Ахилла

Сергей Троицкий (1878–1972) — известный канонист, профессор МДА. В 1920 г. эмигрировал в Югославию, потом работал в Свято-Сергиевском институте в Париже. В 1947 году вернулся в МДА в качестве профессора по приглашению патриарха Алексия I. В 1949 году снова эмигрировал в Югославию. Самый известный его труд — «Христианская философия брака».

Предлагаем вашему вниманию статью Сергея Троицкого, опубликованную в «Церковном Вестнике» в 1905 году, посвященную вопросу подготовки Поместного собора Русской Церкви.

***

Вопрос о составе будущего собора есть один из важнейших вопросов, подлежащих решению при подготовительной работе к собору. Поднимается этот вопрос довольно редко, и решение его для некоторых кажется очевидным: собор будет состоять из епископов русской Церкви и, быть может, нескольких архимандритов и протоиереев; миряне же на него не будут допущены. Но такое решение вопроса, не соответствуя ни духу христианства, ни древней канонической практике, ни требованиям жизни, лишило бы собор значительной доли нравственного авторитета, нравственного влияния на общество и не привело бы к ожидаемому от собора обновлению церковной жизни. Собор епископов русской Церкви не будет собором русской Церкви. Он объединит и оживит только Иерархию, но ни народные распри, ни существующее разделение между мирянами и иерархией от этого не уменьшатся. Это будет коллегия иерархов-епископов, где-нибудь при закрытых дверях рассматривающая и решающая церковные вопросы, столь же непонятная и чуждая народу, как чужд и непонятен ему Св. Синод.

Всякое разобщение между членами тела непременно ведет к ослаблению и даже к прекращению жизни тела. Поэтому сила и крепость Церкви, тела Христова, зависит от живого непосредственного общения между всеми ее членами. Главная причина подавленности, слабости, можно сказать, окаменелости нашей церковной жизни лежит в разобщенности не только отдельных членов иерархии и народа между собою, но и в разобщенности иерархии, как целого, от мирян. Иерархия у нас носит характер особой, чуждой народу организации с особыми, иногда противоположными интересам народа, интересами. Собор, состоящий из одних епископов, только санкционировал бы самым фактом такое положение вещей, и это в то время своего созвания, когда организация враждебных Церкви сил поражает своею стройностью и сплоченностью. «Где двое или трое собраны во имя Мое, — говорит Глава Церкви, — там Я посреди них» (Мф. 18, 20). Христос обещает верующим пребывать среди них только тогда, когда они собраны во имя Его, так как только тогда они составляют Церковь (Мф. 18, 17, ср. Деян. 1, 4 по русск. тексту). Собранность, соборность есть, таким образом, существенный признак Церкви. Христос не определяет, кто должен составлять этот собор, эту Церковь. Он требует лишь, чтобы двое или трое собрались во имя Его, и следовательно, право участвовать в этом соборе имеет всякий, носящий имя Христово, всякий христианин. И в апостольской Церкви различие положения мирян и клира не вело к разделению их, не вело к нарушению принципа соборности.

Здесь не было ни господства мирян, ни господства клира. Не было господства мирян, так как не воля большинства мирян была последней санкцией для клира. Не было господства клира, так как члены клира были не начальниками над подчиненными, а свыше назначенными руководителями братской Христовой общины. Жизнь и действия Церкви были жизнью и действиями всей общины. Иерархия действовала вместе с мирянами, а не вместо них, миряне действовали вместе с иерархией, а не исполняли лишь ее волю. Хотя «иных Бог поставил в Церкви во-первых апостолами, во-вторых пророками, в-третьих учителями» (1Кор. 12, 28), но «в теле (Церкви) не было разделения и все члены одинаково заботились друг о друге», так как данный всей Церкви «Дух есть один и тот же». Поэтому апостольские послания адресуются всем братьям, а не лицам иерархическим. И миряне, и клир вместе соборне совершают богослужение, решают вопросы веры, составляют церковный суд, избирают и низлагают чинов клира. На самых частых и обычных видах соборов — на собраниях или соборах богослужебных — миряне не слушают лишь богослужение, а и самым делом участвуют в них. Литургия совершается на общие приношения, поют и отвечают на возгласы предстоятеля не выделенные из народа чтецы и певцы, а весь народ.

Вопросы веры решаются на апостольском соборе, служившем образцом для всех последующих соборов, и здесь опять иерархия действует вместе с мирянами. Здесь собрались не одни «апостолы и пресвитеры» (Деян. 15, 6), но «вся Церковь, вся братия». В 15 главе книги Деяний Апостольских приведены лишь речи апостолов Петра и Иакова и упомянуто про речи Павла и Варнавы. Но они стали говорить уже «по долгом рассуждении». Это «долгое рассуждение» велось не одними апостолами и пресвитерами. Когда в Деяниях Апостольских говорится про «все собрание», то апостолы сюда не включаются (Деян. 6, 2,5, ср. 15, 23), и следовательно, если действие речи ап. Петра состояло в том. что «умолкло все собрание» (Деян. 15, 12), то ясно, что предшествующее «долгое рассуждение», велось пресвитерами и мирянами. Поэтому-то и послание собора отправляется от лица «апостолов, пресвитеров и братий». Имели ли миряне решающий или только совещательный голос, — вопрос этот здесь неуместен, так как такого различия здесь не было, что видно из отсутствия всякого намека на подсчет голосов. Апостол Иаков сделал заключение рассуждений, которое и было принято собором, как целым, и отправлено ко множеству (πλῆθος Деян. 15, 30) братии в Антиохию.

Тот же принцип не исключающей и мирян соборности проявляется в рассказе о крещении сотника Корнилия. Когда обрезанные упрекали апостола Петра за общение с необрезанными (Деян. 11, 2), он отражает их нападение не указанием на свой авторитет, а успешной попыткой оправдать себя пред общим разумом общины изложением дела и доказательствами. Только уже «выслушавши это, они успокоились и прославили Бога».

Соборы для выбора иерархических лиц также составлялись при участии мирян. Апостол Петр обращается с предложением выбрать апостола на место Иуды ко всему собранию христиан из ста двадцати человек (Деян. 1, 16), и все собрание выбирает двух кандидатов и из этих двух выбирает апостола Матфея жребием (23–26). Подобным же образом происходит и выбор семи диаконов. «Двенадцать апостолов созывают множество учеников» (6, 2) и предлагают им «выбрать из среды себя семь человек». Так как «это предложение было угодно всему собранию», то выбираются собранием семь лиц и поставляются пред апостолами, которые возлагают на них руки. Древнейшие памятники христианской письменности доказывают, что эти два случая служили образцами для всех выборов иерархических лиц.

В 44 главе послания Климента Римского к коринфянам согласие всей Церкви является необходимым элементом в поставлении пресвитера. В «Учении двенадцати апостолов» говорится: «назначайте сами себе епископов и диаконов». Евсевий говорит, что Симеон был выбран преемником св. Иакову в Иерусалиме «всеми единогласно» (Церк. Ист. III, 11). Замечательно, что в VIII книге Апостольских Постановлений (гл. 4), приписываемой св. Ипполиту Римскому (начало III века), одобрительные восклицания народа (ἄξιος) являются условием посвящения епископа и предшествуют ему, между тем как в немного более поздней арабской переделке этой книги — в так называемых «Канонах св. Ипполита» (см. Gebhardt und Harnack, Texte und Untersuchungen 17, 2, exp. 39) — эти восклицания уже следуют за посвящением епископа, как и в современном чине епископского посвящения. Св. Киприан Карфагенский говорит, что «populi assistentis conscientia» есть требование апостольского предания (..).

Участие мирян в выборе епископов есть факт особенной, кардинальной важности для понимания места и значения мирян в церковном управлении. В нем сосредоточиваются все виды участия мирян в церковной жизни, и благодаря ему осуществляется церковное самоуправление. Епископы, выбранные мирянами, являются не чем-то отдельным от них, а их представителями. Следовательно, одни ли выбранные мирянами епископы будут решать известное дело или вместе с мирянами, — это вопрос не принципа, а практического удобства, но если епископы не выбраны мирянами, то они и не могут быть их представителями, и решение их будет только тогда решением всей Церкви, когда в нем фактически будут участвовать и миряне.

Высшая судебная власть усвояется Христом Церкви (Мф. 18, 17–18), т. е. собранию во имя Его. Практическое приложение этого принципа дано в пятой главе первого послания к коринфянам. Наказание на блудника налагается «от многих» и ко многим же апостол взывает о прощении: «кого вы в чем прощаете, того и я». Начало соборного суда здесь проявляется ясно. Пресвитеры здесь не отделяются от братьев и братья от пресвитеров. Руководители не опасаются быть руководимыми, и община не опасается действовать с ними заодно. Тот же порядок раскрывается и в писаниях мужей апостольских. В послании Климента к коринфянам (которое есть в сущности послание от одной Церкви к другой) говорится, что коринфяне поступили неправильно, низложив своих пресвитеров без достаточных причин. Из послания Поликарпа к филиппийцам (гл. 11) видно, что миряне имели право низложения. Филиппийцы уже осудили заблуждающегося пресвитера Валента, и Поликарп, не подвергая сомнению правомерность их действий, только стремится умерить общее недовольство и склонить общину к прощению.

С другой стороны, нет никаких оснований предполагать, что в том и другом случае миряне действовали отдельно от своей иерархии. И Климент, и Поликарп пишут ко всей Церкви, как целому, а не к одним мирянам. Таким образом, мы не видим в апостольской Церкви и тени ограничения начала соборности в пользу одной иерархии. Миряне участвуют и в церковно-учредительных, и в выборных, и в судебных соборах. Самое слово «собор» не имело тогда того ограниченного значения, какое оно имеет теперь. В «Апологии» Тертуллиана (писанной в конце II века) собраниями или соборами называются не только судебные, распорядительные и законодательные собрания, но и богослужебные. Подобно тому и в «Постановлениях Апостольских» (V, 26) слово «собор» (σύνοδος) употребляется для обозначения молитвенного, богослужебного собрания. Следовательно, в сознании христиан того времени собрания законодательные и судебные не различались по составу лиц от собраний богослужебных и так же, как эти последние, были всецерковными собраниями, т. е. состоящими из клира и мирян. И в Деяниях Апостольских то же слово «собрание» (πλῆθος) применено и к апостольскому собору (15, 12) и к собранию, выбиравшему семь диаконов (6, 5, ср. 15, 30). Нам остается теперь решить два вопроса: во-первых, чем объясняются уклонения от этой апостольской практики в последующее время, и допустимы ли такие уклонения на будущем поместном соборе.

Рассматривая дальнейшую историю участия мирян на соборах, мы видим, что, во-первых, апостольская практика долгое время сохранялась во всей ее чистоте, во-вторых, что позднейшее ограничение начала соборности в отношении к мирянам произошло лишь вследствие внешних причин и, в-третьих, наконец, мы видим, что право участия мирян на соборах в православной восточной Церкви никогда не отрицалось принципиально. Из свидетельств об участии мирян на соборах во времена после-апостольские приведем лишь некоторые.

Игнатий Богоносец адресует свои послания ко всей общине, ко всему собранию братьев, так же как и апостол Павел. О большинстве соборов до второй половины третьего века исторических известий сохранилось мало. В церковной истории Евсевия приводятся выдержки из какого-то древнего памятника. Здесь (V, 16) в повествовании одного пресвитера рассказывается о частых соборах «верующих» во многих местах Азии, которые, исследовав учение Монтана, объявили его нечестивым. Это было во втором веке. Здесь же (V, 19) приводится свидетельство Серапиона Антиохийского (конца II века), что монтанизм осужден всем братством в мире (πάσῃ τῇ ἐν κόσμῳ ἀδελφότητι). Преcвитер Ориген, не признаваемый в этом сане епископом Димитрием, присутствует на соборе против Берилла (VI, 33) и на соборе против других неправославных арабов (VI, 37). Св. Киприан, епископ карфагенский (III века), дополняет формулу св. Игнатия: «ничто без епископа» словами «ничто без совета пресвитеров и без согласия мирян» (Письмо 14, 3).

На соборах, решавших вопрос о падших, присутствовали миряне, и не молча, а принимая деятельное участие в прениях и влияя на решения собора (Письма Киприана 17, 3; 19, 2; 34, 4). Они могли становиться в оппозицию и нередко пользовались этим правом (Письмо 59, 15: obtinente plebe et contradicente). Тот же порядок существовал и в римской Церкви. В письме к Киприану римский клир говорит: «все, что делается, должно быть основано на согласии епископов, пресвитеров, диаконов, исповедников и твердых в вере (stantes) мирян» (Письма 30, 3; 31, 6). Сам Киприан избран был епископом на соборе из пресвитеров и мирян, причем мнение последних взяло верх. Киприан выставляет как общее правило, чтобы пресвитеры не были посвящаемы без голоса мирян (38, 1). Из этого правила он делает исключения (38. 1, 39. 1; 40), но тон защиты этих исключений и причины их свидетельствуют о строгости принципа и трудности его нарушения.

Еще до Киприана появляются и признаки ограничения участия мирян на соборах. Когда учеников Христовых было всего около 120 человек (Деян. 1, 16), собраться им всем для выбора нового апостола было легко, но уже на апостольском соборе присутствует только часть христиан, а остальные извещаются о решении собора посланием. При дальнейшем pocте Церкви собрание мирян делалось все более и более трудной задачей. Собрать мирян одной епархии было иногда возможно, но о собрании мирян нескольких епархий, и тем более всех епархий, рассеянных по всему миру, нечего было и думать, особенно при тогдашних способах сообщений и сношений. Единственным выходом из этих затруднений могло бы быть применение к соборам представительного механизма, но в общественной жизни того времени не было для этого необходимых данных. Никаких широких общественных организаций, кроме податных, тогда не существовало; о правильном выборном представительстве не было и понятия. Отсюда на больших соборах представителями многих епархий могли быть и были только епископы, а из мирян присутствовали только миряне той епархии, где был собор. Количественное отношение между иерархами и мирянами изменилось в пользу первых, а за ним должно было последовать и уменьшение значения мирян на соборах: миряне одной епархии естественно не могли иметь того авторитета, как епископы — представители многих епархии. Из роли участников собора они низводятся к роли «предстоящих мирян» (adstantes laici), почти простых зрителей.

Киприан, так много заботившийся о деятельном участии мирян в церковном управлении, был вынужден, однако, ограничить участие мирян на соборах лишь мирянами твердыми в вере (stantes laici). Под его же председательством был собор 256 года в Карфагене, на котором было не менее 86 епископов из Африки, Нумидии и Мавритании. На этом соборе присутствовало очень много народа (maxima pars plebis), но, по-видимому, только присутствовало, как присутствовал народ и на соборах Эльвирском 309 г. (adstantibus diaconibus et omni plebe, Mansi Conс. Coll. II, 5), на Римском 465 (Mansi VII, 960) и Равеннском 967 г. (Mansi XVIII, 501) и др.

Таким образом, путем естественного процесса, без всякого нарушения принципа, и тем более без всякой намеренной перемены, соборы братьев превратились в соборы епископов по преимуществу, и Евсевий, говоривший о соборе «верующих» против Монтана (Ц. И. V, 16), немного далее говорит уже о соборах епископов по вопросу o времени празднования пасхи (V, 23). Здесь не было нарушения принципа, так как избранные мирянами епископы были на соборе выразителями не каких-нибудь особых взглядов, а взглядов мирян своих епархий, которым они и давали отчет о своих действиях на соборе; ни о какой противоположности интересов мирян и интересов епископов не могло быть и речи, и Киприан те же самые соборы по вопросу о падших, на которых так деятельно участвовали миряне, называет соборами епископов.

Положение дела изменилось, когда христианство стало государственной религией. Влияние государственного устройства на церковное оказывалось еще до этого момента. Церковь при делении на местные общины, приходы и епархии воспользовалась государственным делением, и естественно, что идеи государственной власти были отчасти усвоены и местными представителями Церкви. Для епископа, имеющего одну и ту же резиденцию и одну и ту же территорию с государственным чиновником, являлся сильный соблазн посмотреть на себя, как на такого же начальника для христиан области, каким был этот чиновник для язычников. Сказалось влияние государственного устройства и на взаимных отношениях между епископами. Епископы главных городов начинают претендовать на преимущество сначала чести, а потом и власти, пред епископами городов меньших, подобно тому, как администраторы крупных городов были начальниками администраторов городов меньших. Выборы епископа становятся в зависимость не от одной воли мирян и клира епархии, а и от воли других епископов и особенно от воли епископа главного города области. Иерархия мало-помалу начинает принимать характер особой от мирян организации, устроившейся по принципу не христианского братства, а государственной администрации.

Признание христианства государственной религией дало новый сильный толчок этому процессу. В Церковь вступила теперь масса новых членов по мотивам, ничего общего с религией не имеющим, с языческими римскими понятиями о зависимости религиозных интересов от государственных. В греко-римской империи в это время носителем всех государственных, общественных и даже религиозных прав народа был император. Он был не только консул, претор и трибун, он не только заменял сенат и народные комиции, как верховный законодатель и верховный судья, но он был в то же время и верховный жрец (pontifex maximos). Поэтому с точки зрения всей государственной администрации, начиная от императора и кончая последним чиновником, императорская власть являлась самым законным, авторитетным и удобным выражением участия мирян в церковных делах.

Притязаниям могущественной государственной организации Церковь могла противопоставить лишь свою слабую выборную организацию, значение которой, как мы видели, было подорвано еще ранее. Эта организация ослабела еще более, когда в христианские общины проникли полуязыческие нравы. Плохо организованные выборы, производившиеся новыми христианами-полуязычниками, часто сопровождались беспорядками (о чем упоминает, например, Иоанн Златоуст, «О священстве» III. 15), так что прекращение их иерархией и государством имело внешний вид моральной необходимости. Уже в 372 году Лаодикийский собор запретил участвовал толпе (ὄχλος) в выборе не только епископов, но и пресвитеров; Юстиниан 137 новеллой 541 года ограничил это участие только клириками и знатными горожанами, а Никифор Фока постановил, чтобы ни один епископ не был назначаем без императорского соизволения. Церковная выборная организация была поглощена, таким образом, государственной, и император приобрел права мирян, а через это и многие права клира.

Из подавляющей массы фактов, иллюстрирующих это явление, приведем лишь более характерные. Деятельное участие на соборах переходит теперь от мирян к представителям императорской власти. Правда, миряне нескоро забывают свои права. Они присутствуют на первом вселенском соборе (Mansi II, 1061) и, в лице монахов, на некоторых последующих соборах, напр. на шестом и седьмом вселенском, но роль их сводится императорской властью к роли простых зрителей, да и на самое участие их на соборах императорская власть смотрит косо; напр., императрица Пульхерия издает указ, повелевающий «всячески изгонять из города (Никеи, где предполагалось созвать IV вселенский собор) и из соседних областей, как клириков, проживающих там без нашего разрешения, так и монахов, и мирян, которых никакая причина не призывает на собор» (Деян. Всел. Соб. III. 113–4).

Наоборот, влияние императорской власти на соборах сказывается очень рельефно. Уже Константин Великий объявил себя епископом внешних дел Церкви (Жизнь Κ. IV, 24), а Евсевий называет его «своего рода общим епископом» (Жизнь Κ. II, 44). На епископов он смотрит лишь как на вдохновенных свыше экспертов, которые должны помочь ему разобраться в трудных спорах. Он созывает арльский и никейский соборы, участвует в никейских спорах, убеждает, порицает или хвалит ораторов, чем влияет на результат прений (Евсевий, Жизнь Κ. III, 13). Он считает себя в праве поступать так несмотря на то, что он еще не был христианином, так как не принял крещения. И на остальных вселенских соборах и многих поместных соборах присутствуют или сами императоры, или их представители и управляют ходом дел. Напр., императорский чиновник Кандидиан на третьем вселенском соборе прямо объявил, что все сделанное без его ведома будет недействительным.

Такое отношение императоров к соборам было лишь частью присвоенных ими себе церковных прав. Императоры не только собирали церковные соборы, председательствовали на них, утверждали их решения, но и издавали церковные законы, принимали апелляции, назначали и низлагали епископов, подавляли ереси, примиряли церковные споры и даже формулировали в своих указах церковное вероучение. Образовалось мнение, что император есть лицо смешанное (persona mixta), наполовину светское и наполовину, или еще более, духовное, так что Максиму Исповеднику в беседе с Констансом II приходится опровергать этот взгляд. Императоры были «помазанники Господни» (χριστοὶ Κυρίου). Они имели право когда угодно входить в алтарь, воскурять фимиам и осенять трикирием, как архиереи (Вальсамон на 69 пр. трульского собора 692 г.). Писаниям их нередко приписывалась боговдохновенность.

С точки зрения Церкви император имел столь же малое право представлять в своем лице всех мирян, как и всякий другой христианин. Всякий христианин может быть представителем известного прихода или епархии только тогда, когда ему это будет поручено всей общиной, когда он будет избран ее представителем. Но конечно, ни о каком избрании императора для представительства в Церкви не было и речи. Власть же императора не должна иметь значения там, где есть место только для свободы и любви.

Протесты против такого положения были. Не одни донатисты спрашивали: Quid est imperatori cum Ecclesia? Tу же мысль высказывали и лучшие представители иерархии. «Не вмешивайся в церковные дела, писал Осий Кордубский Констанцию, и не давай нам приказаний касательно их; но поучайся в них от нас» (Афанасий В. Против ариан 44). Елевзий Кизикский и Сильван Тарсийский говорили Констанцию, что «его дело назначить наказание, но дело их, как епископов, судить о благочестии и нечестии» (Феодорит II. 27). Те же мысли высказывает и св. Афанасий Великий, жалуясь на действия светских чиновников в Тире (Против ариан 8), и св. Амвросий, когда от него требовали сдать базилику apианам (Письмо 20, 19), а позднее Иоанн Златоуст, Исидор Пелусиот, Иоанн Дамаскин, Феодор Студит и многие другие монахи.

Некоторые императоры, напр. Валентиниан I, сами сознавали, что они не имеют права вмешиваться в дела Церкви. Но как ни многочисленны были протесты, они оставались безрезультатны, так как были случайны и разрозненны. Епископы были теперь ставленниками уже не мирян, а соепископов, митрополита и императора, связь между ними и мирянами епархии ослабла, и они не были уже выразителями мнений своих епархий. Не чувствуя за собой единодушной нравственной поддержки своих пасомых и часто обязанные императору своим возвышением, епископы не могли дать должного отпора посягательствам светской власти. Вмешательство императоров имело вид законности, как замена участия мирян на соборах, которого не было фактически, но которое должно было быть, так как епископы, выбранные не мирянами, не могли быть представителями мирян и заменять их. Поэтому-то епископы, восставая против вмешательства императорской власти, в других случаях сами вызывают его.

И Амвросий, и Афанасий, восставая против содействия, оказываемого императорами арианам, сами однако ищут помощи императоров против ариан. Августин просить Гонория вмешаться в дело донатистов, что тот и сделал. Римский собор 378 года постановил, чтобы папа апеллировал к императору Грациану. 11-12 правила собора антиохийского 341 года и 7-9 правила собора сардикийского запрещают апеллировать к императору без согласия митрополита и других епископов провинции; следовательно, обычай вмешивать светскую власть в церковные дела был очень распространен. Таким образом, епископы протестуют не против самой системы, ставящей правильное течение церковной жизни в зависимость от личных качеств и временного настроения императора, а протестуют лишь против отдельных проявлений этой системы, признавая другие ее проявления. Естественно, что такие протесты успеха иметь не могли.

Впрочем, в конце концов права мирян, помимо воли епископов и императора, принимались во внимание, хотя после продолжительных и тяжелых смут, потрясавших церковную жизнь. Последней инстанцией в решении религиозных вопросов было не согласное с волею императора постановление отцов собора, а голос народа. Этот народный голос не раз отвергал постановления соборов, как неправославные, не обращая внимания на то, как много епископов присутствовало на соборе и насколько единодушно и согласно с волею императора они действовали (соборы риминийский 359 г., разбойничий 449, иконоборческие 754 и 833, флорентийский 1439).

Право участия мирян в решении религиозных вопросов на востоке признавалось, таким образом, не только юридически, в виде участия императорской власти, но и фактически — в подчинении соборов голосу народа.

Такой же характер в общих чертах имела история участия мирян на соборах и на западе, с тем различием, что там императоров заменяли папы.

Новая эра в истории участия мирян на соборах начинается с выступлением на арену истории новых народов — германцев и славян, у которых развитая общественность не была подавлена слабою государственностью и которые поэтому представляли более благоприятную почву для развития семени христианской соборности, чем народы романские. Еще Тацит говорил, что у германцев общественные дела решаются собранием свободных граждан. На этих-то народных собраниях различных германских племен был решен и вопрос ο переходе из язычества в христианство. На собраниях же новых христианских народов решаются потом и важнейшие религиозные вопросы, и клир участвует в этих собраниях наряди с мирянами. Таким путем возникла система смешанных церковно-гражданских соборов, вытеснившая — напр. во франкской монархии — чисто духовные соборы. Такие же смешанные соборы существовали в Испании и в Англии. Особенно выделяется роль мирян на следующих соборах: в Агауне 515 года, в Таррогоне 516 г., в Епаоне 517 г., в Оранже 529 г., на третьем, четвертом и семнадцатом толедских соборах, на соборе в Лифтине 743 г., в Суассоне 744 г., в Вилла Дуриа 779 г. и в Арле 813 г. Парижский собор 614 года постановил, чтобы епископа выбирал клир и народ. То же самое постановили четвертый толедский собор 833 года в Испании и Витред, король кентский, в 696 году в Англии.

Чем более подчинялись новые народы влиянию римской культуры, тем ниже падала роль народа в государственной жизни. Вместе с политическими захватываются и религиозные права народа отчасти светскою властью, отчасти папскою. Уже на двенадцатом толедском соборе 681 года упоминается о праве короля назначать епископов; письма Алкуина от 796 года показывают, что древняя свобода избрания епископов исчезла и в Англии, и право это перешло к королям. Во Франконии народные собрания исчезли при каролингах.

Но начало общественности лишь временно было подавлено римскою государственностью, с помощью церковного авторитета, и как скоро прежний церковный авторитет был отвергнут реформацией, народ постепенно возвращает себе свои права и политические в виде представительных учреждений и религиозные — в виде широкого участия мирян в церковном управлении в протестантских странах. Там, где это участие есть — в протестантских странах, — интересы религии близки обществу, там же, где Церковь осталась верной римскому принципу и не дала мирянам их прав, напр. в Италии и Франции, Церковь осталась вне общественного движения и вызвала враждебное отношение общества к религии. Среднее место занимает англиканская церковь. И после реформации здесь осталась сильная епископская власть, подавляющая, хотя и не исключающая, участие мирян в церковных делах. Эта система уже давно подвергалась основательным нападкам, а с начала этого века самой иерархией возбужден вопрос об учреждении общего представительного собрания из мирян и клира, и осуществление этого проекта есть дело ближайшего будущего.

Вопрос об участии мирян на выборах в русской Церкви имеет в настоящее время особенную, исключительную важность. Мы видели, что широко практиковавшееся участие мирян на соборах никогда не отрицалось Церковью принципиально и в последующее время. Замена мирян императорскою властью и в Византии, и у нас объясняемая пассивностью народной массы и отсутствием представительного начала и там, и здесь, была нежелательным явлением, так как, помимо противоречия духу христианства, замена эта правильное течение церковной жизни ставила в зависимость от личности и настроения императора или царя и его чиновников, и только корректирующий народный голос предотвращал часто вредные последствия этой замены, хотя и дорогою ценой продолжительных церковных смут. К счастию, в русской Церкви вопрос о соборе поднят во время необычайного подъема общественного движения и отчасти вследствие его. Народная масса, с которой приходится иметь теперь дело Церкви, далеко не та, что была в Византии или на Руси всего несколько десятков лет тому назад.

Место безграмотной инертной массы крестьян, мещан и купечества заняло поколение лиц грамотных, размышляющих, действующих не только независимо от воли родительской и начальственной, но часто вопреки силе народных обычаев и традиций, а нередко и вопреки основам веры, нравственности и права. Если такие лица не уступают своих политических прав, тο тем более не уступят более интимных, более бесспорных прав религиозных и скорее предпочтут отказаться совсем от Церкви. «Россия переросла форму не только государственного», как говорит доклад гр. Витте, но и церковного строя, и с этим явлением Церкви необходимо считаться.

Долг Церкви «понимать знамения времени» и «быть всем вся, чтобы всячески спасти некоторых». Не исполнивши этого, Церковь потеряет уважение общества и даже возбудит враждебное отношение к себе. Пример — католическая церковь во Франции. Впрочем, случаи безразличного и прямо враждебного отношения к Церкви общества настолько участились у нас в последнее время, что для отыскания их незачем ездить за границу. Тех затруднений, которые прежде мешали осуществить начало соборности во всей его полноте, теперь нет. Общество в этом отношении идет навстречу Церкви.

Параллельно и в связи с развитием личности, наше время характеризуется сильным стремлением к общественности, к объединению отдельных лиц в общества и союзы, и будет весьма печально, если Церковь, это братство по преимуществу, это общество, все устройство которого и все его действия должны пo каноническим нормам быть проникнуты общественным характером, по-прежнему будет не давать в своей организации места общественному элементу, а останется со старым строем, образовавшимся по подражанию устарелым формам государственного управления греко-римской империи. «Церковь, — по определению одного из ее отцов — св. Амвросия медиоланского, — есть общее право всех: сообща она молится, сообща она работает, сообща испытуется».

Развитие личности и общественности непременно должно повести, да уже отчасти и повело, к созданию представительных учреждений. А образование и развитие представительного механизма освобождает Церковь от тех затруднений, которые заставили древнюю Церковь отказаться от прежнего участия мирян на соборах. Обойтись без мирян можно было бы лишь тогда, если бы епископы и священники были у нас выборные, и тогда они сами явились бы представителями мирян. Но так как у нас нет ни того, ни другого, то собирать теперь чисто иерархический собор значит незаконно лишать мирян их прав. Глубоко справедлива мысль, высказанная группою петербургских священников в статье: «Церковное ведомство и церковный собор» («Русь» 13 октября 1905 г.). «Епископ, — говорят они, — в чем-либо и для чего-либо отрешаемый от своей паствы, призванный к временному разъединению с ней, действует и мыслит уже не как епископ, а как простой человек, как рядовой верующий, как ставленник той или другой внешней власти. Не может быть стадо без пастыря и не может быть даже мыслимо в отдельности от него: но и пастырь, поставляемый вне стада, обязательно от него отрешенный, не действует уже как пастырь, и овцы уже не слушают и не могут слушать голоса его, ибо он не есть уже пастырь. „Церковь есть стадо, присоединенное к своему епископу“, — говорит св. Киприан карфагенский. Ясно, что вне этого соединения стадо не есть стадо и епископ не есть епископ, ибо в разъединении ни тот, ни другой не представляют Церкви».

Между законодательным собором и богослужебным собранием с церковной точки зрения никакой разницы нет, и составлять собор из одних епископов так же противно духу христианства, как и богослужение без народа. Архиерейский собор будет лишь подтверждением прежнего порядка, а не началом нового. Этот порядок, характеризуемый разобщенным и исключительным действием иерархии, руководимом светской властью с одной стороны, и пассивным дреманием мирян, с другой, был незаконен и нежелателен всегда, но он был возможен и терпим прежде, когда миряне были пассивны не в церковном только, а и в других отношениях, и когда воля самодержавной власти считалась выразительницей воли народа. Теперь же такой порядок не только нежелателен, но и невозможен. Если уже актом 17 октября самою самодержавной властью признано, что она не может служить выражением воли народа в делах гражданских, то тем более она не может служить им в делах религиозных. Церковь стоит теперь пред слишком серьезными задачами, чтобы разделять свои силы и чрез это обессиливать себя; Церковь не может более терпеть и как бы поощрять апатичность общества к церковным интересам, игнорирование им своих религиозных прав и обязанностей и привычку сваливать всю заботу о Церкви на иерархию.

Враждебные Церкви силы, обладая удивительной организацией, ежечасно поражают нас успешностью своей борьбы с Церковью, и члены Церкви, разделенные и друг с другом, и с иерархией, безучастно относятся к этой борьбе, возлагая это непосильное бремя на плечи отдельных борцов. Враждебным организациям Церковь должна противопоставить свою единую и потому могущественную организацию. Первым шагом к созданию такой организации должен быть поместный собор, состоящий из клира и мирян, а первым и главным вопросом, подлежащим его решению, должен быть вопрос об установлении такой организации во всех приходах и во всех епархиях русской Церкви.

Иллюстрация: Поместный собор 1917 г.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: