердие Божие и надеюсь на ещё одну попытку покаяния при всеобщем воскресении мертвых на Последнем (Страшном, как принято у нас говорить) Суде. И готов рассматривать нынешнее пребывание душ умерших без покаяния грешников как пребывание в чистилище. Я даже думаю, что тут не богословский, а терминологический спор (тоже «человеческий фактор»).

Но вот с догматом о папской непогрешимости никак не выходит!

Если бы речь шла о том, что епископ города Рима непогрешим тогда, когда он говорит от лица Церкви, когда устами Папы говорит Церковь! Тут никаких сомнений нет — и основания для этой веры — и наша вера во Вселенскую Церковь и слова Господа нашего Иисуса Христа: «где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф.18, 20) — уж тем более, если ради Христа собралась вся Церковь!

Но в догмате 1 Ватиканского собора, вызвавшего, как известно, раскол католической Церкви, речь идет о том, что Папа, как только высказывается по вероисповедным вопросам — сам по себе, а не от лица Церкви, — глаголет истину (документы всех соборов Западной Церкви можно найти на этом сайте).

Ниже приедены варианты перевода:

[Мы учим и определяем как богооткровенный догмат, что Римский епископ, когда говорит с кафедры, то есть когда, выполняя обязанности пастыря и учителя всех христиан, своей высшей апостольской властью определяет, какого учения в вопросах веры или нравственного поведения должна держаться вся Церковь, — в силу божеского содействия, обещанного ему в св. Петре, обладает тою же непогрешимостью, какою по воле божественного Искупителя должна обладать Церковь Его, когда определяет учение, относящееся к вере или нравственному поведению, а посему таковые Римского епископа определения являются неподлежащими отмене сами по себе, а не по решению Церкви. Кто же, — да не допустит Бог! — дерзнет против сего нашего определения возражать, да будет анафема.]

[Папа Римский, когда он говорит ex cathedra, то есть когда, исполняя свои обязанности учителя и пастыря всех христиан, определяет, в силу своей верховной апостольской власти, что некое учение по вопросам веры и нравственности должно быть принято Церковью, пользуется, с Божественной помощью, обещанной ему в лице блаженного Петра, той безошибочностью (infallibilitas), которой Божественный Искупитель благоволил наделить Свою Церковь, когда она определяет учение по вопросам веры и нравственности. Следовательно, эти определения папы Римского непреложны сами по себе ex sese, а не из-за согласия Церкви. Если кто-либо, не дай Бог, поимеет дерзость противоречить нашему определению, да будет отлучен от сообщества верных. ПЕРВЫЙ ВАТИКАНСКИЙ СОБОР ДОГМАТИЧЕСКАЯ КОНСТИТУЦИЯ «PASTOR AETERNUS» 4-я сессия (18 июля 1870 г.)]

Я, в силу своей робости, готов и это признать, но только в том случае, если мне объяснят, в результате чего у епископа города Рима появляется такая удивительная способность, который простой смертный не обладает.

Проблема в том, что онтологические изменения с человеком могут произойти только в результате «таинства».

И вот тут необходимы разъяснения.

Вся Церковь стоит на таинствах. Всё богословие Церкви основано на таинствах. Вся мистическая жизнь Церкви и каждого христианина связана с переживанием таинств. При отказе от таинств христианство превращается в расползающийся студень, который через несколько поколений христиан вступает в формальные противоречия и со Св. Писанием и сам с собой и утрачивает все критерии отличия добра от зла, кроме уголовного кодекса — что мы с прискорбием видим на примере современных протестантов. (А ведь как начинали!)

Но православный христианин узнаёт о таинствах или из учебников, или из катехизисов. А это не очень надежные источники.

Естественно, учебники ссылаются при этом на св. отцов. Но, как это очень часто бывает, строгого и формального определения св. отцы не дают.

Например, св. Максим Исповедник в Мистагогии в XXIV главе — Какие таинства осуществляет и совершает посредством священнодействий, установленных для святого Собрания, в верующих и с верою собирающихся (в храме) всегда пребывающая (в Церкви) благодать Святого Духа — перечисляет то, что в катехизисах к таинствам не относят. И лишь о Евхаристии Максим Исповедник говорит: «…посредством причащения человек удостаивается стать из человека Богом».

Вот что пишет Сергий Булгаков в главе О Таинствах :

[Освящающая сила Церкви

Господь Иисус Христос прошел путь с неба на землю и от земли к небу и воссоединил земное с небесным. Он ниспослал от Отца Св. Духа, живущего в Церкви. Тем совершилась причастность человека к жизни Св. Троицы. Св. Дух, пребывающий в Церкви, сообщает ей Свои дары, каждому по нужде и мере его. Эта благодатная жизнь совершается в Церкви для каждого члена своими собственными путями, таинственно и неисследимо. Однако Господу угодно было установить и определенный для всех доступный образ приятия благодати Св. Духа в св. таинствах. Таинства суть такие священнодействия, в которых под видимым знаком преподается невидимо определенный дар Св. Духа. Для таинства существенным представляется соединение видимого и невидимого, внешней формы и внутреннего содержания. В них отражается природа самой Церкви, которая есть невидимое в видимом и видимое в невидимом. Божественным установлением таинств вносится и в область благодатной жизни строй, мера и закон, и полагается предел беспорядочному, необузданному и бесформенному экстазу, характерному для сект (английские квакеры, русские хлысты), и дается объективное божественное основание для благодатной жизни, которая в протестантизме отдается на произволение человеческого субъективизма со всею его неверностью. В таинствах, установленным Церковью образом, всегда и неизменно подается дар Св. Духа, хотя он и приемлется различно. Церковь имеет власть низводить Св. Духа в таинствах. Пятидесятница, единожды совершившаяся над ликом апостольским, всегда совершается в Церкви в таинствах, посредством апостольского преемства, чрез иерархию. Поэтому сила тайнодействия непосредственно связана со священством, — где нет священства, там нет и таинств (кроме крещения). Это не означает, что там нет и Св. Духа, ибо Его даяние не ограничивается путем таинств. Дух дышит, где хочет, и благодатное даяние Св. Духа даже и в самой Церкви не ограничено таинствами. Однако это даяние Св. Духа не подчинено никакому человеческому ведению, ибо никто не знает, откуда Он приходит и куда уходит, но в таинствах Церкви подается ведение и определенный образ даяния даров Св. Духа. Церковь имеет истинные действенные таинства, это есть один из признаков истинной Церкви. Эта действенность связана с наличием иерархии апостольского преемства и хранением истинного учения. Общение в таинствах и взаимное признание таинств поэтому и есть одно из оснований церковного единства.

Православие (одинаково с католичеством) содержит седьмеричное число таинств (крещение, миропомазание, покаяние, причащение, священство, брак, елеосвящение). Это учение, в новейшее время получившее силу догматического предания в Церкви, оформилось лишь начиная с XII в., сначала на западе, потом на востоке. Следует иметь в виду, что и седьмеричное число не имеет исчерпывающего характера, ибо количество тайнодействий (sacramentalia) в Церкви значительно больше, нежели семь. Так, Церковь имеет различные освящения (храма, св. воды, особенно в Богоявлении, далее хлебов, плодов, всякой вещи), погребение и пострижение в монашество (которые в древности прямо и причислялись к таинствам), освящение икон и крестов и другие чинопоследования, которые по действенности своей, как сообщающие благодать Св. Духа при соблюдении определенной внешней формы, не отличаются от семи таинств. Последние являются только самыми важными проявлениями силы тайнодействия, присущей Церкви. Вместе с тем нет препятствия различать в пределах семи таинств, хотя все они одинаково суть таинства в смысле сообщения даров Св. Духа, — степень их всеобщности и даже богоустановленности. Ничто не препятствует и для православных из числа семи таинств выделять крещение и причащение, как непосредственно установленные самим Господом и для всех христиан насущно необходимые (т. наз. «евангельские» таинства), а потому и наличествовавшие во все времена существования Церкви. Прочие же таинства, хотя и имеют для себя основания в слове Божием и — прямо или косвенно — в словах Спасителя, однако установляются Церковью лишь постепенно, причем некоторые из них (как брак, священство, даже елеопомазание) совершаются не над всеми членами Церкви. Однако такое различение является скорее богословски-теоретическим, нежели практическим. Практически же основанием всех таинств, кроме крещения, является священство, хотя оно и не является первообразным для Церкви, ибо оформляется в послеапостольский век, на смену уходящего из мира апостольства и первоначального харизматизма. Семь таинств в своей совокупности освящают жизнь человека, как личного, так и родового существа, и обеспечивают ей благодатную полноту. В частности каждому из таинств присуща своя особая сила. 1) Крещение есть духовное рождение, в котором силою облечения во Христа умирает природный человек с присущим ему первородным грехом и рождается новый. Это есть усвоение спасительной силы искупительного подвига Христова. Это таинство есть единственное, которое, в случае отсутствия священника, может быть совершено и мирянином (мужчиной или даже женщиной) в силу всеобщего христианского священства. Однако оно может быть совершено только христианином, силою Церкви, орудием которой он здесь является, и крещение, совершаемое не христианином, не является действительным (как это допускает римский католицизм), ибо оно есть благодатное действие Церкви, а не магический акт. Образом совершения является троекратное погружение во Имя Св. Троицы (а не в одно только Имя Иисусово, как это было допущено в католичестве папой Николаем I относительно болгар). Всякое христианское крещение во Имя Св. Троицы является действительным, притом не только в пределах, но и за пределами православия, как это явствует из практики как древней, так и современной Церкви, которая, как правило, однажды крещеных не перекрещивает (кроме особо мотивированных исключений).

2) Миропомазание совершается в Православной Церкви немедленно после крещения. Оно не может быть совершено мирянином, но только священником или епископом, а св. миро для него освящается собором епископов, так что в этом смысле это есть епископское таинство, хотя непосредственно и совершаемое священником. Оно означает всеобщее рукоположение, которое в первенствующей Церкви и совершалось над крещеными самими апостолами, хотя и не в иерархический сан, но в священное звание мирян. Поэтому оно и совершается силою епископства в Церкви. Оно открывает доступ к благодатной жизни в Церкви чрез участие во всех церковных таинствах. Поэтому христиане, которые вступают в православие из исповеданий, утративших благодатное священство, принимаются чрез миропомазание, чрез что, так сказать, рукополагаются в звание мирян, членов Церкви, и лишь по миропомазании допускаются до участия в таинствах церковных. Миропомазание, при котором помазание миром совершается со словами «печать Дара Духа Святого», соответствует личной Пятидесятнице в жизни каждого христианина. В нем каждому подается дар Св. Духа, ему свойственный, возвращается слава, присущая душе и телу первозданного Адама и им утраченная при грехопадении (Рим. 3, 23), зачаток преображения и воскресения.

3) Покаяние, называемое иногда вторым крещением, есть применение власти «вязать и решить» грехи, данной Христом апостолам и их преемству. Хотя в крещении уничтожается власть первородного греха в человеке, однако в природном его существе сохраняется его сила в виде наклонности ко греху и отсюда проистекающей общей греховности. Для освобождения от грехов, совершаемых человеком после крещения, в покаянии, чрез исповедание их пред духовником, подается благодатное разрешение, изглаждающее грехи и снова примиряющее человека с Богом.

4) Евхаристия есть вкушение небесного хлеба в приобщении Тела и Крови Христовых, согласно установлению самого Господа. Таинство это может быть совершено только законно рукоположенным священником или епископом. Церковь учит, что хлеб и вино прелагаются в Тело и Кровь Христовы, подаваемые для причащения (хотя она и не разделяет латинского учения о transsubstantiatio с различением изменяющейся субстанции и неизменяющихся акциденций) В св. Тайнах истинно присутствует Христос, подающий Себя в причащении. Но этим последним пользование св. дарами в православии и ограничивается. Оно не знает выставления св. даров для поклонения и нарочитого их для этого освящения уже не для причащения, но для адорации, как это, не без насилия над прямой целью установления таинства, практикуется в католичестве. Освящение св. даров совершается в течение всей литургии, причем самою важною совершительною частью ее является произнесение установленных слов Спасителя, сопровождаемое призыванием Св. Духа с их благословением (эпиклезис). Все верующие причащаются под обоими видами, т.е. не только священнослужители, но и миряне. Евхаристия имеет значение бескровной жертвы, по силе жертвы Голгофской, она приносится «о всех и за вся», за живых и умерших.

5) Священство есть таинство сообщения даров иерархических чрез рукоположение епископское при согласии и молитвенном участии народа церковного. Эта благодать неизгладима, и таинство не повторяется (хотя недостойные носители сана могут быть возбраняемы в служении). Существует три иерархических степени рукоположения: епископство, пресвитерство и диаконство (низшие степени: чтеца и иподиакона, находятся вне рукоположенной иерархии).

6) Брак есть благодатное освящение естественного союза мужчины и женщины для совместной христианской жизни и для деторождения. В браке, который совершается «во Христа и во Церковь», полагается основание малой домашней церкви, которою является семья.

7) Елеосвящение есть таинство общего оздоровления всего человеческого естества, души и тела. В нем соединяется освобождение от частных нераскаянных грехов и вспоможение в борьбе с общей греховностью с исцелением и оздоровлением тела. Последнее может выражаться не только в возвращении здоровья для жизни, но и в подаянии силы для христианской смерти, поскольку последняя является также актом жизни. Отсюда двоякая направленность этого таинства: к исцелению от болезни чрез выздоровление от нее или же через исход смертный (в католичестве для этого таинства установляется только эта последняя цель, напутствия на смерть).  

Наряду с этими семью таинствами Церковь знает в своей благодатной жизни многие освятительные акты и обряды, имеющие силу тайнодействия, sacramentalia, и можно, в известном смысле, сказать, что таковыми являются все акты в богослужебной жизни. Останавливаться отдельно на этих актах мы не будем. Укажем лишь, что в них и через них в мир, чрез вещество этого мира в различных видах, непрестанно струится благодать Св. Духа, приуготовляющая мир к грядущему преображению, созданию нового неба и новой земли. А также и для человека, в соответствии его личной нужде, подается благодатная помощь чрез молитвенное благословение или священнодействие (напр. монашеское пострижение). Сила святящая и совершительная здесь есть Имя Божие. Благословение и освящение совершается Именем Божиим, и потому оно окружено в Православии особым почитанием, которое соответствует почитанию Имени Божия (священной тетраграммы) в Ветхом Завете. Это есть сладчайшее Имя Господа Иисуса, которое непрестанно повторяется в молитве Иисусовой, т. наз. умном делании, и Имя Св. Троицы. Почитание Имени Божия есть основа православного благочестия и богослужения. (ПРАВОСЛАВИЕ. ОЧЕРКИ УЧЕНИЯ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ, протоиерей Сергий Булгаков)]

И за последние несколько десятилетий православный взгляд на таинства не изменился — вот что пишет, например, Иоанн Мейендорф (Византийское богословие):

«Феодор Студит в IX в. приводит список из шести таинств: святое «освящение» (Крещение), «синаксис» (Synaxis — вместе — Евхаристия), святое Миропомазание, рукоположение во священники или епископы, пострижение в монахи и погребальная служба. Учение «семи таинств» в первый раз появляется — что очень показательно — в Исповедании Веры, полученном от императора Михаила Палеолога папой Климентом IV в 1267 г. Это Исповедание, разумеется, подготовили латинские богословы.

Явно западное происхождение этого скупого перечня таинств не помешало его широкому принятию восточными христианами, начиная с XIII в. Список таинств приняли даже те, кто яростно сопротивлялся попыткам примириться с Римом. Похоже, что это быстрое перенятие стало результатом не только влияния латинского богословия, но и средневекового восхищения Византии символическими числами: число «семь» вызывало особенно богатые ассоциации, наводя на мысль, скажем, о семи дарах Духа у Исайи (11:2—4). Но у византийских авторов, принявших «семь таинств», обнаруживаются разные конкурирующие списки. Монах Иов (XIII в.), автор диссертации о церковных таинствах, включает в свой список пострижение в монахи, как это было в перечне Феодора Студита, но соединяет в одном Таинстве покаяние и помазание болящих. Симеон Фессалоникский, живший в XV столетии, также отмечает таинственный характер пострижения в иноки, но объединяет его с покаянием, а вот соборование у него — отдельное Таинство. Между тем Иоасаф, митрополит Эфесский, современник Симеона, провозглашает: «По-моему, таинств в Церкви не семь, но больше», и предлагает свой перечень из десяти таинств, включающий освящение церкви, погребальную службу и пострижение в монахи».

Очевидно, Византийская Церковь формально никогда не признала какого-то конкретного перечня; многие авторы принимают стандартный ряд из семи таинств — Крещение, Миропомазание, Евхаристия, священство, брак, покаяние и елеосвящение, — тогда как иные предлагают более пространные перечни. Но есть и третьи — они настаивают на исключительном и выдающемся значении Крещения и Евхаристии, основного христианского посвящения в «новую жизнь». Так, Григорий Палама провозглашает, что «в этих двух [таинствах], все наше спасение укоренено, поскольку вся икономия Богочеловека восстанавливается в них». А Николай Кавасила сочиняет свой знаменитый труд о «Жизни во Христе» как толкование Крещения, Миропомазания и Евхаристии».

Однако у Западной Церкви вопрос о таинствах более формализован. На Тридентском «Вселенском» Соборе (Седьмая сессия) (The Council of Trent (1545-1563)) (см. на сайтах здесь  или здесь) приняты следующие постановления:

(См. также Бенедетто Теста. Таинства в Католической Церкви.)

В Сети есть и Особенности римско-католического учения о Таинствах. Православие и западное христианство. Римский Католицизм. Огицкий Д. П., Протоиерей прот. Максим Козлов. (Однако цитаты в последней книге, как мне кажется, следует переводить самому.)

Как известно, православные катехизисы и школьные учебники богословия заимствовали католический взгляд на таинства. И трений по этому поводу между Западом и Востоком почти никогда не возникало (и слава Богу!). Говорят, что католическое учение о таинствах слишком «механистично» (см. Огницкого и Козлова), что послужило поводом для возникновения очень скверных суеверий, но, судя по одиннадцатому канону, это, может быть, и не так (не мне, при моём дилетантизме, об этом судить). Но в данном случае не это главное — главное в другом.

Главное в том, что мы, церковные христиане, как католики, так и православные, почти одинаково мыслим о семи таинствах. Эти таинства следующие:

1. Таинство Крещения
2. Таинство Миропомазания
3. Таинство Покаяния
4. Таинство Причащения (Евхаристии)
5. Таинство Елеосвящения
6. Таинство Брака
7. Таинство Священства

Таинства крещения, покаяния, елеосвящения и брака, вероятно, обсуждать в сязи с особым статусом епископа Рима, не надо.

Остаются три таинства — миропомазание, Евхаристия и священство.

Ни одно из этих таинств, безусловно спасительных и безусловно реальных, что каждый «сознательный» христианин знает по себе, особых, «специфических», «специальных» свойств человеку не сообщает.

Таинство миропомазания католики, судя по 9-му канону Тридентского собора, разрешают совершать один раз. И говорить о этом таинстве в связи с особым статусом епископа Рима тоже не нужно.

Но о таинстве миропомазания хотелось бы сказать два слова в связи с некоторыми «православными» обычаями.

Таинства — это не магия, не колдовство и не механизм. И если, например, перед конкурсом пианистов отслужить молебен и совершить миропомазание («печать дара Духа Святого») посредственного исполнителя, лауреатом конкурса он не станет. И обвинять его за это в том, что он мало верил, будет только очень недалекий человек. Но его духовным достижениям это, может быть, и будет способствовать, если молиться он будет именно о духовных достижениях, а не о заключении контрактов на концертные турне. Что такое дары и плоды Святого Духа, мы знаем из Писания. Строго говоря, «Всякое даяние доброе и всякий дар совершенный исходит свыше, от Отца светов… (Иаков 1,17). То есть все действительно доброе, а не рядящееся в личину добра, что делает человек — всё это дар Святого Духа. И всякие «положительные» способности, в том числе и музыкальные — тоже. Совершенно несомненно, что в таинстве миропомазания человек приобретает то самое главное, что необходимо ему для спасения — способность любить. То есть способность освоить те «качества» любви, о которых нам говорит и Сам Спаситель, и апостолы: Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Иоанн 15:13). Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит (1 Кор.13:4-7). Плоды духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание (Гал.5:22-23). Плоды Духа: благость, праведность и истина (Еф.5:9).

Но, давая нам потенциальные возможности обрести эти необходимые для спасения «свойства», — «специальных» способностей таинство не даёт.

Разумеется, Бог может даровать и «специальные» способности — чудеса могут происходить всегда. Но таинства, которые тоже чудеса — это чудеса «гарантированные», а дарование «специальных» таинств — вещь совсем негарантированная.

(Правда, если отслужить молебен по поводу спортивных достижений, то вероятность плохого выступления спортсменов может и повыситься. Потому что спорт — дело совсем-совсем не богоугодное и очень вредит здоровью человека. А плохое выступление здоровье может сберечь. Непонимание этого вполне адекватно характеризует христианина. Как говорит апостол: «телесное упражнение мало полезно» (1 Тим. 4,8). Да и «фанатов» на спортивных мероприятиях Церковь не приветствовала — см. например, канон о конских ристалищах.)

В таинстве Евхаристии мы становимся Телом Христовым — но становимся Им, не утрачивая при этом своей личности — мы причащаемся Телу и Крови, божественной Природе, а не Ипостаси. Мы получаем возможность воскресения и жизни будущего века, мы уже в этой жизни получаем духовное совершенствование и даже укрепление физического здоровья. Но «особых», «специальных» способностей — как непременный дар — не получаем.

Таинство священства делает возможным, при определенных условиях (при искреннем, насколько это возможно для грешного человека, желании служащего и/или того, для кого служат, в чистоте и покаянии совершить Бескровную Жертву — я вынужден это подчеркнуть, чтобы отмежеваться от «магического», «механистического» понимания таинства) священнику совершать Евхаристию и другие положенные его сану таинства, а епископу, кроме того, и совершать рукоположения, «ставить» других епископов (в совместном богослужении с другими епископами) или священников и дьяконов (в этом случае совершающий рукоположение служащий епископ может быть один). (В наших учебниках (см., например, Василий Дмитриевич Сарычев. Учение о Боге Спасителе. Конспект лекций по догматическому богословию) сказано, что таинство священства дает ещё и способность «пасти» стадо Христово. Но суровая реальность говорит нам, что это всего лишь выдавание желаемого за действительное. И тут таинство — не магия и не механизм и не предназначено для дарования «специальных» способностей. Мне и в голову не приходит отрицать возможность чудес — Богу всё возможно. Но — повторюсь — таинство, которое, разумеется, тоже чудо — вещь «гарантированная», при условии положительной искренности, пусть и очень слабенькой и скорее умственной, чем сердечной, совершающего таинства или/и тех, для кого таинства совершаются. А дарование способностей неспособному человеку, если такое совершается — чудо совсем «не гарантированное». Я, будучи православным, верю, что и мудрость, и способности можно у Бога вымолить. Вера моя основана на словах апостола Иакова (Иаков,1,5). Но тут нужны и молитва, и большой труд. История говорит мне о том, что в большинстве случаев Бог от рождения «выбирает» и гениальных математиков, и гениальных физиков, и гениальных композиторов, музыкантов, художников и гениальных учителей. Способности, тем более гениальные, Бог дает от рождения. А уж реализовывает или не реализовывает человек их сам — это дело его свободы. Забота о наличии у рукополагаемого необходимых способностей лежит на тех, кто выбирает человека для рукоположения, о чем и говорят нам апостольские послания.

Рукоположение делает из человека священника или епископа, но сделать из человека даже всего лишь человека и уж тем более — учителя, рукоположение не может — это может лишь сам человек, с Божьей помощью, конечно. Когда, наконец, это поймут наши самовлюбленные клирики, поспешно переодевающиеся в цивильное перед выходом их храма?)

Причем существует, как известно, лишь три степени священства.

1. Дьяконат, который не связан с возможностью совершать таинства;
2. Пресвитерство, связанное с возможностью совершать все таинства, кроме рукоположения;
3. И епископство, связанное с возможностью совершения всех таинств.

Всё же, что после епископства — архиепископы, митрополиты, кардиналы и т.д. —всего лишь административные должности.

То есть по «уровню» священства папа Римский — это епископ города Рима, как совершенно справедливо он себя и называет.

Никакого особого таинства при избрании епископа на административную должность главы Римской Церкви не существует — никакого восьмого таинства Католическая Церковь пока не установила. (Хотя особое богослужение существует.)

Даже если принять то понимание таинств, которого придерживались о. Сергий Булгаков или о. Иоанн Мейендорф, или Максим Исповедник, или Кирилл Иерусалимский (см. Тайноводственное поучение третье), то и в этом случае это чудесное превращение епископа в связи с назначением его на административную должность епископа города Рима вряд ли удалось бы объяснить — потому что после опубликования документа «Греческая и латинская традиции об исхождении Святого Духа» Римская Церковь только часть Вселенской, и почему части Церкви могут быть даны такие преимущества, совсем непонятно. Но понимать таинства так, как понимает их Восточная Церковь, в этом случае, насколько я понимаю, мы не можем — здесь нам необходимо стоять на позициях Тридентского собора.

И раз нет в Римской Церкви восьмого таинства — никаких онтологических изменений с вступившим на должность епископа Рима не происходит.

И потому никакими особыми свойствами епископ города Рима «сам по себе», при католическом понимании таинств, обладать не может.

Но если он говорит от лица Вселенской Церкви (то есть, в сущности, возглавляет достигший согласия Вселенский собор — сам или через своих легатов), в которую, как следует после 1996 года, в обязательном порядке входит и Восточная Церковь, устами его, вследствии обетования, данного нам Иисусом Христом, будет говорить Святой Дух. Однако это противоречит догмату Первого Ватиканского Собора.

И одно дело — просить прощения за крестовые походы, и совсем другое дело — признаваться в своей неортодоксальности, принимая на себя всю вину за разделение христианского мира и связанные с этим разделением межхристианские войны.

Я очень надеюсь, что какой-то выход из этой логической ловушки есть.

Повторяю: я человек очень законопослушный и очень-очень робкий. Но пока мне не объяснят, как решить все эти проблемы, всякие межконфессиональные диалоги, если они от этих проблем уходят, будут для меня изменой православной вере. И я, по своей боязливости, предпочту остаться на позициях Максима Исповедника: «да пусть вся вселенная это примет, на я не приму!» (простите за вольное изложение его слов).

Причина этого вовсе не в том, что я «упертый» догматик и/или «фундаменталист» (хотя возражать на это обвинение я не буду). Дело гораздо серьезней.

Дело в том, что вся европейская — то есть иудео-греко-христианская — культура со всеми её научно-техническими достижениями, сделавшими нашу жизнь такой удобной, с понятием о правах человека, с юриспруденцией и гуманизмом — основаны, как ни смешно это сейчас звучит для «среднего человека» и среднего, и несреднего «либерала», — на христианской культуре и, следовательно, ещё и на догматах Вселенской Церкви.

Весь двадцатый век, после успешного убийства Бога христианнейшими монархами, развязавшими Первую мировую войну, человечество продержалось на страхе. На страхе большевизма, нацизма, коммунизма, маоизма, «освободительных движений», как инспирированных Москвой, так и самостоятельных. После развала «коммунистической» системы и перемены «курса» в Китае страх прошел и вместе с ним ушли сдерживающие факторы. Теперь в «цивилизованном» мире можно всё, потому что теперь критерием истины, вместо забытого Бога, стал снова человек.

Бесстрашные люди, предложившие такую смену ориентиров, думают, что они предлагают что-то новое. Но, как известно, «нет ничего нового под солнцем» (Экклезиаст 1, 9). Развал античного мира, с его высокой «гуманитарной» культурой («человек — мера всех вещей — существующих, что они существуют, и несуществующих, что они не существуют»), начался тоже со смены ориентиров и усвоения «новых» ценностей.

Кончилось это тем, что пришли варвары. И спорить с ними об «общечеловеческих» ценностях было очень проблематично — наиболее убедительным аргументом они считали меч.

Европе ещё повезло. Разрушивший Рим Аларих был христианином, пусть и не ортодоксальным и неученым, и какие-то резоны признавал.

Древней Руси, слишком медленно осваивавшей христианскую культуру и никак не желавшей расставаться с языческими «приоритетами», повезло меньше — с монголами никакие дискуссии были невозможны. И потому пришлось «лицом повернуться к обдорам» — пришлось сменить какую-никакую европейскую культуру на монгольскую, радости чего мы все до сих пор и расхлебываем.

И чем кончится нынешний морально-нравственный кисель, совершенно ясно. (А кому не ясно, пусть спросит об этом жителей нашего Дальнего Востока или среднего европейца, почти потерявшегося среди афро-арабско-мусульманской публики.) Правда, нынешним обывателям ничего не страшно — по своей безграмотности. Им бы задуматься — почему немцы после войны каялись в своих преступлениях, а японцам, закусывавшим печенью живых американских летчиков и закапывавшим или сжигавшим живых людей, мысли о покаянии и в голову не приходили. (А всё потому, что азиатская восточная культура отличается от европейской не только чайной церемонией.)

И силой — законной, незаконной — здесь ничего не поделаешь (попробуй запугать террориста-смертника, например).

Нужно что-то более сильное, чем сила.

Нужно то, что 1700 лет назад принудило Римскую империю, распинавшую христиан или скармливающую их львам и тиграм, признать христианство государственной религией. Силы у Рима не было, но христианство смогло переварить варваров и превратить их в добропорядочных европейцев.

Однако разделенная Церковь нечего предложить не может.

1700 лет назад сильнее силы было слово. Именно слово оказалось сильнее варваров и спасло Рим. Но большую часть современных слов — большую часть современной литературы «о божественном» — можно разделить на следующие разделы:

1. псевдонаучные изыскания (в особенности протестантские, пытающиеся объяснить христианство как культурное явление, которое вполне может обойтись без воскресения Христа, и дать чудесам научное обоснование);
2. мемуары (вещь, безусловно, нужная, но, во-первых, нельзя же жить одним прошлым, а во-вторых, мемуары как исторический источник — вещь крайне ненадёжная);
3. сладкие слюни;
4. морально-нравственная нудятина, вызывающая негативные чувства на фоне современного клира («и эти люди говорят мне, чтобы я не ковырял в носу?»);
5. безграмотная чушь;
6. элементарная ложь (в большинстве случаев — деятельность вчерашних комсомольских и чекистских функционеров, брошенных на православно-массовую работу с молодежью).

(Я мог бы это доказать — достаточно привести список соответствующих книг и журналов, но делать этого не буду, потому что это пустая трата времени. Если хотите в этом убедиться, посетите лучше магазины религиозной литературы. Пустота в них — лучшее доказательство моих слов. Клирики, правда, ещё заходят.)

В Ватикане даже Академия наук есть. В чем смысл её существования, совершенно непонятно — почти полную секуляризацию современной Европы эта Академия не предотвратила. Более того — по статистике чем образованней (в смысле современной науки) европейский или североамериканский человек, тем меньше он верит в Бога.

И я думаю, что это вполне объяснимо и закономерно — требовать от Бога вдохновения в то время, как перед нами во всей своей кровавой трагичности стоит проблема расколотой Церкви, которая по божественной заповеди должна быть единой (Иоанн 17, 21) — просто неприлично.

Да, разумеется, Бог дает благодать и тем самым возможность выживания даже этой Церкви — но ничего нового эта Церковь ни для себя, ни для мира совершить не может.

И потому не может остановить наступление новой античности и новых варваров.

И становление нового, очень рационального мира. Где человек может всё — пока у него есть деньги, пока он представляет собой «потребительскую ценность», и пока это ему позволяют. С встроенными в тело человека биологическими микрочипами с обратной связью и другими замечательными достижениями научно-технического прогресса. Одним словом — разделенная Церковь не сможет остановить антихриста.

Не мне, человеку грешному и необразованному, решать эти проблемы. Но от меня, простого мирянина, и не следует требовать большого богословского или культурологического образования. Образно выражаясь, мне, как среднему человеку, нужно не учение об электричестве, а выключатель на стене. Хотя даже очень грешный и необразованный человек может обращать внимание на существование этих проблем (кричать от боли).

И для меня совершенно несомненно, что значение догматов для «обыденной», «практической», бытовой жизни Церковью всерьез до сих пор и не обсуждалось. Как будто слова Христа «Не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить… Ищите же прежде Царствия Божия и правды Его и это всё приложится вам» (Матфей 6, 25-34) должны реализовываться каждый раз «чудесным» образом. Для меня несомненно и то, что «всяк дар совершен…», и то, что «есть и пить и во что одеться» «естественно», органично вырастают из «думайте прежде всего о Царстве Небесном» — как «бесплатное» приложение к этим мыслям.

Для примера мне хотелось бы высказать предположение о возможных судьбах обсуждения вопроса о природе Фаворского света.

По своему дилетантизму я не могу проследить влияние паламитских споров на европейскую культуру. Но высказать предположение о результатах этих обсуждений в Единой Церкви я имею право.

Почему бы, учитывая и Восточный и Западный церковный опыт, не допустить, что был бы принят следующий тезис: «Так же, как Господь наш Иисус Христос по учению Вселенской Церкви имеет две природы — божественную и тварную, так и исходящий от него как на Фаворе, так и предвечно свет имеет божественную и тварную природы».

Разумеется, я не могу сказать, что это — мои вероисповедные убеждения. Но это моя «христианская интуиция», возможно ошибочная, на что каждый имеет право. Я, вслед за некоторыми святыми, думаю, что я очень древнего рода, но то, что я, то есть идея моего «я», совечна Богу, я думать не могу. В Боге нет перемен. И потому Бог является Творцом вечно и предвечно. Когда-то, в предвечности, он сотворил меня, то есть идею моего «я». Но поверить в то, что идея моего «я» в сотворении не нуждалась, что идея моего «я» совечна Богу — в это я поверить не могу, пока Единая Святая Вселенская Церковь мне это не объяснит. И поэтому думаю, что тварные энергии исходят от Логоса вечно — как и энергии божественные.

Возможно, принятие Вселенской Церковью этого положения послужило бы основой для развития софиологии. И родившейся из неё, основанной на христианстве, науки — как «естественной», где основополагающие понятия не висели бы, как сейчас, ни на чем, так и «гуманитарной», в которой мерилом хорошего и плохого был бы не грешный человек со всеми его страстями и глупостями, а Троица-Единица.

Разумеется, это всего лишь «мечтания» простого христианина. Но ведь и я, при всех своих грехах — христианин, член Тела Христова. И дело Церкви, которая должна быть мне матерью, а не корыстной мачехой — объяснить мне, почему «нет».

Я очень хорошо — на собственной шкуре — знаю, как это тяжело — жить в мире, где нет голоса Вселенской Церкви.

Но на собственной своей шкуре я знаю и то, что при всей неграмотности и всех грехах (обусловленных во многих случаях не злой волей, а той же безграмотностью и отсутствием культуры, — что тоже во многом связано с отсутствием неразделенной Церкви, с отсутствием должного учительства), Господь и кормит, и одевает человека даже во враждебном этому человеку мире, если он старается по мере своих несовершенных сил думать о Царстве Небесном.

И рисковать этой заботой, этим хлебом насущным, вступая в межконфессиональные диалоги, а не в обсуждения стоящих перед Церковью проблем, я просто-напросто не могу и не буду.

В заключение я должен сказать, что, будучи христианином православным, с огромным уважением отношусь как к самой католической Церкви, так и к клирикам московских католических храмов. К о. Игорю Ковалевскому, секретарю Конференции католических епископов России, я отношусь не только с уважением, но и с любовью во Христе.

Читайте также:

•  О лозунге «Православная социалистическая монархия»

Поддержать «Ахиллу»:

Яндекс-кошелек: 410013762179717

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

PayPal