Ахилла

Продолжение истории «Пономарь Игорь».

***

Может ли путь к Богу превратиться в запутанный квест с риском для жизни и решением головоломных задач? Тут уже были статьи о том, что русское православие несет в себе средневековый стиль мышления и поведения, который предлагают жителям современного мегаполиса. Опасность этого покажу на своей судьбе.

Текст автора читает Ксения Волянская:

Когда я пришла в Церковь, почти сразу бросилось в глаза, что там бытует вполне определенный образ женщины, свойственный традиционным культурам – терпеливая, покорная, молчаливая. По сравнению с мужчиной, она вторична — помощница, ребро, тень. Этот архетип прочно хранится в недрах «темного царства». Еще апостол Павел назвал женщину «немощным сосудом», чем на века определил снисходительно-покровительственное отношение к ней. На фоне тогдашнего женского бесправия подобный «жалостливый» взгляд, возможно, был достижением гуманизма.

Раньше женщина находилась под покровительством рода. Это налагало на нее ряд ограничений, но и защищало от агрессивного мира. Сейчас многие женщины вынуждены без всякой поддержки со стороны бороться за существование и решать житейские проблемы. Часто на усилиях женщины держится вся семья, стоит ей ослабеть – и дом рухнет, придавив престарелых родителей или малолетних детей. Такая ситуация формирует у женщины определенный тип характера, а Церковь по-прежнему призывает ее быть зависимой и послушной.

Среди женщин и среди мужчин есть разные психологические разновидности. Кто не встречал девочек, гоняющих в футбол, занимающихся борьбой или увлекающихся оружием? Они обычно энергичные, отважные — путешествия, опасности, приключения. Но Церковь предлагает только один поведенческий идеал: «жена да учится в безмолвии со всякой покорностью». Стоит христианке отступить от него, всегда найдутся «ревнители», готовые поставить выскочку на место. Они упрекнут ее в нарушении «богоустановленного порядка бытия», хотя именно Бог создал всех людей непохожими. Общество осуждает тех, кто ломает гендерные стереотипы. Но попытки подавить свою природу редко меняют ее в «правильную» сторону, чаще приводят к протесту или отчаянию.

Первенство мужчин, о котором говорится в Библии, подразумевает главенство в любви и заботе. Но на практике оно может обернуться диктатом и хамством, советами Ткачева «ломать женщину о колено, отбивать ей рога, запихивать в стиральную машину». Он возмущался, что его слова, адресованные узкому кругу лиц, сделались достоянием гласности, но «что говорили на ухо внутри дома, будет провозглашено на кровлях» (Лк.12:3). Эта установка, даже не озвученная, живет в теле церковном и точит его изнутри. Ядовитая мысль, будучи невысказанной, все равно разъедает все кругом, включая ее носителя.

Ткачев показал умонастроение широких слоев населения. Его выступление одобрительно комментируют даже сами женщины. Особенность постсоветской религиозности в том, что сердца людей живо откликаются на слова о рабстве и притеснении, о господстве одних над другими. Потому что это знакомая им реальность. Они с раннего детства привыкли к унижениям, их насиловали родители, воспитатели, учителя. Они постоянно сталкиваются с грубостью чиновников, врачей, полицейских, попутчиков в маршрутке и комментаторов в соцсетях. Я сама, разговаривая с начальством, невольно придаю своему голосу просительно-заискивающие интонации. Поэтому хамские слова священника люди на подсознательном уровне идентифицирует как нечто родное. Такой язык людям понятен, «иначе до нас не достучаться». В армии солдаты хуже исполняют приказы, если в них не употребляется мат. Церковные женщины притерпелись к унижениям, они их даже не ощущают, как не замечают живущие все лето на даче укусов комаров.

Первенство мужчин, столь прекрасное в любовных отношениях, выглядит уродливо, когда его декларируют в православной среде. Оно накачивает мужчин гордостью от их половой принадлежности, не требуя при этом от них никаких усилий. На всенощных во время помазания несется по храму шепот: «Сначала мужчины!» Приходские тетеньки строго блюдут благочестие и готовы турнуть любую зарвавшуюся дамочку, дерзнувшую нарушить очередность подхода к священнику. Однажды я видела, как в храме свалилась икона со стены. Настоятель посмотрел ее крепление и сказал: «Наверное, женщина вешала». Конечно, женщина не может повесить нормально икону, у нее вообще мозг – с куриное яйцо, как заметил однажды пожилой архимандрит, услышав от меня богословский вопрос: «Зачем это вам? Странны для молодой девушки такие интересы». А когда я вела воскресную школу, сколько раз доброжелатели тыкали в меня, как вилами, апостольской фразой «жене учить не позволяю»!

До прихода в Церковь я занималась спортом, носила удобную одежду — кроссовки и джинсы. В храме меня нарядили в юбку и платок. Из европейской женщины стали делать персонажа с обложки журнала «Славянка». Я морщилась, но терпела, ведь христианство замешано на несении креста и отвержении своей воли. Моя жизнь наполнилась всякой набожной суетой и паломничеством по монастырям. Там я часто сталкивалась с пренебрежением к женщинам, слышала презрительные отзывы о них. Постепенно создавалось ощущение, что женщиной быть плохо, что она – существо второго сорта. Стало расти отвращение к своему полу. Хочу особо подчеркнуть, что до прихода в православие у меня не было гендерных проблем. Именно Церковь явилась их катализатором. Да, в детстве я играла в основном с мальчиками, лазила по деревьям, подвалам и чердакам, поджигала помойки, и где-то в глубине души жалела, что не могу, как мои приятели, раздеться до пояса на пляже. Но это не приводило к неприятию себя как девочки. Я не страдала и жила совершенно нормально. И только в Церкви созрело твердое решение: женщиной быть не хочу. Предчувствую обвинения меня в прелести, но я уверена твердо: будь в православии сексизм градусом пониже, ничего бы этого не случилось.

Как поступить в трудной ситуации? Конечно, поехать к старцу! Я отправилась к архимандриту Власию в Боровский монастырь. Там были огромные очереди. Люди составляли списки, неделями ждали приема, приходя каждый вечер на перекличку. Иногда списков почему-то оказывалось несколько, вспыхивал конфликт, народная масса породила в монастыре знакомую ей систему советских очередей. Отец Власий принимал людей с утра до вечера без перерыва на обед. Что привлекало к нему? Он умел шуткой поднять настроение и разогнать скуку. Кто-то шел за исцелением, потому что, «говорят, помогает» и «все врачи уже отказались». Хороший психолог, он был внимателен к каждому и обладал феноменальной памятью. Иногда говорил что-то о прошлом или будущем, попадая в точку.

Смятенная и растерянная, я описала ему свою ситуацию. Он выслушал с большим участием, взял меня за руки и сказал: «Делай операцию». Было ли это иронией, настолько незаметной, что я ее не уловила, или по каким-то причинам мне нужно было пройти именно этот путь, не знаю. Его слова удивили: я считала перемену пола грехом. Но раз такое говорит старец… мои мысли заработали в указанном направлении. Он спас меня от отчаяния и подарил надежду. Спустя некоторое время я снова приехала в монастырь, чтобы обсудить с ним детали, но мне сообщили, что отец Власий заболел, его увезли на скорой. У него был рак и, как я потом узнала, ему сделали три операции — как раз столько, сколько нужно было выдержать мне, последуй я его совету.

Был разгар 90-х. Перемена пола воспринималась сродни полету на Луну. Это сейчас можно прийти с такой проблемой хоть к терапевту, и он даст имена-пароли-явки. Тогда никто ничего не знал. Информацию приходилось собирать по крупицам. Ходили дикие слухи о том, что после таких операций долго не живут, их делают только за границей, и для этого нужно миллионное состояние.

Я рассказала все священнику храма, куда ходила тогда, зная, что у него широкий круг знакомств, где, может быть, найдется врач нужного профиля. Так и случилось. Меня отвели в медицинский центр, где занимались этой проблемой. Конечно, священник был против хирургического ее решения, но я настаивала на своем. Давить на меня – означало потерять со мною контакт. Он не скатился в общении со мной до пошлых банальностей: не стращал небесными карами, не посылал на отчитку, не называл мое состояние «дурью», возникшей от праздности и избалованности. Он не говорил, что я таким способом хочу соригинальничать и обратить на себя внимание. Многие обыватели считают лучшим средством от этой «блажи» выйти замуж и родить ребенка: «у тебя просто не было хорошего мужика». Но, как я потом увидела на примере других, семья и дети для операций вовсе не помеха.

В медицинском центре мне объяснили стратегию действий. Помню, я поехала туда днем, а вечером, как обычно, пошла на занятия в институт. Шел семинар по Новому Завету, я сидела такая счастливая, ведь моя мечта скоро должна была обрести реальные очертания. Ребята заметили мое настроение, стали спрашивать, что случилось. Знали бы они о причине этой веселости…

Коррекцию пола делают в несколько стадий. Сначала нужно получить разрешение психиатра. Он определяет, вменяем ли пациент, и есть ли показания к операциям. Потом можно начать колоть гормоны, лечь под нож, сделать «верх» и «низ». Закон позволяет сменить документы, если с человеком произошли «необратимые изменения». Степень «необратимости» долгое время была спорной, ЗАГС отказывался выдавать новый паспорт, по этому поводу у многих шли судебные разбирательства. Процесс «перехода» долгий и трудный, не все проходят его до конца. Чаще всего люди, поменяв документы, социализируются в нужном поле и успокаиваются, несмотря на дефекты внешности.

В течение месяца я ходила на психиатрические обследования, дома ничего не рассказывала, но врачи захотели побеседовать с моей мамой, после чего разрешение мне дали. Держа в руках вожделенную бумагу с печатями, я очередной раз задумалась. Ведь именно препятствия разжигают азарт, стремление добиться цели во что бы то ни стало. А когда цель становится доступной, появляется трезвое рассуждение. Я подумала: как Бог отнесется к моему намерению? Оно похоже на бунт, хирурги режут здоровое тело, подчиняясь самосознанию пациента, а человеческая психика — неустойчива, изменчива и противоречива. Не пытаюсь ли я своим намерением нарушить замысел свыше? Значит, я сочетаюсь духом с дьяволом? Разрешение я сожгла. Получается, не так уж неправ был Иоанн Лествичник, когда писал, что Бога иногда надо бояться, как лютых зверей. Только страх не дал мне тогда себя искалечить.

Но это было все равно что на полной скорости вдарить по тормозам. На какое-то время я застряла между полами, окружающие принимали меня то за парня, то за девушку. Кто-то думал, что я – послушник монастыря, что это не юбка, а подрясник, тем более, я носила военные ботинки. В храм я ходила в черной шапочке, категорически отвергая платки. Несколько раз прихожане, которым «не все равно», думали, что я – мужчина, и требовали шапку снять. Когда я не реагировала, они сдергивали у меня ее с головы. В уме я говорила про себя в мужском роде, а на людях — нейтральные окончания, вроде, «удалось», «пришлось», «посчастливилось». Я старалась подражать «бесплотным ангельским силам», раз не удалось удержаться в образе человеческом. Долго так продолжаться не могло, а выхода не было.

Живя в православной среде, я искала спасение именно там. Советы от «благодетелей» сыпались на меня со всех сторон. Почему-то в России любят давать советы. Некоторые «инженеры душ человеческих», вроде покойного старца Кирилла Павлова, говорили, что нужно «развивать в себе все женское». Дескать, неважно, что ты чувствуешь, главное — уместиться в заданную форму, быть как все, не выбиваться из традиций. Самое ценное, что я услышала в тот период: важен не пол человека, а состояние его души, и то дело, которому он служит.

Я работала, стараясь отвлечься, поменяла множество занятий, была сторожем, строителем, грузчиком, шофером УАЗика, несмотря на косые взгляды окружающих и реплики, что «девушки так себя не ведут». Мое поведение шло вразрез с социальными стандартами. Тогда у храмов были торговые точки, я таскала туда чемоданы с книгами и утварью. Это помогало убежать от себя, но не решало проблему. Когда что-то хорошо получалось, настроение улучшалось: сделали при церкви собачник, вывезли навоз из конюшни, почистили снег, выкопали яму для фундамента — мелочь, а приятно.

Умные люди ориентировали меня на дела милосердия, посылали в дома престарелых, больницы, тюрьмы и детдома. В этом есть свой резон: все познается в сравнении, всегда находится тот, кому хуже, чем тебе. Когда о ком-то заботишься, отвлекаешься от личных тягостных переживаний. Есть трагические судьбы, за которые можно побороться, изменить «минус» на «плюс», для чего нужно волевое усилие, а вовсе не смирение и покорность.

А потом у меня дома подключили интернет! Всемирная сеть разделила мою жизнь на «до» и «после»! Я сразу набрала в поисковике слово «транссексуализм», и выскочила ссылка на один из тематических ресурсов. Оказывается, пока я в одиночку «изобретала велосипед», люди уже несколько лет назад основали сайт, посвященный перемене пола. Я сразу пришла туда с гневными обличениями, транслируя то, что слышала в свой адрес в Церкви в течение многих лет: «покайтесь, неверные!» Встретили меня агрессивно. Но по мере того, как я знакомилась с обитателями сайта, мой проповеднический пафос утихал, появлялось желание не говорить, а слушать. На местном сленге тех, кто меняет пол с женского на мужской называют FTМ (англ. female-to-male transsexual), в отличие от МТF, совершающих переход «в обратную сторону».

Мы много общались в реальной жизни. Были встречи форума в разных кафе, ездили на шашлыки, пили пиво в Питере на причале, вели полуночные разговоры на кухнях под гитарные переборы. Многие из ребят выросли в проблемных семьях. Люди с нарушением половой идентификации — обычно ранимые, тонкие, чувствительные и талантливые. Именно талант делает их уязвимыми. Они остро реагируют на жестокость, грубость, несправедливость и всякого рода дискриминацию. Поэтому так опасен церковный гендерный шовинизм. Одно неосторожное слово способно вызвать обвал в душе человека.

Встретила я там и пару выпускниц православного приюта. Одна из них нашла меня сама и попросила о встрече. После приюта она поступила послушницей в монастырь и в минуту откровения проговорилась кому-то из сестер, что «чувствует себя мужчиной». Об этом сразу узнала игуменья, разразился скандал, девушку выгнали, она поскиталась немного в миру, но ехать некуда — сирота. Пришлось вернуться обратно, но она не решилась показаться на глаза настоятельнице, обосновавшись на подворье. Там ее пожалели, назначив послушание на коровнике. Я поехала на это подворье, посмотрела, как она мыкается с коровами, три раза в день доит их. Выглядела она утомленной, производила впечатление замкнутого, напряженного человека. Вскоре она переехала в Москву, пела на клиросе, снимала квартиру, потом я видела ее уже в облике парня, дальнейшую судьбу ее не знаю.

С моими новыми знакомыми я общалась несколько лет. Из-за общих переживаний мы легко понимали друг друга. Но потом я отошла от этой компании. К сожалению, трансы, как и геи, люди холодные, несмотря на свою сентиментальность, и дружить с ними тяжело. Гендерные проблемы — только верхушка айсберга, производное от более серьезных психологических сбоев, главный из которых – неумение строить теплые, эмоционально близкие отношения с окружающими. Боль, пережитые травмы не дают по-настоящему проникнуться чувствами другого человека, ведь в душе все онемело и парализовано. Поэтому в гей-отношениях так часто встречается взаимное использование, попытки заткнуть партнером зияющую брешь в своем сердце. Эти связи развиваются либо по сценарию любовной зависимости, либо превращаются в бесплодные и бесконечные поиски «своей половины».

Первое поколение трансов в России — это костяк харизматических личностей, взорвавших советскую систему здравоохранения. Они обладали яркими и выразительными характерами. Эти люди добились, чтобы такие операции стали делать в нашей стране. А сейчас процесс «перехода» поставлен на поток, плати деньги – и с вежливым равнодушием тебе отрежут и пришьют все по твоему желанию. Первое поколение много говорило о Боге, пыталось понять Его волю. Они спорили об этом даже после выхода Основ социальной концепции РПЦ, где есть абзац, посвященный данному вопросу. Сейчас на сайте религиозная тематика уже никого не интересует, обсуждаются лишь практические вопросы. Пришла молодежь, циничная, приземленная, и все они очень похожи друг на друга, как будто выкроены по единому шаблону.

Была и еще одна интересная встреча. Я переписывалась с человеком, потом выяснилось, что мы работаем в одном институте, только на разных кафедрах. Такое удивительное совпадение. Он родился женщиной, изменил пол на мужской, женился, причем, место работы после «перехода» не менял, только сказал коллегам, что его теперь иначе зовут, и поблагодарил за понимание. Внешность его совершенно обычная. Они с женой ходили в храм. Как-то раз он пришел на соборование, там оказалась прихожанка, знавшая его «в прошлой жизни». Прямо во время таинства она подошла к священнику и сообщила ему «душераздирающую правду»: среди них, белых послушных овечек, в данный момент присутствует мерзкая паршивая овца. Не могла она утерпеть! Слова так и крутились у нее во рту, обжигая десны и язык. Ведь никто из присутствующих не знает то, что знает она! Христианский долг ей повелел озаботиться спасением души «нечестивца».

***

По характеру я – интроверт, мне всегда хочется забиться куда-нибудь подальше в берлогу. Но я заставляла себя идти не от людей, а к людям. Если все время поворачиваться к ним своей лучшей стороной, она со временем разовьется и вытеснит больную. Поэтому я стала преподавателем, пришел успех, появилось признание и самоуважение. Постепенно церковная униженность женщин стала казаться смешной – дикие люди живут по диким законам, создали этнографический заповедник, ведут ролевые игры и стилизуются под Средневековье. Хамские реплики с гендерной окраской только веселят, давая возможность вступить в полемику и поупражняться в остроумии. Когда в поле зрения попадает православная книжка на тему «женского призвания», я переворачиваю ее обложкой вниз, чтобы не раздражала, но не воспринимаю ее всерьез, хотя по стилю она похожа на инструкцию по использованию бытового предмета. Когда в церковной трапезной при мне сажают мужчин на почетные места, «поближе к батюшке», я с интересом наблюдаю, что там скажут или сделают еще, ведь это потом можно использовать как материал для рассказов. Любое произведение держится на внутреннем и внешнем конфликте, в основе драмы часто лежит трагедия, и если бы было у нас все хорошо, то не родилась бы великая русская литература.

Моя боль исчезла, и началась нормальная жизнь. Трудно поверить, что когда-то я хотела быть мужчиной. Думаю об этом с грустной улыбкой. А ведь эти переживания заняли, по меньшей мере, пятнадцать лет, и потребовалось много усилий, чтобы выбраться из этого ада. Ада, которого могло бы и не быть. Теперь у меня нет ни капли сомнений в своей женской привлекательности.

В церковь я хожу по-прежнему. Она стоит за городом одиноко среди полей. Службы ведутся в колокольне, потому что храм разбомбили фашисты, и он до сих пор стоит в руинах. На крыше колокольни растут деревца. Главное достоинство этого места – священник там ничего не говорит. Он только служит, не обременяя прихожан духовно-нравственными поучениями. «О, если бы вы молчали! Это было бы вменено вам в мудрость» (Иов 13:5). Проповеди в московских храмах весьма томительны, когда какой-нибудь вчерашний семинарист на амвоне открывает рот, я достаю телефон и читаю статьи «Ахиллы».

Было много страданий, но все прошло и забылось. Единственный серьезный ущерб от этой истории — я поздно стала строить личную жизнь. У меня просто не хватило на это времени, приходилось выбирать мужчин по принципу «наименьшего зла». Я и не мечтаю о такой роскоши, как жить с любимым человеком. Но люди – в целом симпатичные существа, поэтому я не морщусь от отвращения, просыпаясь по утрам, видя, кто лежит рядом со мной. Получилось, что Церковь меня покалечила, Церковь меня и спасла.

Читайте также:

• Пономарь Игорь

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: