Толик
21 марта 2019 Алексей Плужников
21 марта — международный день людей с синдромом Дауна.
***
Людмила Васильевна выглянула в окно:
— Толик идет! Опять, — в ее голосе слышна привычная улыбка. Я тоже привычно начинаю улыбаться. Если в храме есть кто-то из наших, и он знает, кто именно идет, то начинает улыбаться тоже.
За дверью слышно громкое невнятное басовитое пение, скрип деревянного крыльца под тяжелыми ногами. Дверь распахивается.
— Батушкаааа!! Бласлави! — улыбка от уха до уха на широком лице. У нас тоже.
Сумка через плечо, набитая книгами и подарками, на груди болтается большой крест, больше иерейского раза в три.
— Это что у тебя, Толик? — спрашиваю, понимая, что он ждет вопроса. Толик расцветает:
— А я ж теперь германом работаю! Меня рукоположили! В монастыре! Я там служу! — смотрит на меня со своим фирменным прищуром, готовый взорваться смехом.
Герман — это наш митрополит. Раньше Толик «работал» монахом, потом «батушкой», теперь «повысился в должности» — уже до архиерея.
— Батушка, я помолиться хочу! Можно?
— Ну конечно, иди, молись. Только потише, не шуми слишком.
Но «не шуми» — это не про Толика. Толик и шум — синонимы.
Однажды пришел очень озабоченный, грустный:
— Батушка патриарх АлЕксий ведь умер! У меня душа за него болит! Я пришел помолиться за него, завтра ведь праздник!
И пошел к канунному столику, достал крест, молитвослов и стал гудеть «панихиду»: «Покооой, Господи, батушку АлЕксия… Богородице Дево, радууууусяяяя… Отца и Сына… Аааамиииинь…» — протодьяконским басом.
Потом поворачивается: «Миииир всем!» — блаславляет как поп. И улыбается радостно.
Каждый раз приносит свои записки на литургию. Почерк ужасно корявый, буквы уползают вверх, но имена разобрать можно. «Деду Вову, бабу Маню, Любу, маму…»
Однажды увидел, как я закладываю зачала в Апостоле перед службой.
— Я тоже в монастыре Апостол читаю! — отошел в сторонку, встал перед аналоем в центре и забасил: «Браааааааатие!!!» Откуда он вообще узнал, что это именно Апостол был у меня в руках? Книга старого издания, синяя, с полностью стертой обложкой…
На исповедь Толик приходит регулярно, видимо, кто-то ему объяснил, что иначе не получишь причастия — а причащаться он любит. Уже с порога кричит:
— Батушка! Исповедоваться хочу! Я ночью не сплю, батушка, — душа у меня болит!
Но никаких грехов, кроме слов «душа болит», сказанных нарочито печальным — «покаянным» — голосом, Толик не знает. Из-под епитрахили он поднимает голову уже счастливый и опять с хитренькой улыбкой от уха до уха.
Когда Толик остается на службу, то это нелегкое испытание для остальных — и для прихожан, и для клира: Толик будет гудеть, подпевать, вздыхать, отпускать реплики, громко сморкаться. Но никто и не подумает его прогнать — «это же Толик».
Однажды я спросил его: «Сколько тебе лет, Толик?» Он приосанился важно, подмигнул:
— Двадцать семь! — с таким значением, будто подарил мне карту Острова сокровищ.
В городе его знали все: от митрополита до свечницы любого храма: Толик ежедневно обходил несколько храмов, общался со всеми. Для него ничего не стоило подойти после службы к самому митрополиту и пообщаться с ним на равных. Ходил он в гости и к протестантам.
Как-то он пришел в Великую Субботу, упал на колени перед Плащаницей, лежащей на столике посреди нашего крохотного храма, и горестно, со слезами в голосе, уже не играя, воскликнул:
— Господи! Ну почему Ты умер?! Почему?!
Читайте также:
Если вам нравится наша работа — поддержите нас:
Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)
Или с помощью этой формы, вписав любую сумму:
