Ахилла

Я уже давно могу позволить себе самые изысканные фрукты, но не люблю их и не ем. Из всех фруктов на свете мне интересно то самое библейское яблоко, которым Ева так легкомысленно поделилась с Адамом. Обычно этой истории придают какой-то нелепый физиологический подтекст, хотя ничего подобного в Библии не было – смысл первородного греха в том, что Ева и Адам ослушались Господа, нарушили Его волю. Да, имелось чудесное древо, на нём росли не менее чудесные яблоки, а вот прикасаться к ним, пробовать – ни-ни, сказано же. Нарушать волю Отца, который заботится о тебе, всегда скверно. Но с этого всё, собственно говоря, и закрутилось. Если бы не это детское непослушание, не было бы ни Каина с Авелем, ни земли нашей, ни, понятно, нас. Не было бы радостей, горестей, болезней, выздоравливаний, разлук, смертей, яблок в августе. Потому что у Отца имелись другие планы. Возможно, все сложилось бы лучше, но это «лучше» мы бы никогда не узнали. Оно было бы не про нас. Какая нам разница? Так что хорошо или плохо знание – судите сами.

Однажды мы с моим воспитанником Максом ходили на Нагатинскую смотреть трамваи. Максу три с половиной года – и он обожает трамваи. Мне, его гувернантке, сорок один, я тоже люблю трамваи. В этом – да и во многом другом – мы похожи. Когда мы идем вместе, нас всегда принимают за мать и сына, хотя Макс синеглазый и русый, а я армянистая от рождения. Но не суть.

Рядом с трамвайной веткой, прямо над рельсами, стоят яблони, и с них вовсю сыплются яблоки. Конечно, дикие и неценные. Мелкие. Но в детстве я ела, в основном, такие. И все мои друзья ели такие, и все ребята с нашего двора – тоже. Потому что ничейных яблонь в округе имелось в избытке, а денег в семьях было всегда в обрез, на такую глупость, как фрукты, обычно не оставалось. Но никто не унывал, выкручивались, как умели. Обдирали яблони вокруг Борисовских прудов, партизанили в бескрайних садах «Коломенского». Однажды я пошла на неслыханную дерзость – залезла в сад позади храма Казанской Божьей Матери, который называли «архиерейским» — там тоже были яблони. Побродила по дорожкам, засыпанным белым песком, так сильно смахивающим на сахар, что хотелось набрать полную пригоршню и засыпать в рот, посмотрела на жирные, пахучие флоксы, похожие на восточных тёток на воскресном базаре. Яблок на ветках не было – ни одного. То ли успели собрать, то ли их вообще там не водилось, хотя и странно это – яблони же – вот они. Так и ушла ни с чем, опрокинув на прощание здоровую металлическую лейку с барахтавшимся в ней лягушонком.

Еще, помню, навещали мы братеевские огороды – где Москва-река делает крутой поворот направо и полным-полно больших и маленьких бухт. Однажды я увидела там, за одной из самодельных оградок, на кустах красные флаги. Сперва подумала, что почудилось или рехнулась вконец. Подкралась поближе – а там малина. Кустов двадцать, усыпанных спелой, крупной, уже разлагающейся ягодой. Ну, вернулась домой, дождалась вечера. «Пусть только хозяева не вернутся, пусть», — шептала в сумерках, подходя к огороду. И что? Малины я тогда набрала столько, что и семью накормила от пуза, и варенье бабушка сварила, и руки еще долго малиной пахли – красота!

Теперь вы сами понимаете, что сложно мне спокойно пройти мимо дерева с дикими яблоками – плодами моего детства. Тем более, что одно яблоко – крупное, глянцевое, холодное – как будто само просится в руки. Ох, если бы я была одна! Схрумкала бы в один момент – и все дела. Но со мной Макс, а он наверняка потребует угостить и его. Мы ведь всегда делимся друг с другом: если я приношу булочку, Макс по-хозяйски отламывает себе половину, если я чищу для Макса банан – он точно так же отделяет половину – и пытается запихнуть мне в рот: «ешь, это вкусно…»  Макс сидит на велосипеде и внимательно следит, как я запихиваю уличное яблоко в карман куртки. «Давай его поделим и съедим!» — неуверенно предлагает он.  «Дома…» — хмуро отвечаю я и берусь за ручку велосипеда. Макс поворачивается ко мне спиной. Я напряженно смотрю в его русоволосый затылок. Потом неслышно достаю яблоко и откусываю кусочек. Детство накрывает меня с головой. Конечно, нехорошо получается с Максом… Но как дать ребенку яблоко, все лето провисевшее в городе? Сколько трамваев прошло мимо него? Один вред. Дать – и попросить, чтоб не рассказывал маме? Ложь, хитрость. Нарушаем запреты – да еще и обманываем. Да и потом… Зачем, для чего Максу это дурацкое яблоко? В его распоряжении заграничные фрукты. А еще домашние учителя, домашние врачи, особняк под Москвой, огромный пруд с золотыми рыбками. Рай, короче. Я, между прочим, и без того пристрастила его к развлечениям малолетних клошаров – он полюбил уходить со мной во двор пятиэтажки и распевать  во все горло песни, однажды мы нашли там тележку, украденную из супермаркета и брошенную за ненадобностью. Несколько дней я катала в ней Макса по крошечному двору пятиэтажки, он смеялся, мы хором пели «Врагу не сдается наш гордый «Варяг»». Если он попробует это яблоко – он узнает вкус моего детства. Станет похожим на меня. Мы с тобою одной крови – ты и я. Я люблю Макса – и хочу, чтоб он сделался похож на меня. Но отнимать у кого-то рай, чтоб он стал с тобой одной крови… это… это…

Я доедаю яблоко. Размахиваюсь что есть силы – и швыряю огрызок на трамвайные рельсы. Тут Макс оборачивается ко мне. «Что, вкусное было яблоко?» — тихо, безо всякого ехидства, спрашивает он. Значит, знал, чувствовал затылком, что я лопаю без него, не желая делиться? Знал – и ни разу не обернулся. Вот это выдержка. «Я куплю тебе петушка…» — обещаю я, стараясь не смотреть ему в глаза. «Лучше пряник… — шепчет Макс. – Белочку…»

Мы доходим до кофейни – и я покупаю Максу пряник. Белочку. Он разламывает её на две части – и половину протягивает мне. «Не нужно, ешь сам…» — «Чего ты? Вкусно же…»

Я понимаю, что счастлива. И потому, что пряник, в самом деле, оказался необыкновенно вкусным. И оттого, что Макс – совершенно не похожий на меня внешне – всё же так сильно на меня похож. Из моего ребра – это уж точно. Или я из его ребра. Какая разница?