Ахилла

Встречаю у Григория Померанца в разных его текстах одну и ту же повторяющуюся мысль. Мысль эта заключается в том, что исполнение заповеди о любви к ближнему невозможно. И это связано с тем, что человек вынужден делать выбор. Если ты исполняешь заповедь по отношению к одному человеку, говорит известный культуролог, ты тем самым как бы обкрадываешь другого. Много жертвуешь нищим, оставляешь домочадцев без необходимого. Юноша и девушка поженились, а несчастный соперник наложил на себя руки. Подвижник достиг обожения, а братьев охватывает каинова зависть. Выходит, что добро всегда имеет в качестве некоего противовеса зло. Иногда это зло больше, иногда меньше. Получается, что в нашем мире, как бы мы ни старались, свет отбрасывает тень. Только в глубине глубин, в Боге, в вечности возможно чистое благо — свет, не отбрасывающий тени, когда добро совпадает с красотой и нет ни зла, ни уродства.

Однако что-то в этом размышлении вызывает у меня чувство неудовлетворенности. Как будто что-то недосказано. Померанц, на мой взгляд, очень точно показывает несостоятельность так называемой автономной этики, когда, казалось бы, безупречный нравственный поступок тем не менее оставляет издержки. Но если в изображенной картине добавить один элемент, который обычно выносят за скобки, все может измениться до неузнаваемости. И элемент этот конечно же Творец, который не пребывает в своей вечности в некоем пассиве, как в отдельной комнате, а является активным действующим началом именно в этом мире. Тогда этот элемент может сбалансировать несбалансированные части и гармонизировать то, что было не гармонично, упорядочить анархию и позволить различным влияниям взаимодействовать друг с другом. И свет, исходящий от Творца, — это так называемый нетварный свет, одна из характеристик которого заключается в том, что он в принципе не отбрасывает тени, так как имеет иную природу, он пронизывает все творение.

Тогда тот, кто жертвует нищим, может надеяться на компенсацию свыше от Бога (это не означает, что нужно быть расточительным и жертвовать в ущерб домашним). Тот, кто безнадежно, по-вертеровски, влюблен, может рассчитывать на новую любовь, данную свыше опять же от Бога (одной из характерных черт этой любви является то, что она взаимна, причем атрибуты взаимности могут быть разными: например, мужчине в женщине может нравиться, скажем, красота, а женщина в мужчине может ценить, допустим, его ум). Кто, как Каин, не получил благодати, может посмотреть вглубь себя, попытаться найти свой путь и обрести свои духовные дары…

Выбор, направленность воли — это не случайная вещь, именно здесь происходит главная битва добра со злом. И это сложная вещь, так как часто приходится выбирать свою новую идентичность, отказываться от себя прежнего. Таким образом, заповедь о любви к ближнему не определяет нашу жизнь раз и навсегда, она понуждает нас думать и искать, сравнивать и взвешивать. И жить в пространстве заповедей в строгом смысле невозможно без веры потому, что именно вера является той опорой, когда становится возможным то, что в обычном «механическом» порядке вещей невозможно.

Григорий Померанц исследует сложные места религии и ставит неудобные вопросы, на которые апологеты веры должны отвечать. В его размышлениях подспудно ставится вопрос теодицеи, и это вопрос, который каждый из воображаемых участников ситуации должен решить по-своему. Размышление Померанца напрямую не связано с его верой. Он — верующий, к тому же мистик, и очень наблюдательный человек, в том числе за собой и за динамикой своей веры. Но он поставил задачу, и надо попытаться ее решить. В его размышлении образ Бога — это образ Бога «спящего», «пассивного», поэтому и можно предложить в качестве альтернативы образ Бога «активного». Понятно, что формы активности Бога могут быть и другие. Необязательно должна быть «механическая» компенсация.

Заповедь о любви к ближнему универсальна. Она есть, конечно же, не только в христианстве. Вопрос теодицеи — это прежде всего вопрос (проблема) Каина. У Авеля все хорошо: «призрел Господь на Авеля и на дар его» (Быт. 4:4), а вот Каин отвергнут и страдает, он «сильно огорчился, и поникло лице его» (Быт. 4:5). Из первых глав книги Бытия известно, как Каин разрешил ситуацию. Характерно, что на один уровень с проблемой Каина можно с теологической точки зрения поставить «проблему Вертера», проблему неразделенной любви. Отвергнутый влюбленный неслышно вопиет к Небесам. Но Небеса по каким-то причинам не отвечают ему, вернее, не отвечают так, как он хочет. Как бедному Вертеру-Каину оправдать Бога, который пронес свой дар, свою благодать, вершину своего творения, красоту — мимо него? И тогда Вертер-Каин в отчаянии изрекает свой приговор Богу: «Ты несправедлив!» Следствием этого приговора могут быть разные поступки в стиле Каина: убийство соперника, убийство возлюбленной, самоубийство, разные формы асоциального поведения… «Если Бог несправедлив, почему я должен поступать нравственно и справедливо?» — думает он.

«Молчание» Бога, отвержение и в случае с Каином, и в случае с Вертером можно истолковать как нежелание Бога быть объектом манипуляции, нежелание благословить магические отношения с человеком. Бог, оставаясь в своей свободе, дорожит этой свободой и ищет таких отношений с человеком, которые были бы ее достойны. Он как бы воспитывает его, понуждает его духовно расти. Конечно, Бог не отвергает ни условного Каина, ни условного Вертера, но Он не благословляет такую форму общения. Поэтому, наверное, для Вертера нужно, прежде всего, осознать свою проблему как проблему Каина. И тогда появится шанс ее решить. При этом нельзя, само собой разумеется, и полностью отождествить две эти проблемы.

Конечно, может возникнуть вопрос, насколько корректно вообще говорить о любви, что называется, законническим языком. Не больше ли любовь всех этих рассуждений? Не снимет ли она, придя, все вопросы разума? Наверное, да, снимет. Но в том-то и дело, что вопрос о любви и заповеди — это, в основном, «каинов» вопрос, когда что-то не получается, а решение принимать надо, надо как-то жить дальше. Когда есть любовь и все хорошо, заповедь не нужна, она нужна, когда есть проблемы. И тут у мудрых и духовно опытных людей есть чему поучиться. Часто принято противопоставлять любовь разуму. Обычно это происходит тогда, когда под любовью мы понимаем что-то чувственное, а значит, иррациональное. Однако для христиан любовь — это не только и не столько чувства (хотя и они тоже), сколько дух (и даже Дух). И тогда дух, который соединим со смыслом, вовсе необязательно должен быть в такой оппозиции к разуму.

Размышления Померанца ведут нас к тому, чтобы мы могли увеличить «пространство осознанного» в нашей собственной вере, а увеличив это пространство, мы сможем оттолкнуться от иррационального «притяжения Каина» и направить движение в сторону поиска новых отношений с Богом и ближними.

Иллюстрация: Э. Мане «Самоубийство», 1880

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: