«Там, в глубоком тылу, вам будет удобнее управлять Церковью»
4 октября 2019 Анатолий Краснов-Левитин
Из книги Анатолия Краснова-Левитина «Дела и дни. Обновленческий митрополит Александр Введенский».
***
Переломным моментом в жизни обновленческого руководства явилась эвакуация высшего духовенства из Москвы. В октябре 1941 года, в дни самых горячих и упорных боев в Подмосковье, в которых решалась судьба столицы, в квартире А. И. Введенского, в Сокольниках, раздался телефонный звонок. Приятный мужской голос с некоторой картавостью вежливо попросил А. И. Введенского, чтобы он прибыл в Московский Совет, в отдел эвакуации. Там, в отделе эвакуации, одетый в форму МГБ генерал, с совершенно очаровательной любезностью сообщил, что А. И. Введенский со своей семьей и митрополит Виталий сегодня вечером эвакуируются в Оренбург. «Там, в глубоком тылу, вам будет удобнее управлять Церковью», — вежливо заключил он разговор.
Как огорошенный, вышел А. И. Введенский — вышел и снова вернулся, стал указывать на полную невозможность оставить Москву без епископа — то, что он не может с семьей собраться так быстро, что это совершенно невероятная вещь — эвакуировать высшее духовенство из центра в тот момент, когда по всей стране развертывается грандиозная религиозно-патриотическая кампания.
На все эти возражения генерал отвечал одним словом: «военная необходимость». Что же касается отсутствия епископов, он сказал: «Рукоположите, кандидат, тем более, у вас есть, ну, хотя бы, этот молодой священник у вас в Сокольниках». Речь шла о С. И. Ларине.
День эвакуации из Москвы был, вероятно, самым хлопотным днем в жизни Александра Ивановича: предстояло в один день собраться в дальний путь вместе с большой семьей, собрать вещи… и рукоположить епископа.
Это рукоположение состоялось в тот же день в Воскресенском соборе (в Сокольниках) самым необычным образом. Ввиду полной невозможности совершить литургию, наречение и хиротония должны были состояться в 4 часа дня. Чин наречения и хиротонии должны были совершить А. И. Введенский и митрополит Виталий. Виталий, однако, опоздал к началу. А. И. Введенский начал чин наречения один. Он рассеянно слушал цветистую речь рукополагаемого, когда с трамвайной остановки прибежал запыхавшийся Виталий и занял свое место рядом с А. И. Введенским. Сразу же после наречения архиереи облачились в ризы и, став у Престола, возложили руки на посвящаемого — небольшой хор пропел «Аксиос». Хиротония совершилась.
В тот же вечер к запасным путям Казанского вокзала подъехал автомобиль, из которого вышел элегантный взволнованный интеллигентный человек с внешностью киноактера, в модном осеннем пальто и мягкой шляпе, а с ним седобородый высокий богатырского вида старик: А. И. Введенский и митрополит Виталий. С ними рядом стояли: миловидная, хорошо одетая молодая блондинка и пожилая женщина в черном платье, похожая на монахиню. Пижонистый молодой человек с усиками, похожий на Александра Ивановича, и другой молодой человек с рыжей бородкой и с безумными, дико блуждающими глазами, от которого пахло водкой, хлопотали около багажника, — это была семья Первоиерарха. Появившийся невесть откуда генерал быстро усадил их в вагон. Там уже сидели несколько скромно одетых людей — руководители баптистской общины, — и такой же скромный бородатый человек — старообрядческий Архиепископ Московский и всея Руси Иринарх.
Едва уселись по местам — в дверях суматоха — внесли чьи-то вещи — почтительно раскрылись двери вагона, и в вагон вошел среднего роста старичок с седой окладистой бородой, в золотом пенсне, с подергивающимся от нервного тика лицом, одетый в рясу и монашескую скуфейку. «Какая встреча!» — бросился к нему А. И. Введенский. Улыбнувшись, старичок дружески с ним облобызался. «Да, да, какая встреча!» — сказал пожилой блондин профессорского вида, сопровождавший старичка, и тоже троекратно облобызался с А. И. Введенским.
Вошедшие были старые знакомые А. И. Введенского: в последний раз А. И. Введенский видел старичка в скуфейке 19 лет тому назад, осенью 1922 года. А. И. Введенский был тогда молодым преуспевающим протоиереем — заместителем председателя ВЦУ, а старичок — был членом ВЦУ, и на осенней сессии в 1922 году они сидели рядом. Теперь А. И. Введенский, уже немолодой и не преуспевающий, был первоиерархом обновленческой церкви, а вошедший носил в это время титул: «Патриарший Местоблюститель Блаженнейший Сергий, Митрополит Московский и Коломенский», а рядом с ним стоял петроградский товарищ юношеских лет А. И. Введенского — митрополит Киевский и Галицкий Николай.
Полный, осанистый протоиерей с благообразным лицом, которое очень портили косые, хитренькие и злобные глаза, стоял рядом и любезно улыбался, — Николай Колчицкий, протопресвитер. Генерал МГБ улыбался снисходительно и иронически, братья-баптисты и старообрядческий архиерей, скромно потупившись, искоса наблюдали за лобызаниями «друзей». Прелестная блондинка нервно пеленала ребенка.
Так началось не имеющее прецедентов в истории Русской Церкви путешествие иерархов вглубь страны. Чего-чего только не было во время этого путешествия. Под Рузаевкой митрополит Сергий почувствовал себя плохо. Люди в белых халатах забегали вокруг него. Здесь было получено из Москвы сообщение об изменении маршрута: по просьбе Патриаршего Местоблюстителя, вагон вместо Оренбурга отправили в Ульяновск. В этот день впервые шепотком было произнесено имя: «Алексий Симанский» (это было тогда, когда митрополиту Сергию было особенно плохо)… Вскоре, однако, митрополиту стало лучше — путь продолжали. Под Ульяновском произошла бурная ссора между братьями — сыновьями А. И. Введенского, перешедшая в бой, который, по своей ожесточенности, не уступал настоящей битве. Подавленный бурным темпераментом своих сыновей, А. И. Введенский растерянно молчал. Митрополит Сергий робко жался в угол. За окнами мелькали сосны и ели…
Наконец, через неделю, поезд прибыл в Ульяновск — город, который в течение двух лет (1941-1943 гг.) был русским Ватиканом — церковной столицей — местопребыванием высшего русского духовенства. В это время Ульяновск был районным городком Куйбышевской области… До смешного мало изменился городок со времен Гончарова, он жил тихой, сонной жизнью: в городе почти не было ни заводов, ни фабрик, отсутствовала трамвайная линия, автомобили насчитывались единицами.
Война, однако, вторглась и сюда, в эту тихую волжскую заводь: плачущие матери, первые эвакогоспитали и эвакуированные москвичи, фантастические цены на рынке… Здесь была одна маленькая церковка на кладбище, похожая на часовню, в которой молодой иеромонах с весьма сомнительной репутацией, много кочевавший по различным течениям, в прошлом григорьевец, потом — обновленец, ныне и сам хорошо не знавший, кто он такой. После прибытия поезда с патриаршим местоблюстителем молодой иеромонах немедленно изъявил свою покорность, и кладбищенская церковь стала первым форпостом Московской Патриархии на ульяновской земле. Однако форпост был слишком жалкий: патриаршему местоблюстителю негде было даже остановиться — начались лихорадочные поиски храма. Эту проблему разрешить оказалось не так просто: в Ульяновске, городе, когда-то богатом церквами, не осталось не только церквей, но даже храмовых помещений. Гигантская статуя В. И. Ленину возвышалась на самом высоком месте города, там, где когда-то был собор. Сквер был разбит на месте древнего Воскресенского храма. Две городские церкви — Ильинская и Германовская — не были еще снесены, хотя уже давно бездействовали. Однако были они настолько исковерканы, что привести их быстро в сколько-нибудь сносный вид, да еще в военное время, было совершенно невозможно.
После долгих совещаний в Горсовете, Колчицкого озарила блестящая идея — переоборудовать под Патриархию бывший костел на улице Водникова (б. Шатальная) с примыкающим подсобным помещением, где жил когда-то ксендз. Вскоре в бывшем костеле открылась небольшая церковка с громким названием Казанский Собор, а в бывшую квартиру ксендза въехал патриарший местоблюститель.
Таким образом, на берегах Волги православие одержало грандиозную победу над католицизмом — увы! — кажется, это единственная победа за последние сто лет.
Что касается А. И. Введенского, то первые два дня он сидел в вагоне: «Ульяновск так меня ошарашил, что я буквально не мог себя заставить сдвинуться с места», — вспоминал он. Наконец, ему было сказано: «Ищите любое помещение, которое вам понравится, отдадим под храм». После этого Александр Иванович предпринял экскурсию по городу и после долгих поисков он забрел в самый отдаленный район Ульяновска — на Куликовку. Здесь он увидел странное помещение: деревянный дом (без купола), но несколько напоминающий церковь. «Бабушка, что здесь раньше было?» — спросил он у первой попавшейся старушки. «Церква, церква здесь была, гражданин. Неопалимая Купина», — ответила бабушка.
«Вот здесь будет наш храм», — подумал Первоиерарх, стал узнавать — что же находится здесь теперь. Энтузиазм Александра Ивановича значительно остыл, когда он узнал, что теперь здесь находится склад МГБ. Однако, то что ему обещали — было выполнено: на другой же день весь скарб был выброшен из помещения и на дверях появилось следующее объявление: «Ввиду предстоящего открытия храма, просят верующих жертвовать иконы». В городском музее Александр Иванович разыскал царские двери и образ Неопалимой Купины — митрополит Виталий договаривался со столяром насчет Престола, высчитывал с карандашиком в руках длину и ширину. Новый храм был вскоре освящен: на Престоле был положен антиминс из какого-то, давно закрытого, храма, на котором корявым почерком было написано черными чернилами: «Божией Милостью, митрополит Александр Введенский». Полусельский деревянный храм неожиданно стал религиозным центром обновленчества на Руси.
Довольно поместительный внутри, он совершенно не отапливался. Дары часто замерзали в Святой Чаше. Иней лежал на стенах. Зимой там был почти полярный холод. Одетый в шубу с поднятым воротником и в валенках, на клиросе читал и пел, исполняя обязанности псаломщика, — недавний первоиерарх, митрополит Виталий. В храме обычно присутствовало десять-пятнадцать бабушек, укутанных вместо шуб в одеяла. По воскресеньям народу было больше: иной раз набиралось свыше сотни человек. Все они с некоторым изумлением смотрели на бритого, горбоносого проповедника, который сотрясал своим прославленным голосом деревянные стены и поражал молящихся своеобразной манерой служения.
И сейчас, в старости, манера служить у него осталась прежняя: полудекадентская — от каждого слова, от каждого жеста веяло Блоком, Сологубом, — дореволюционным, декадентским Петербургом.
Читайте также:
Если вам нравится наша работа — поддержите нас:
Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)
Или с помощью этой формы, вписав любую сумму:
