Ахилла

I

В овощном отделе «Пятёрочки» заспорили однажды старые недруги — фиолетовый гладкий упитанный Баклажан и бледно-зелёный шероховатый, какой-то весь неопрятный Кабачок — о том, кто из них двоих благородней. Баклажан стоил тридцать девять рублей за килограмм летом, зато чуть ли не триста зимой, и говорил, что это есть доказательство его знатного происхождения; в то время как несчастный Кабачок пусть летом также стоил тридцать девять рублей за тот же килограмм (или даже дешевле того), но в зимнюю пору был совершенно вял и безвкусен. Кабачок справедливо возражал, что перед Создателем все равны, а то даже, не ровен час, уничиженное и незнатное мира сего и познатней будет — потупив глаза, смиренно сослался он на Писание.

И вот заходит как раз в овощной отдел старушенция — весьма такого интеллигентного облика, в пальто цвета йода, потёртом, но чистом, с остатками послевоенного хоря на плечах. На дряблых, чуть розоватых мочках ушей её с изысканным вкусом привешены серьги изумительной величины, вещи старинные — серебро с изумрудами. У ней, у старухи, папеньку, троцкистско-зиновьевского шпиона японско-литовской разведки, расстреляли во время оно как подлую собаку, а маменьку… Но это, впрочем, к делу не относится! Известно: лес рубят, щепки летят, головы и тому подобное, и так далее.

Итак, довольно долго она перебирала, ощупывала капусту белокочанную, гранаты азербайджанские, персики бархатные, шампиньоны (с картошечкой жареной хороши!), виноград, кукурузу, салат, кокосовые орехи и другие фрукты и овощи. Ничто ей не нравилось, всё опостылело, надоело — даже авокадо. Тогда ухватила она подагрическими своими пальцами за бока спорящих Баклажана и Кабачка, и бросила обоих на дно красной пластмассовой корзинки, где их уже поджидали Шоколадка, три сестры Луковицы и Малёк Водки.

Старая женщина любила дерябнуть водочки на сон грядущий, да и закусить чем-нибудь необычным перед тем, как включить телевизор: это доставляло особый кейф — не сразу начинать слушать новости, а уже основательно подшофе распластаться в креслах так, чтобы к самому прогнозу непогоды растаять в какой-то млеющей неге. Вчера, например, она тешила извращённый вкус свой снетками в томате по-новгородски и мармеладом желейным шарлиз со стойким вкусом грейпфрута. Позавчера — крабовыми палочками охлаждёнными с майонезом по-донжуански, или как там его, и (баловство, конечно!) питательным батончиком баунти… Итак, наполнив корзину лакомствами, довольная, поплелась она в кассу.

II

На кассе перед нею крайним стоял какого-то чрезвычайно высокого роста — прямо каланча! — парень в чёрных очках и в наушниках, размером значительно больше его собственной головы. Уже было почти 22.00, время поджимало, и старушечка заволновалась, что не успевает пробить выпивку. Долговязый же, как назло, совсем не торопясь выбирал сигареты. Мальборо лайт не оказалось, не оказалось также ни элэма красного, ни кэмэла голубого, ни петра чёрного, ни кента восьмёрки…

— Так чё? Ничё нет, что ли? А? — зло и по причине играющих прямо в голову наушников, чрезмерно громко, как глухой, сказал молодой человек.

Кассирша, как бы оправдываясь, улыбалась, показывая два ряда прекрасных золотых зубов. Она, видно, сама была не местная, а приезжая, из далёких краёв.

— Возмэт тавар по акцый? — примирительно сказала она. — Сайра консэрв, очэн хорошэй, горошка консэрв, очэн круглы… Бери, а!

Парень всё торчал, уставившись на полку с сигаретами, и всё никак не мог решить, какие выбрать из имеющихся.

— Молодой человек, — старуха потрогала его за локоть, — может быть, пропустите меня? Или вместе пробьём, а то водку, видите ли, я могу не успеть…

Парень отнял локоть и искоса, невидными сквозь очки глазами, посмотрел на старуху, не удостаивая покамест её ответом.

— Смотрите, что сейчас будет, — шепнула в корзине одна из Луковиц.

Кабачок и Баклажан переглянулись.

III

— Молодой человек, — повторила она, снова берясь за локоть любителя табака, — уже без дву…

— Что? А??? — парень резко поворотил голову в сторону потревожившего и сначала не увидал как будто никого, ибо сам был высок ростом, а старушка весьма мала.

Но отважная и вообще видавшая, надо сказать, виды, она не забоялась столь зычного голоса и, колко глядя своими белёсыми от возраста глазками прямо в очки голове с наушниками, настойчиво пропела вежливым тембром:

— Прошу Вас, будьте так добры, пропустите меня вперёд или же, если угодно, пробьёмте вместе!

Парень, казалось, замер на мгновенье, по причине некоторого замешательства, так как мог, из-за громкой музыки в наушниках, вероятно, лишь видеть старухин взгляд и шевеление её противных, напомаженных ярко-свекольного цвета краской, сморщенных губ. Но недолго длилась эта пауза. Порывисто стащив наушники, невоспитанный молодой человек с тихой злобою, но явственно проговорил, нагнувшись вплотную к потёртому хорю:

— Хочешь, я тебе покажу, где вместе пробивают?

Старуха окаменела, но, видимо, не струсила. Белёсые глаза её твёрдо продолжали вперяться в чёрные очки (прячущие бесстыжие глаза, а может быть, их полное отсутствие), а левая рука, державшая большой потёртый временем кошелёк с защёлкой в виде серебряного бантика, заходила ходуном от волнения, то есть впала в тремор.

— А где же это, интересно узнать, кроме как не на кассе? — мужественно отвечала она, вспомнив покойного супруга своего Герасима Перфильевича, давно уже наблюдавшего с Того Света всю долготу дней оставшейся в юдоли супружницы своей, которой всё казалось, что он и видит, и бдит, и хранит её, любя вечной и надмирной любовью, каковая мысль неизменно придавала ей силы преодолевать болезни и воздыхания нынешнего века.

— Э, мужчина… Нэ нада так! — сказала кассирша.

— Ты помолчи! — ответствовал ей молодой человек, скалясь.

Кассирша, слегка поперхнувшись, округлила глаза, что казалось бы едва ли возможным делом, если б не сильное её изумление.

— Что сейчас будет! — прошептала Луковица вытаращившимся с перепугу сокорзинникам.

— Да ничего не будет, — мрачно усмехнулся опытный Малёк Водки, — поскубаются немного, да и разойдутся. А мы отправимся домой — меня распивать… Так ведь, солнце моё?

И Малёк многозначительно подмигнул дрожащей Шоколадке.

IV

Она стояла, не шелохнувшись, и продолжала смотреть в непроницаемую тьму очков. Она чуть-чуть помаргивала, желвачок подёргивался на её сморщенной, как молочная пенка, щеке. Парень, однако, молчал, нервно сопя.

— Э, маладой чэловэк! Минут жэ идёт! — сказала кассирша. — Вы ни сэбэ, ни люди…

— Действительно, ни себе, ни другим не… — подхватила было старушка.

— Значит, бухаем на старости лет, — вдруг перебил её парень. — Сидим у телека, смотрим всякую хренотень, стоя одной ногой в могиле, так?

Евдокия Брониславовна, русская, беспартийная, судимостей не имеющая, пенсионер, ветеран труда, проживающая в отдельной комнате восьмикомнатной коммунальной квартиры по адресу улица Радищева, 15, третий этаж без лифта, санузел раздельный, изумлённо слушала. Кабачок и Баклажан затрепетали, Луковицы задрожали, Малёк Водки вытаращился.

— Драгоценное время, отпущенное Создателем на покаяние, на исправление хотя бы на полмизинца мерзких грехов своих и закоренелых с годами гнусных, тлетворных страстей, — завёлся парень, поблескивая очками и возвышая постепенно голос, — драгоценное это время мы, значит, транжирим на всякую муру, на новости-шмовости, баскова-шмаскова, сериалы-хреналы, на всякую лабуду, на сплетни, дрязги, кто за кого замуж вышел, кому рога наставлены, какие клизмы как ставить, где что рухнуло, взорвалось, сгорело, где какие, б..ть, реки разлились, кто первое место занял по гребле, а кто десятое, так, б..ть? Поля там чудес всякие, клубы знатоков, так? Заливаем, значит, бельма, кабачки жарим всякие, б..ть, с баклажанами, лучком закусываем, так? Потом поддатые шатаемся, б..ть, по коридорам, вынюхиваем у соседских дверей, торчим в кухнях с каким-нибудь Николай Петровичем, старикашкой протухлым, таким же, как мы, окаянным грешником, шуры-муры с ним разводим, питая в сердце нечистые помышления скверной юности своей, так? Б..ть, вот так вот, да?

Проповедник развёл как бы в недоуменном бессилии руки свои и замолчал. Всё кругом затихло, внимая торжественному мгновению, даже ряды пивных бутылок на полках, казалось, вытянулись по струнке, а в хлебном отсеке затихла болтовня слоек и рогаликов о преимуществах муки высшего сорта перед мукою первого. Помолчав, он продолжил:

— Что ж! Никто нас в царствие небесное на верёвке, как говорится, не тянет! Если угодно — продолжай, грешный человече, в том же духе: ешь, пей, веселись, пялься в ящик, играй в карты, в нарды, в лото, б..ть, в домино! Забивай козла, ворожи, гадай, дрожи над серебряными вилками и ножами, копи на сберкнижке сотни и тысячи рублей, сплетничай, сквернословь, празднословь, долгоспи, мшелоимствуй, лжесвидетельствуй, сводничай, кради, завидуй, ленись, жри в три горла, как вавилонская блудница, упиваясь мерзостью и нечистотою блудодейства своего! Пожалуйста! Никто не препятствует! Пробей водку старой греховоднице, пробей, если она этого так сильно хочет, — сказал парень кассирше. — Давай, пробей, время ещё есть — последнее, правда, время, ну так что ж!

— Вы с ума сошли, — проговорила ошеломлённая греховодница, — ни с каким Николай Петровичем я не гадаю и не забиваю козла, не сводничаю, не играю в карты, разве только (голос предательски завибрировал!) па… па… пасьянс… Не мше… Как там? И никаких вилок мне не нужно, ни ножей, а на сберкнижке отложено на… простите меня! Как вам не стыдно! Пустите меня немедленно! Хам!

Она в гневе оттёрла его в сторону и решительно поставила корзинку на кассу:

— Пробейте мне поскорей! А то из-за всяких сумасшедших тут…

Кассирша стала пробивать продукты, с опаской поглядывая на чокнутого, который снисходительно улыбался, наклонив голову. Кабачок и Баклажан, оказавшись в темноте старушечьей авоськи как в некоем безопасном месте, глубоко выдохнули. Фу-ты ну-ты! Ёлки зелёные… Бывают же на свете люди — не поймёшь, что за люди такие!

Евдокия Брониславовна расплатилась и вышла на улицу, с достоинством держа, елико возможно, сгорбленную летами спину прямой. Она чувствовала, как вслед ей устремляется взгляд сквозь чёрные очки — взгляд Мефистофеля, взгляд безумца, взгляд бескультурного невежи, взгляд супруга с небес.

Иллюстрация: картина Валентина Губарева

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: