Ахилла

Учитель технологии Альфред Михайлович сидел за своим столом и с пролетарской болью смотрел на то, как ученики восьмого класса пытаются делать полки для книг. Что-то получалось только у Мухамеджанова, который, правда, книг до своего переезда в Россию не видел, но руками работать умел. Отличник Чернышов вертел в руках ножовку, не понимая, как пользоваться этим агрегатом, двоечник Солдатов хмуро смотрел на разложенные перед ним доски, Обухов, выходец из верующей семьи, на всякий случай молился на тиски, а Жмыхов, еще в первом классе решивший стать стилистом, копался в своем рюкзачке в поисках зеркальца. Только весельчак Шувалов долбил по доске молотком, пытаясь вбить в нее гвоздь. Пальцы у Шувалова были уже кроваво-красные.

Учитель встал, вздохнул, прошелся по классу и остановился возле Шувалова.

— А ты кем собираешься работать, Шувалов? Кем стать хочешь? — на лице учителя появился почти ленинский прищур, без доброты, но с суровой хитрецой.

— А я уже работаю. У меня подписчиков больше ста тысяч… — ответил Шувалов, не переставая попадать молотком по пальцам.

Учитель не знал, что и этот урок улетает в «ТикТок» и пальцы Шувалова принесут ему деньги намного бо́льшие, чем учительская зарплата.

— Во-первых, прекрати стучать. Во-вторых, ты не «Советский спорт», чтоб на тебя подписываться. В-третьих, вот перед тобой чертеж лежит. Где здесь гвоздь? Зачем он здесь? — учитель сунул чертеж под нос Шувалову.

Шувалов отложил молоток, взял чертеж и долго на него смотрел.

— А я, Альфред Михайлович, в этих чертежах ничего не понимаю. И вот же гвоздь, перед ноликом и буковками, — ткнул он пальцем в чертеж.

— Это единица. Здесь должно быть отверстие диаметром десять миллиметров для самореза… — вздохнул учитель.

— Трэш! Саморез какой-то… Отпустите лучше меня к медсестре, у меня вон… — и Шувалов показал побитые пальцы сначала учителю, а потом стоящему на верстаке телефону.

— Иди, а то меня с работы выгонят… — и учитель пошел дальше по классу.

Шувалов схватил телефон.

— А сейчас, френды, будет жесть… — и с этими словами он выбежал в коридор.

— Какая жесть? У нас ДСП! — обернулся учитель, а класс хохотнул.

— Что смешного? — насупился Альфред Михайлович.

— «Жесть» — это жестко, — просветил учителя Солдатов. — Это молодежный сленг.

— Жесть — это холоднокатаная отожженная листовая сталь, — отчеканил Альфред Михайлович. — А жестко — это спать на…

Но где жестко спать, класс не услышал. Раздался грохот, и Альфред Михайлович рванул на этот грохот как голодный лев на толстую антилопу. Слава Богу, страшного ничего не случилось, просто Толя Рыженков решил отпилить часть ДСП-шной плиты и уронил все, включая сам верстак.

— Сломалась вот… — сказал Рыженков, показывая остатки полотна ножовки. — Я все расчертил, хотел…

— А ты проверил крепление полотна? Мы же учили — концы полотен лучковых пил должны быть прочно закреплены в шаховках, а сами полотна разведены, — сказал Альфред Михайлович.

— Ой, а у нас коттедж в Шаховке, а родители разведены… — раздался голос Жмыхова. — Мы на каникулах в Данию летим, может, там их поженят…

— А в России почему пожениться нельзя? — спросил учитель, помогая Рыженкову поставить верстак. — На Руси такие прекрасные свадебные обряды. А ты бы на свадьбу стул своими руками сделал, мы бы помогли всем классом. Да, ребята?

Класс издал одобрительный звук, а Жмыхов вздохнул.

— На Руси невозможно заключить брак между двумя людьми одного пола, — сказал он. — Статья двенадцатая Семейного кодекса требует согласие мужчины и женщины. А у нас в семье женщин нет…

Альфред Михайлович открыл рот, чтобы что-то сказать, но вовремя осекся и посмотрел на стоящего рядом Рыженкова.

— У Жмыхова однополая семья, — пояснил тот. — Папа один и папа два. А папа два — чернокожий афродатчанин.

У учителя произошел когнитивный диссонанс, но он не знал, что это такое, поэтому просто резко погрустнел. Помолчав, он поправил верстак, потом еще раз поправил и решил сделать вид, что ничего не слышал.

— А ты кем стать хочешь, когда вырастешь? — спросил он у Рыженкова.

— Я в «нефтянку» пойду, — ответил тот.

— Нефть добывать будешь?

— Зачем добывать? Продавать.

— Так чтобы продать, ее надо сначала добыть!

— Ну это я не знаю, как ее там добывают, откуда, из чего… Я буду только продавать. А из чего ее добывают?

— Из земли, — когнитивный диссонанс у Альфреда Михайловича усиливался, и он с тоской посмотрел на часы.

— Отлично. На Мальдивах земля есть, там и добывать будем, — решил Рыженков.

Альфред Михайлович сглотнул слюну, зачем-то занюхал ее рукавом и подошел к Мухамеджанову, который работу закончил и уже подметал возле верстака.

— Что это? — учитель осмотрел сотворенную Мухамеджановым конструкцию.

— Полка, — уверенно ответил Мухамеджанов.

— Чтобы ты ни делал, Мухамеджанов, получается дастархан… Четыре тебе. А остальным по три балла, — Альфред Михайлович взглянул на Жмыхова и толерантно добавил: — Жмыхов, тебя пять.

Но слова «толерантно» учитель тоже не знал, поэтому добавил это просто так, из жалости. Тут прозвенел звонок, ученики потянулись к дверям, а когнитивный диссонанс в голове Альфреда Михайловича трансформировался в непреодолимое желание выпить.

Вечером, когда школа опустела, учитель технологии Альфред Михайлович напился в компании физрука и школьного охранника. Он долго и бессвязно рассказывал собутыльникам про СССР, потом спел две песни из репертуара Софии Ротару, пробормотал «Сталина надо» и уснул на лавочке в школьной раздевалке.

А утром Альфред Михайлович написал заявление об увольнении и в этот же день уехал куда-то с Ярославского вокзала. Через четыре дня, проехав пять тысяч километров, он оказался в 1972 году и сошел с поезда.

Альфред Михайлович работает трудовиком в средней школе забайкальского поселка городского типа Киреево. Его там ценят, он признан лучшим учителем школы и награжден грамотой, а его мальчишки делают прекрасные полки с табуретками и побеждают в поселковых конкурсах по столярному делу. Альфред Михайлович счастлив и недавно женился на завуче. Расписали их прямо у памятника Ленину и выделили две комнаты в бараке с печным отоплением и колонкой неподалеку.

Одна только странность есть у Альфреда Михайловича — иногда, когда он видит по телевизору выступление стилиста и певца Огюста, он плачет, напивается и рассказывает, что раньше этот Огюст был Жмыховым из восьмого «Г», что у него два папы-пед*раста и один из них — негр из Дании.

Но ему, конечно, никто не верит, и жена-завуч идет в аптеку за димедролом.

Да и, если честно, телевизоры в Киреево концерты этих Огюстов не показывают.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

ЮMoney: 410013762179717

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: