Ахилла

Из книги писателя Олдоса Хаксли (1894-1963) «Возвращение в дивный новый мир» (1958), глава «Промывка мозгов» (в сокращении).

…Я описал техники, что называется, оптовой манипуляции сознанием, как это практиковалось величайшим демагогом в истории человечества и наиболее успешными продавцами. Но ни одна человеческая проблема не может быть решена только оптовыми методами. В одном случае нужен дробовик, в другом — подкожные инъекции. (..)

В ходе своих знаменитых экспериментов по изучению условных рефлексов, Иван Павлов наблюдал, что, подвергаясь продолжительному физическому или психическому стрессу, в какой-то момент лабораторные животные начинают проявлять все симптомы нервного срыва. Отказываясь дальше иметь дело с невыносимой ситуацией, их мозг «объявляет забастовку» и либо перестает работать совсем (собака теряет сознание), либо демонстрирует признаки заторможенности или саботажа (собака ведет себя неадекватно или у нее развивается ряд симптомов, которые у человека мы назвали бы истерическими).

Некоторые животные более устойчивы к стрессу, чем другие. Собаки с «сильным возбудимым» (по Павлову) темпераментом сдаются быстрее, чем с «сильным подвижным». Так же и «слабые инертные» собаки быстрее достигают своего предела, чем «сильные инертные». Но даже самая выносливая собака не может противостоять бесконечно. Если стресс, которому она подвергается, достаточно сильный или достаточно продолжительный, она закончит срывом, таким же разрушительным и полным, как и самая слабая их них.

Открытия Павлова нашли себе подтверждение самым ужасным образом и в самом большом масштабе во время двух Мировых Войн. В результате одного катастрофического события или непрерывного ряда менее катастрофических, но часто повторяемых, у солдат развивались разнообразные психофизические симптомы. Временное отключение сознания, чрезмерное возбуждение, летаргия, функциональная слепота или паралич, неадекватные реакции, странное изменение поведения и многолетних жизненных привычек — все симптомы, которые Павлов наблюдал у собак, теперь проявились среди жертв того, что в Первую мировую войну называли «военным неврозом», а во Вторую — «военной усталостью».

Каждый человек, как и каждая собака, имеет свой предел устойчивости. Большинство достигают предела после тридцати дней более-менее непрерывного стресса в условиях современных боевых действий. Более слабые сломаются через пятнадцать дней. Более устойчивые могут продержаться сорок пять или даже пятьдесят дней. Сильные или слабые, но на длинной дистанции сломаются все. То есть все, кто изначально был здоров. Ирония заключается в том, что только психически больные люди могут безгранично долго выдерживать стресс современной войны. Индивидуальное безумие служит защитой от последствий коллективного безумия.

Тот факт, что каждый имеет свой предел, был известен и использовался — пусть грубо и ненаучно, — с незапамятных времен. В некоторых случаях ужасное отношение человека к человеку было следствием любви к жестокости самой по себе. Однако чаще чистый садизм закалялся утилитаризмом, теологией или интересами государства. Физические пытки и другие формы истязаний использовались представителями закона, чтобы развязать языки упрямым свидетелям, служителями церкви — чтобы наказать инакомыслящих и заставить изменить своей вере, секретной полицией — чтобы вырвать признание у тех, кто подозревался в антиправительственных настроениях. При Гитлере пытки с последующим массовым истреблением использовались против биологических еретиков — евреев. Для молодых нацистов служба в Лагерях Уничтожения была (по словам Гиммлера) «самым лучшим подтверждением теории низших существ и недочеловеческих рас». Маниакальная одержимость Гитлера антисемитизмом, которым он в молодости заразился в трущобах Вены, сделала неизбежным воскрешение методов Святой Инквизиции против еретиков и ведьм. Но в свете открытий Павлова и знаний, полученных психиатрами при лечении военных неврозов, эта теория кажется отвратительным и нелепым анахронизмом. Стрессов, которые могут быть индуцированы бесчеловечными методами, стоящими недалеко от физических пыток, вполне достаточно для полного церебрального срыва. Что бы ни происходило в более отдаленные годы, но сегодня коммунистическая полиция нечасто использует пытки. Их вдохновляет не пример инквизитора или эсесовца, а физиолога с его опытами над лабораторными животными.

Для диктатора и его полицейских открытия Павлова нашли важное практическое применение. Если можно сломать центральную нервную систему собак, то же самое можно сделать и с центральной нервной системой заключенных. Нужно только правильно подобрать интенсивность стресса и время его воздействия. К концу «процедуры» заключенный окажется в состоянии невроза или истерии и будет готов признаться во всем, что пожелают его тюремщики.

Но признания недостаточно. От безнадежного невротика нет никакой пользы. Умному и практичному диктатору нужен не пациент психбольницы и не жертва электрического стула, а неофит, который будет работать во имя его Дела. Вернувшись снова к работам Павлова, он узнает, что на пути к точке окончательного срыва собаки становятся внушаемы. Новые модели поведения могут быть легко установлены, пока собака находилась в зоне рядом с пределом ее церебральной прочности, и эти модели, похоже, уже неискоренимы. Животное не может быть от них освобождено — то, что оно усвоило под давлением стресса, станет неотъемлемой частью его психики.

Психологические стрессы могут быть созданы различными способами. Собаки начинают беспокоиться, когда стимулы становятся слишком сильными; когда интервал между стимулами и ответной реакцией неоправданно затянут, и животное остается как бы в подвешенном состоянии; когда стимулы противоречат тому, что собака привыкла ожидать; когда стимулы не имеют никакого смысла в рамках установленной в психике жертвы системы ответов. Более того, было обнаружено, что страх, гнев и беспокойство значительно повышают внушаемость животного. Если эти эмоции достаточно долго поддерживать в их пиковом состоянии, мозг приходит «в ступор». Когда это происходит, новая модель поведения может быть встроена очень легко.

Среди физических стрессов, которые повышают суггестивность собак, — усталость, ранения и другие формы заболеваний.

Для потенциального диктатора эти открытия имеют важное практическое значение. Они доказывают, например, что Гитлер был абсолютно прав, утверждая, что ночью массовые митинги более эффективны, чем днем. «Днем, — писал он, — человеческая воля энергично сопротивляется любой попытке навязать ей чужую волю или чужое мнение. Тогда как вечером они гораздо легче уступают под воздействием более сильной воли».

Павлов согласился бы с ним — усталость повышает внушаемость. (Вот почему среди прочих причин коммерческие спонсоры телевизионных программ предпочитают вечерние часы и готовы хорошо платить за свои предпочтения.)

Болезнь, в качестве интенсификатора суггестивности, даже еще более эффективна, чем усталость. В прошлом комнаты больных были местом нескончаемых бесед на религиозные темы. В будущем научно подкованный диктатор позаботится, чтобы все больницы в его доминионах были радиофицированы и оснащены «говорящими подушками». Заготовленное внушение будет транслироваться двадцать четыре часа в сутки, а наиболее важных пациентов станут посещать политические душе-спасители и умо-обратители, как в свое время посещали их предков священники, монахини и благочестивые миряне.

Тот факт, что сильные негативные эмоции повышают внушаемость и способствуют изменению точки зрения вплоть до противоположной, был хорошо известен и использовался еще задолго до Павлова. Как пишет доктор Уильям Сарджент в своей книге «Битва за разум», невероятный успех проповедника Джона Уэсли основывался на его интуитивном понимании работы центральной нервной системы. Он начинал свои проповеди долгими и детальными описаниями страшных мучений, к которым, если только они не совершат обращение, будут навеки приговорены его слушатели. Потом, когда ужас и чувство вины доводили его аудиторию до предела, он менял тон, обещая спасение тем, кто уверует и покается. Подобными проповедями Уэсли обратил тысячи мужчин, женщин и детей. Интенсивный продолжительный страх доводил их до состояния повышенной внушаемости. В таком состоянии они без вопросов могли принять любые теологические догмы. После чего, подбодренные успокаивающими словами, они выходили из своего испытания с новыми и, в основном, лучшими моделями поведения, навсегда закрепленными в их умах и нервных системах.

Эффективность политической и религиозной пропаганды зависит от методов, которые она применяет, а не от доктрин, которые она проповедует. Доктрины могут быть истинными или ложными, полезными или вредоносными — это значения не имеет. Если индоктринация была проведена правильно, в нужной стадии нервного истощения, то это сработает. В соответствующем состоянии, практически каждого можно убедить практически в чем угодно.

Мы располагаем подробными описаниями методов, которые применяют коммунисты к политическим заключенным. С того момента, когда человек попадает в следственный изолятор, он систематически подвергается воздействию всякого рода физических и психологических стрессов. Его плохо кормят, он постоянно испытывает дискомфорт, ночью ему не дают спать больше нескольких часов. И все это время он находится в состоянии напряжения, неуверенности и дурных предчувствий. День за днем — или скорее ночь за ночью, поскольку эти павловские стражи закона прекрасно знают ценность усталости как интенсификатора суггестивности — его допрашивают, часто по многу часов подряд, делая все, чтобы смутить, запугать и запутать свою жертву. После нескольких недель или месяцев такой обработки мозг заключенного впадает в ступор, и он признается во всем, что нужно его тюремщикам. Затем, если его хотят скорее обратить, чем ликвидировать, ему предлагают успокоительную надежду. Если он согласится принять их веру, он может быть спасен — разумеется, не в следующей жизни (поскольку официально следующей жизни нет), — но в этой.

(..) В политике Павлов, судя по всему, был старомодным либералом. Но по иронии судьбы его исследования и теории позволили создать огромную армию фанатиков, преданных душой и сердцем, рефлексами и нервной системой делу разрушения старомодного либерализма всюду, где он только может быть найден.

Промывка мозгов, так как это сейчас практикуется, представляет собой смешанную технику, эффективность которой зависит от систематического применении насилия и от умелого психологического манипулирования. Она воплотила в себе традиции «1984» на их пути к традициям «Дивного Нового Мира». В установившейся и хорошо отрегулированной диктатуре будущего наши текущие методы полунасильственных манипуляций, несомненно, покажутся до смешного сырыми. Обусловленным в раннем возрасте (а возможно, и генетически стандартизированным), представителям средних или низших каст никогда не потребуется обращение или даже освежающий курс истинной веры.

Представителям высшей касты нужно будет уметь генерировать новые идеи в ответ на изменение ситуации, поэтому их обучение будет намного менее жестким, чем обучение тех, чьи долгом будет не рассуждать, а просто делать и умирать, не создавая лишней суеты. Представители высшей касты, все еще принадлежащие к дикому виду и лишь слегка обусловленные, будут тренерами и стражами поколения домашних животных. Их «дикость» сделает для них возможным стать еретиками и революционерами. В таких случаях их либо ликвидируют, либо методом промывки мозгов вернут к ортодоксии, либо (как в Дивном Новом Мире) вышлют на остров, где они уже никому не причинят беспокойства, разве что друг другу. Но тотальное обусловливание в раннем возрасте и другие техники манипуляций и контроля — все это в будущем, от которого нас отделяют несколько поколений. На пути к Дивному Новому Миру нашим правителям придется рассчитывать на временные, переходные техники промывки мозгов.