Ахилла

Повторяем текст 2019 года.

Анонимный автор рассказывает нам свою историю трехлетнего пребывания в монастыре. Для тех, кто считает наши истории о монастырях (и не только) выдумками, сообщаем, что редакции как в этом, так и в предыдущих случаях, известно, о каком монастыре идет речь, но автор не желает раскрывать свою личность, назвав этот монастырь. Также автор не хочет никакой «войны», не имеет претензий, так как пришла в монастырь по собственной воле, но считает нужным поделиться этой историей с другими, поэтому так ли важен адрес конкретного монастыря, если история типична?..

***

Прочитала очередную печальную историю («Если хочешь, чтобы твоя мама была жива, здорова, оставайся у нас до конца»), и снова пришла в ужас, хотя в то же время ничему не удивилась. Не знаю, в каком государстве находится монастырь, в котором подвизается дочь этой женщины, но большинство российских монастырей я бы приравняла к сектам. Православный Символ веры в данном случае не в счет, потому что сектантская психология наших монастырей налицо, и свидетельств тому предостаточно. Но я думаю, так будет продолжаться долго, ситуация изменится не скоро. Оттуда трудно уйти, если пришел по своей воле и искренне веришь, что в миру — ад и погибель, а в монастыре — спасение (где можно вымолить заодно и спасение своим родным и предкам до четвертого или седьмого колена). Но предупреждать тех, кто туда собирается, я считаю необходимым.

***

Расскажу свою историю. Прошло уже почти десять лет, как я ушла из монастыря, в котором провела три года*. Срок небольшой, но этого срока более чем достаточно, чтобы понять, что там происходит. Я уже тогда и Кураева, и Шмемана, и Антония Сурожского читала. Но в интернете тогда об этом почти не писали, и, по большому счету, я мало что об этом знала.

Не стану рассказывать, почему меня туда занесло — это очень личная история. Короче, меня там убедили, что монашество — мой путь.

Я до сих пор к личности игумении отношусь очень неоднозначно. Например, я верю в то, что монашество она приняла по велению сердца, а не «ради хлеба куса», что она искренне желает всем спасения — так, как она его понимает, конечно. Ей хочется, чтобы все стали монахами — оттого и стремится всех оставить в монастыре.

Чтобы там остаться, нужно было получить благословение ныне покойного старца, духовника игумении. Я думаю, вы без труда назовете его имя. Совершенно верно, это архимандрит Наум (Байбородин). Под его окормлением находились в то время десятки, если не сотни, российских монастырей. Меня повезли в Троице-Сергиеву Лавру, чтобы получить его благословение на монашеский путь. Естественно, была «исповедь» с вопросами о блудных грехах. Размер полового члена партнера, в какой позе и тому подобное. От ужаса и стыда я разревелась. Возникла мысль, что почтенный старец, архимандрит, находится в прелести. (Не спрашивайте, почему я выключила критическое мышление и не свалила сразу… Мне верилось тогда, что монашество — это мой путь и что Сам Бог привел меня в тот монастырь.) Игумения во время исповеди стояла у меня за спиной и записывала все, что говорил мне старец. А он много чего говорил и предсказал мне монашество.

Это был «молодежный» монастырь, состоящий преимущественно из девочек, выросших в монастырском приюте. Детей из неблагополучных семей там было мало, в основном туда отдавали родители своих девочек, желая спасти их души от мирской погибели. Матушка-игумения старалась вырастить из них будущих монахинь. Поэтому в основном там были юные послушницы и инокини. Была там одна шестнадцатилетняя послушница, которая все норовила сбежать, но ей было некуда, так как ее родители всех своих детей распределили по монастырям. Она позволяла себе вытворять и говорить все, что захочется. С ней было весело. Например, она могла пасть в ноги благочинной и целовать ее руки с криком: «Мощи! Святые мощи!» Или же подойти к той же благочинной, лукаво улыбаясь, с вопросом: «Мать Ф., в молитвослове есть непонятное для меня слово — „скоктание“. Что оно означает?» Мать Ф. краснела и бормотала в ответ: «Я не знаю…»

Вообще я должна сказать, что отношения с сестрами монастыря у меня были хорошие. Строптивые бабищи там надолго не задерживались. У меня сейчас даже нет соблазна кого-то там осудить. Страшна сама по себе система. Многих паломниц, которые приезжали туда на время, отвозили к старцу Науму, а тот благословлял их на спасение в этом монастыре, потому что такова воля Божья. Паломницы оставались, но через какое-то время не выдерживали, уходили. Их отговаривали, пугали мирской погибелью: «вернешься в мир — кирпич на голову упадет». Попали туда как-то раз мать с дочерью, остались по старческому благословению. Через некоторое время их родственники забили тревогу, приехали за ними. Благочинная забегала: «Сестры, становитесь на акафист, молитесь, чтобы они не ушли». Ушедшие становились предателями и иудами, общаться с ними запрещалось.

Вылететь из этого монастыря было сложно, так как матушка всем желала спасения. Но был один верный способ — блуд. Одна послушница закрутила роман с рабочим, и тут же была изгнана из монастыря. Одежда ушедших доставалась паломникам, сестрам носить ее категорически запрещалось: «бес перейдет». Имелся в виду бес покинувшего обитель. И если у вас до монастыря были блудные грехи, не дай Бог вам предложить какую-то свою вещь (например, куртку или платок) девственной сестре. Негласно это было запрещено.

Вся поступившая в монастырь обувь пристально осматривалась монастырским начальством на предмет наличия крестов на подошве. Например, меня заставили срезать ромбики с подошв ботинок, потому что они были похожи на кресты: «Это враги православия специально изображают на подошвах кресты, чтобы мы попирали святыню».

Писать в церковных записках имена тех, кто не причащается, запрещалось. Однажды я была на послушании в храме за церковным ящиком, помогая инокине Д. Приехала группа туристов, подошли к нам, чтобы подать записки. Мать Д. устроила им допрос: «Крещеные? Причащаются?» И, услышав в ответ, что все крещеные, но не все причащаются, заставила меня вычеркнуть больше половины имен, несмотря на горькое недоумение людей, подавших записки. Я протестовала, мне было не по себе, но приказ есть приказ: «Матушкино благословение».

В монастыре все делалось по благословению Матушки. Священник там лишь служил службы. Исповедоваться ему сестрам благословлялось с осторожностью. Существовала лишь Матушка, и благословлялось исповедовать все свои помыслы и согрешения ей. Впрочем, периодически туда приезжали служить священники из наумовских чад, и тогда, напротив, поощрялось исповедоваться у них. Один из таких чад на исповеди расспрашивал меня, трогаю ли я себя руками по ночам. Вы не поверите, но я тогда не сразу поняла, о чем речь. Мне и в голову в монастыре не приходило такое. Зачем он мне напомнил? Я тогда задумалась, почему я этого не делаю. Хорошо, хоть не попробовала. Другой священник из наумовских чад, услышав на исповеди мои слова, что я сомневаюсь в том, что архимандрит Наум — старец, страшно рассердился и стал рассказывать мне о том, какой тот святой.

Об изнурительных физических послушаниях в российских монастырях немало уже написано, я не буду повторяться. Большинство сестер болеют тяжелыми хроническими заболеваниями. Но болеть считается спасительным. При этом, разумеется, нужно не роптать, не требовать лечения и ходить на послушания. У меня там начались приступы головной боли, которые не снимались даже уколами. Я молчать не стала, и мои требования старались удовлетворить (иначе бы я ушла в погибельный мир). Поэтому я прошла почти полное обследование, и мне назначили лечение, но не все сестры были такие наглые.

Отношение игумении ко мне менялось на протяжении всех трех лет: я попадала то в милость, то в немилость, и в зависимости от этого так же ко мне относилась благочинная. Я никогда не знала, что у той на уме, да и никто в монастыре этого не знал. Возможно, я ничего не понимаю, и это и есть настоящее монашество. Однажды, встретив ее в добром расположении духа (шла мне навстречу с улыбкой), я спросила: «Что, мать Ф., Матушка благословила улыбаться?»

Кто-то прочитает и скажет, что это пишет человек с мирским устроением, который не понял смысла монашеской жизни. Я не спорю, монахини бы из меня не вышло, и хорошо, что я оттуда ушла, иначе все бы закончилось трагически. Но в течение трех лет, находясь там, я задавала вопросы, на которые так и не услышала ответа. Матушка лишь гневалась, когда я их задавала и называла мои «помыслы» «достоевщиной».

***

На днях в «Живом журнале» я нашла историю Елены Черноголовой и ее сына, которые несколько лет назад оказались в Греции в монастыре старца Дионисия Каламбокаса. Почитала комментарии… Не только у нас такое происходит, и для кого-то это настоящее монашество. Там о. Георгий Максимов и о. Диодор (Ларионов) защищают и монастырь, и старца. Дескать, у женщины истерика и зачем она с таким мирским устроением там оказалась. Я не знаю ситуации, хотя мне достаточно многих фактов, но меня поразило другое. То, что пишет монах Диодор в комментариях: «Лично мое мнение состоит в том, что парню было полезнее находиться в обители в здоровом окружении, под началом замечательного о. Петра, который был и строг, и добр одновременно, но который, как отец, заботится о ребятах, нежели сейчас остаться с мамой, имеющей по всем признакам истерическое расстройство личности, без отца, с искаженными представлениями о монастырях и Церкви».

Таково мнение монаха. Я не буду спорить, но скажу и свое: «Семь раз отмерьте, прежде чем уходить в монастырь, тем более, прежде чем отдавать туда своих детей». А еще советую прочитать «Если бы я был „старцем“» «модерниста» и «либерала» протопресвитера Александра Шмемана, книгу которого изъяли у меня в монастыре, потому что это опасное чтение. И фильм «Сестры Магдалины» посмотрите. Эпизод там есть один очень сильный, когда героиня читает «Отче наш». Дойдете до этого места в фильме — поймете, о чем я…

—

*Я пострига не принимала, даже подрясник на меня не надели. Те, на кого надевают подрясник, становятся послушницами, но там в любом случае, если остаешься в монастыре — назад пути нет. Тебе шьют церковное платье (тот же подрясник, только «дорожку» потом, когда его благословляют носить как подрясник, распарывают). То есть, если тебя Наум благословил в монастырь, то ты все равно что Богу дала обеты и должна быть в монастыре до конца дней. Я сразу стала «оппозиционеркой» и вела там себя крайне дерзко, поэтому мне не благословляли подрясник. А обычно его дают примерно через год, еще через год могут постричь в инокини, а потом в монахини. Старых бабулек (их там мало, обычно кто-то перед смертью туда попадал) сразу постригали в монахини. При этом не все бабульки были воцерковленные.

Разницы между сестрой и послушницей фактически нет никакой: ты состоишь в списке сестер, так же живешь с ними в келье, исполняешь те же послушания. То есть я все видела изнутри.

У паломников другие кельи в отдельном корпусе. У них и другие представления о монастырской жизни, порой радужные. Их заманивают книгами, поездками по святым местам и рассказами о красоте монашества.

Читайте также:

• Не важно, в какой монастырь ты попадешь — картина везде одинаковая
• «Если хочешь, чтобы твоя мама была жива, здорова, оставайся у нас до конца»

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: