Ахилла

По тому пассажиру 112-го экспресса сразу было видно, что он влюбленный. Такой отсутствующий взгляд бывает только у влюбленных да еще у контролеров в автобусе, когда они уже проверили билеты и сидят в ожидании остановки. Я ехала от Капотни, рейс был самый ранний, и в автобусе нас трое: эта ранняя пташка с букетом, мужик в черной кепке с усами да я — за рулем. У экспресса несколько остановок в Капотне, а следующая уже конечная — метро: между микрорайоном и метро остановок нет: экспресс же. И вот тормознула я на последней капотнинской остановке — той, что возле стадиона — проехала метров пятьсот и уже начала набирать хорошую скорость, как этот сомнамбулка в капюшоне вскакивает, бросается к кабине и повелительно так говорит: «Остановите автобус!» Понятно, проворонил остановку — за мечтаниями-то. Я разозлилась. Я восхитилась про себя. Он сказал это так, будто вообще меня не видел. Так хирург, ослепленный лампами над операционным столом и видя перед собою только развороченную плоть, повелевает куда-то в пространство: «Скальпель!» Я могла бы заявить, что веду экспресс, но это чудо природы просто б не услышал — он уже нетерпеливо повернулся к двери и перебирал длиннющими худыми ногами в дурацких джинсах, открывающих беззащитные костлявые щиколотки — это на морозе-то!

Я сбавила скорость, остановила автобус, открыла и закрыла переднюю дверь. И собиралась уже тронуться, когда услышала: «Минуточку…» Повернула голову и встретилась взглядом с усачом в черной кепке — а я как-то и забыла про него! Удивительно, почему мне всегда кажется, что люди с близко посаженными глазами обладают каким-то гипнотизирующим талантом? Другому я бы хмуро ответила, что никаких минуточек, и без того опаздываю.

— Это ведь экспресс? — начал мужик свой допрос. — Почему остановились в неположенном месте?

Все, попала! Это проверяющий, которых в последнее время появилось, кажется, больше, чем водителей. И охота была в такую рань…

Я ничего не ответила. Отвечать было нечего: остановила экспресс, нарушила должностную инструкцию. Значит, жди рапорта — уж как пить дать.

— Где ваш бейдж? — поинтересовался мужик и достал из нагрудного кармана пальто аккуратный блокнот.

— Под стеклом, вы смотрите на него… — буркнула я, отвернулась и выжала газ.

Надо заметить, что водители автобуса постоянно ходят под угрозой рапорта, у нас слишком много разных «нельзя»: нельзя курить на конечных (а как быть, если почти все мы — злостные курильщики?), нельзя оставлять автобус с включенным двигателем (а если перерыв между рейсами пять минут и тебе нужно купить кофе в автомате?), нельзя работать на линии с включенным котлом (в минус двадцать в салоне без обогрева котлом через полчаса — уже настоящий ледник), и так далее, и так далее. На случай разных «если» и набрали проверяющих: не поймали — хорошо, поймали — рапорт, вызов в колонну, сочинение объяснительной, непременный штраф, а то и похуже.

Я хмуро смотрела на дорогу и, честное слово, если бы не эта всепоглощающая белизна за окнами, ни за что не вспомнила бы о той дурацкой истории, случившейся лет десять тому назад и изрядно рассмешившей весь православный театр, в котором я тогда трудилась завлитом. Теперь мне немного стыдно, ведь кому-то тот случай мог стоить неприятностей на службе или даже снятых на время погон, но тогда я была неимоверно горда собою и — что греха таить — веселилась вместе со всеми.

Короче говоря, это произошло, кажется, на открытии Рождественских чтений, в зале церковных соборов Храма Христа Спасителя. Или, может, вручали патриаршую премию особо отличившимся деятелям искусства — уже не помню точно. Ясно лишь то, что была зима и что на важном мероприятии с участием Патриарха присутствовало наше руководство — оно часто брало меня с собой на разные встречи.

Но, кроме Патриарха и нашего руководства, в зале церковных соборов в тот день — не очень-то памятный, как теперь выяснилось — была дама из Литинститута, наша бывшая преподавательница, которой я всегда при встречах — а встречались мы раз в год примерно, чаще не получалось — дарила цветы. В тот раз я раздобыла для нее живые ландыши. Вы, конечно, ждете, что сейчас я с придыханием начну рассказывать, какие были прекрасные ландыши? Да ничего подобного: ландыши как ландыши, просто в середине зимы. Я грела их под своей белой шубкой, да и вообще видок у меня был, наверное… буржуазный слегка: шубка с кружевом на манжетах, белые — на каблуках — сапожки да еще эти ландыши…

Я прошла в зал, не снимая шубки, потому что собиралась вручить цветы адресатке и смыться с торжества домой. Но не тут-то было: у самого входа, рядом со сценой, путь мне преградили два плечистых парня в серых костюмах.

— Простите… — как можно вежливее начала я. — Можно мне пройти и подарить вот эти цветы вон той даме, в первом ряду? Это моя преподавательница, у нее день рождения…

Про день рождения вранье, конечно, но куда деваться? Парни в штатском не менее учтиво объяснили мне, что туда нельзя, пока не уехал Святейший. И, не сговариваясь, повернулись ко мне спинами, закрывая проход. Я улыбнулась, кивнула и встала за парнями. Ну просто частокол кремлевский, до чего похожи — и костюмы, и фигура, и даже, кажется, цвет волос. Впрочем, цвет волос я разглядеть как раз не успела: в зале погас свет. Кажется, играл оркестр, но меня все эти шуберты сейчас трогали мало, я стояла вплотную к одному из парней и следила за каждым его движением. И дождалась-таки момента, когда парни расслабились или, говоря по-военному, утратили сноровку. И тогда я легко раздвинула их и бросилась вдоль первого ряда. Там сидели какие-то священники, но соображать, кто из них Патриарх, у меня не было времени, да и пришла я не за этим.

Моя преподавательница сидела где-то посередине, я успела вложить букет ландышей в ее удивленную руку, поймать совершенно ошарашенный взгляд молодых синих глаз. Дожидаться, пока она придет в себя, я не могла: было опасение, что патриаршая охрана опомнится раньше. Возвращаться тем же путем не стала — ну их на фиг, еще оттащат на Лубянку и потребуют объяснений. Пошла вверх, через зал, к выходу. Вволю мы с ребятами в театре на следующий день поржали над моими приключениями!

Вспомнив про этот случай и даже ощутив отчего-то аромат ландышей в своей кабине, я ни на секунду не подумала, что вот де, поделом, тогда я допустила безрассудство в ущерб кому-то, а сегодня поплачусь сама, это справедливо, и все такое. И тогда, и сейчас я абсолютно далека от мысли сравнивать эти два эпизода. Рапорт я, как ни странно, не получила — не в этом дело. Просто знаете что? Шоферы обычно терпеть не могут белый цвет. А я все же думаю, что я его люблю. Потому что ландыши, и все такое. Это хорошо, что они были в моей жизни — ландыши в декабре!

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: