Ахилла

Надо же, встретила ее в лифте ровно через год. Веселая, располнела, глаза сияют. Можно и не спрашивать, как она. Светка была самая молоденькая, за неё больше всех боялась.

***

В прошлом году мы, четверо, познакомились в одной палате в онкоцентре. 

Заведение не для слабонервных, ходят все с опрокинутыми лицами, словно только что вернулись с собственных похорон. Но в нашем-то отделении не так. Собрались одни тетки. Все, как на подбор, семейные, значит, голова болит за оставшихся дома кровинушек, куда больше, чем за себя. Целыми днями под фланирование по коридору идут подробные инструкции, как разогреть котлеты да как разделать замороженную курицу. Некоторые решаются уроки делать с младшеклашками, но такой досуг не для меня.

Наконец оторвалась от дома, ни тебе кухни, ни тебе детей, спи и наслаждайся жизнью. Я сперва растерялась: и почитать, и поболтать, и отоспаться за последние лет 20 хочется. Прямо не знаешь за что ухватиться. Про диагноз я и с врачом уже наговорилась, медицинские порталы облазила, всё ясно, где стою, куда идти. Обсуждать нечего, жду операцию. Остальные всё равно в своих диагнозах ничего не смыслят, так что и для них не тема, а вот «за жизнь»…

Съехались со всей России, девочкам интересно, кто как живет, какие цены в магазинах, как с жильём, с работой. Ну, прошлись по всей нищете, разницы особой нет, притихли. И пошла у нас главная тема, которая при любой власти и при любых ценах наиважнейшая.

А значит, о любви. Тут, я вам скажу, судьбы…

Нет, есть, конечно, ясные и простые, как линейка. В школе за одной партой, влюбились, женились, детей растят, всё как у всех. А есть такие, как у бабы Вали, Валентины. Самая старшая среди нас. Теперь-то ей под шестьдесят. А когда начиналась любовь, была молоденькая девчонка, закончила что-то научно-техническое, получила распределение в Дубну, там и познакомилась с будущим мужем.

Всем хорош парень. Честный, ясноглазый, старательный, вот пошла любовь-морковь, поженились, всё прекрасно. Даже квартирку им, научным работникам, дали: малолитражечка, зато своя, двухкомнатная. Когда родилась у них дочка, муж помогал. Стирка, глажка, убаюкать. Как-то послали юного отца в командировку, да не одного, а с коллегой на две или три недели. Как уехали, так он уже к жене и не вернулся. Случился с коллегой роман. Да так быстро всё закрутилось, что к жене заходить за вещами он не стал, постеснялся.

Горько, конечно, но что тут сделаешь. Стала Валентина налаживать жизнь матери-одиночки. Не она первая, понятно. Прошло совсем немного времени, может, с полгода, как начал молодой муж к первой жене захаживать — с ребенком помочь, любил он дочку. Валентина сперва отказывалась, потом разрешила. Много ли одна, с ребенком на руках, дел переделаешь. Дальше — больше. Приходит наш муж к своей Вале и говорит:

— Прости, не могу без вас жить. То была ошибка, мне никто, кроме вас с дочкой, не нужен, я возвращаюсь и к разлучнице больше ни ногой.

Валентина молча приняла эти слова, только и заметила, что раз квартира на них двоих была получена, пусть живет, раз прописан.

Муж решил, что имеет право Валя на обиду, надо перетерпеть и потихоньку, помаленьку, жизнь наладится. Проходит год, другой. Дочка растет, в школу пошла. Отец в ней души не чает, везде вместе. В школу — в школу, на лыжах кататься — на лыжах кататься. Вроде бы, всё хорошо, разлучница за другого давно замуж вышла, городок маленький: все всё забыли, даже бабки на скамейке судачить о них престали, а Валентина простить мужа не может…

Не поверите, да я сама бы не поверила, если бы не видела своими глазами, как он из этой Дубны приезжает, привозит котлетки в термосе, чтобы теплые. Фрукты — апельсины, мандарины. В коридор выходит чистить от кожуры, чтобы супруга от аллергии не страдала.

Она это всё принимает, но смотрит, как на постороннего. Не пять, не десять, тридцать лет, дорогие вы мои, продолжается это несчастье. Дочка выросла, любит она обоих своих родителей, а они, как были, так до сих пор — врозь.

Церковь у них там построили, начала Валя туда ходить. Службы да молитвы, а мира в семье нет, как не было.

Тут ей поставили неутешительный диагноз, состояние запущенное, испугалась наша Валентина смерти и испугалась не на шутку.

Вот-вот операция. Вышла она в коридор, идет, ноги одна за другую заплетаются от страха. А там и сердце слабое, кто знает, выйдет она из анестезии. Вижу, совсем от страха позеленела, бормочет молитвы ходит. Тут меня разобрало, откуда только дерзость взялась, подхожу и говорю, глядя прямо в лицо:

-Ты знаешь, что жизнь не муж тебе испортил, а ты ему сломала? Вот тебе слово, если не отпустишь обиду, не признаешь, что загубила и себя, и своего мужа, из операционной уедешь прямо в морг!

Не надо мне ничего говорить, сама знаю, что…

Валентина залилась слезами, как ребенок, и её через полчаса увезли на операцию.

Очнулась она только на следующий день. Муж уже ждал, топтался у двери и, вдруг, впервые, Валя попросила всех выйти из палаты, когда он зайдет. О чем они толковали, я вам не скажу, сама не знаю. Но видела не раз, как он бережно под руку её ведет, а она от него глаз не отводит.

***

Когда вошла в палату новенькая, мы даже не заметили. Она опустилась на свободную кровать, как осенний лист в безветренную погоду. Так же тихо и покорно. Словно боялась обратить на себя внимание. Хорошо, медсестра пришла и стала оформлять бумаги. Из её расспросов мы и поняли, кто она и откуда. Чеченка из дальнего села, немного за пятьдесят, и ей очень шло её имя Аиша, легкое и едва шуршащее. Попала она в Москву на лечение только чудом. Нашлась родственница одноклассника её сына, которая живёт Красногорске, и та, буквально за волосы, вытянула Аишу в онкоцентр. Бедняжка побаивалась ехать сюда, отрываться от привычной жизни и, главное, от единственного сына. Его она буквально боготворила. Стоило только ей призадуматься, как сын являлся ей в грезах, и лицо принимало выражение такой глубокой нежности, что хотелось отвернуться, чтобы не чувствовать смущения.

Аиша пережила чеченские войны, потеряла многих родных, и потому так дорожила каждым мирным днем без утрат, среди тех, кого любила.

Выдали замуж Аишу довольно поздно: ей было под тридцать, да ещё и за джигита, имеющего первую жену и детей. Когда она забеременела, то муж куда-то исчез. Нет, не совсем исчез, а только для неё. Сложные отношения между родами возникли, чуть не до кровной мести дошло, и супруг от неё отказался. Больше Аишу никогда замуж не звали, но это её не особо печалило — самый лучший из мужчин, её мальчик, был с ней. Старший брат взял Аишу под свой покров, и она растила сыночка в большом семейном доме с кучей племянников.

О себе женщина молчала, эту драму открыла нам племянница, которая поехала с ней в Москву. Не принято у них оставлять человека одного в чужом городе, да ещё беспомощным.

Хорошенькая и бойкая молодая чеченка каждый день приезжала к обеду с огромными сумками еды. Она вставала в 6 утра и шла на рынок, потом готовила удивительные национальные блюда, здешнюю еду они не ели вообще, и ехала в больницу, запаковав свои изумительно пахнущие волшебными ароматами манты и пироги, чтобы не растрясти их на московских дорогах. И только здесь, примостившись вдвоём на краешке стула, она могла позволить себе утолить голод. Аиша щедро угощала сначала всю палату, а потом и остальных желающих. Мы на все лады расхваливали стряпню, да и как тут не радоваться, больничная еда проскакивает, как мяч, и через пять минут не можешь припомнить, а ты ел в обед или нет.

Когда назначили нашей Аише день операции, приехали обе её товарки, чтобы успокоить и приободрить.

Тихо, но настойчиво они долго перешептывались втроём. Её уговаривали, она им возражала. Замолчали. В тишине чувствовалось напряжение.

Выяснилось: наша тихоня решила отказаться от операции. Думала, что если удалят грудь, она станет изгоем, будет чувствовать себя чужой.

— Что скажет сын, а соседи?

Вот дура! Поди ей объясни, она же за полгода сгорит, как свечка… Дай, думаю, нажму на религию, вдруг проймёт?

— Ты же мусульманка, верующая?

Глаза распахиваются, кивает.

— Значит, ты знаешь, Кто сотворил небо и землю? — кивок. — И тебя, и твою родину, и твои горы?

Вижу, наворачиваются слёзы. Зацепило, только не отводи глаза, только…

— И сына твоего, единственного?!

— Любимого сына!

Три пары черных завороженных глаз с благоговейным ужасом уставились на меня.

Тяну паузу и жду благотворных рыданий.

— А ты благодеяния не ценишь? Как ты можешь быть такой неблагодарной?! Тебе жалко для Всевышнего расстаться хотя бы с одной больной сиськой, да ещё б/у?!

Как рухнувший водопад, они смеялись, заливались хохотом на все лады, их невозможно было унять. Аиша перешла от хохота в стон, невозможно было отличить, рыдает она или смеётся.

Отирая слёзы и отмахиваясь от всё еще вспыхивающего смеха, внезапно осмелевшая чеченка призналась:

— Знаешь, я больше не боюсь.

Забирали Аишу из больницы обе. Прощаясь, она показала нам фотографию сына. Надо же, только в последний день. Её тетка, та что из Красногорска, вдруг тоже вынула снимок и горько сказала:

— А это — мои…

Недоуменно смотрим то на детей, то на их мать.

Будничным голосом она рассказала нам, как родила двойню много лет назад, как растила и лелеяла, как заболели по очереди, а в местной больнице всё не могли поставить диагноз, кололи антибиотики, меняли на другие, снова кололи.

Но нет, умерли оба.

Сбежала от горя. Прилетает на могилу раз в году и возвращается в свою пустую квартиру под Москвой.

Теперь по цепочке передают ей больных, чтобы пристроила в Москве в хорошие больницы, она и устраивает. Как она договаривается, никто не знает. Выжгло у неё горем всё, остались только фотография и долг. Помогать всем, кто просит.

***

Стоим в лифте, улыбаемся, Светка в модных джинсах, маникюр. Как же я ошибалась.

После тяжёлой операции, вся в пластырях, трубки торчат, двигаться тяжело. Превозмогает себя, садится на кровати поудобнее, рассказывает.

— Ой, девочки, а мне, наконец, повезло. У меня такая любовь, такая…

Света была из профессорской семьи, всю жизнь тысячи правил: как встать, как одеться, за стол без салфеток не сядешь. Одна Светка такая… непородистая. Вечно у неё растрепанные волосы и разодранные коленки. Всегда опаздывает, вечно ключи забывает. Неудачный ребенок, одним словом. Старший брат, вся родня — люди как люди, а она нет.

Так и повелось с детского сада, потом со школы: вечно вызывали родителей и жаловались. Хотя училась хорошо, но так неровно, то 2, то 5. К старшим классам увлеклась программированием, тут удача. И родители не возражали. Начала готовиться к поступлению в хороший институт, и здесь вечная планида. Влюбилась в старшеклассника, который увлекался рок-музыкой. Куда девчонке податься, она к нему, на ударные.

Говорю же, неудачный ребенок.

С огромными скандалами и уговорами, удалось-таки родителям запихать дочку в институт, а возлюбленный потопал в армию.

Хорошо, увлеклась учёбой, и ей удавалось быть среди первых на курсе. Многим она нравилась, одни парни вокруг, но Светку они не волновали. Сердце занято. Тут стал появляться в доме товарищ её старшего брата, ухаживал красиво и очень нравился родителям, они, прям, расцветали. И вот этот товарищ приглашает её в кино, красивый фильм, романтическое настроение, и он внезапно встает на одно колено и делает нашей героине предложение руки и сердца. Ба, что ж делать-то?

Девчонка растерялась, а родители давай упрашивать и уламывать. Оказалось, что жених не просто так Светке на голову свалился, он у её отца на кафедре кандидатскую писал.

Вроде, она и парня своего ждала, и замуж совсем не собиралась. Но тут семья опять начала пить валерьянку и вздыхать. А для Светки нет ничего хуже, когда на неё смотрят трагическим взором и начинают дрожащей рукой перебирать лекарства.

Короче, уговорили. Вышла она. За кандидата.

Раньше её двое родителей контролировали, теперь третий добавился. Всё туда же. Ни с подругой поболтать, ни любимую музыку послушать. Муж смотрел на неё с таким недоумением, что руки сами опускались.

Возвратился из армии музыкант, а Светка замужем и уже беременна.

Что тут скажешь? Вот и я молчу. Разбежались, каждый в свою жизнь.

Родилась девочка, малышка — сущий ангел. Светка нам фотографии показывала. Всё бы ничего: и любимая работа, и дочка чудесная, но с мужем отношения не сложились. Он вдоль, она поперёк. Но люди воспитанные, интеллигентные, поэтому не забывают по утрам здороваться.

Ещё год пролетел. Светлана наша проходит обследование, и у неё обнаруживают рак. Она в полной тоске, родители в ужасе. Всё, приехали.

Через третьи руки узнаёт об этом её прежний возлюбленный. Хочет её повидать, и она думает: хоть проститься с дорогим человеком.

Встретились и, вместо трагического прощания, влюбились накрепко по новой. Словно годы не прошли, будто и не расставались. Одно дыхание, одна жизнь на двоих.

Муж Светкин сбежал скорёхонько, у него, оказывается, давно запасной аэродром был, а Светка с дочкой — к музыканту. Только бы скорее с болезнью разобраться и…

Было у нас небольшое развлечение в больнице, ко мне медицинские карты тетки таскали.

У меня опыт был — несколько лет назад сына вытягивала. И чтобы с врачами говорить на ты — весь курс онкологии я выучила. Спорила с его лечащим так, что он чуть не отказался от сына.

Польстился народ на мою самоуверенность, и стали меня просить, чтобы я посмотрела в картах про течение болезни, что там после операции и как. Врачам некогда, да и не будут они в такие разъяснения пускаться. Ну, мы и развлекались от нечего делать.

И Светка карту стащила, просит, глянь.

А я что? Мне не трудно. Взяла её карту, смотрю анализы, описания снимков, а сама холодею. У меня аж ладони вспотели. Думаю только о том, чтобы виду не подать. А там анализы — ужас, а динамика и вовсе — ужас, ужас, ужас!

У меня в висках начинает стучать одна фраза: да ей жизни остался — год, не больше!

Светка меня начинает тормошить.

— Ты только честно скажи, не молчи!

Делаю вид, что не все поняла, листаю медленно, словно диковину разглядываю, а сама глаза поднять не могу.

Так и пульсирует в голове: тебе год остался, год!

Что я тогда ей соврала — не помню.

Как в замедленной съемке, отдаю карту, успокаиваю её, а внутри себя бьюсь, к черту такие предсказания.

Можешь сказать человеку, у которого любовь, маленький ребенок и надежды, что ничего этого нет?

Вот и я — проводила её к лифту, там музыкант сумки забрал, обнимает её, счастливый, и не знает, сколько им ещё отмеряно.

Иллюстрация: кадр из мультфильма «Труп невесты»