Ахилла

— Христос Воскресе!

— Не могу достоверно этого отрицать.

Вечером после их Пасхи друзья пригласили нас в гости — по старой памяти вместе отпраздновать. И вот они сидели такие радостные, и было видно, что радость эта — настоящая. А мы сидели как на каком-нибудь обычном юбилее, что ли. Вроде бы праздник, но такой — обычный. Поговорим, пару песен споём да разойдёмся… Но вдруг я поймал себя на мысли, что я им, блин, по-настоящему, со всем пылом… завидую. Им-то хорошо — у них Христос воскрес, у них впереди — вечная жизнь, а нам-то каково? У нас впереди лишь отмеренный кусок какой-то непонятной, по обочине бегущей жизни да вечная смерть.

— Христос Воскрес! — крикнули они мне дружным хором.

— Не могу окончательно этого отрицать, — уныло промямлил я в ответ. Как мямлил и всем поздравляющим последние пару лет.

За эти пару лет я чего только не прочёл, и с кем только не схлестнулся в философских спорах. Некоторые мои друзья, считающие себя верующими, как-то говорили мне, что я — даже больше верующий, чем они сами. Потому что меня больше, чем их, занимает вопрос веры. Вполне логично: наши предки давно выдали по этому поводу неувядающую мудрость: «У кого что болит — тот про то и говорит!»

У меня внутри болела дыра размером с большое футбольное поле и значимостью не меньше чем сердце. Раньше в этой уютной дыре жил мой Бог — Христос. О Нём я никогда никуда не писал, покуда в Него верил, и это объяснимо: наш внутренний «журналист» начинает браться за перо, когда где-то что-то неладно. Дорогу там прорвало или чиновник проворовался. Писать о нормальном намного тяжелее, чем о том, что очевидно остро, беспокойно и вопиюще девиантно. Вот и мой личный «журналист» заработал со скоростью гоночной машины и силой лесовоза, когда в душе образовалась та самая дыра размером с Бога. Я с упоением читал и с упоением писал, пытаясь с одной стороны доказать себе, что Бога-таки нет и всё нормально, с другой стороны, очевидно, подсознательно, я пытался найти хоть какие-то зацепки, чтобы пусть ненадолго, но допустить существование Христа, и хоть ненадолго снова почувствовать себя счастливым.

Можно пытаться заполнить дыру, находясь в перманентном поиске подходящей религии. И, надо сказать, некоторые из них — а особенно буддизм — и впрямь на деле оказываются логичными, мудрыми, прекрасными. Но поражаясь той мудрости и доброте, которую принёс людям Будда, ты вдруг начинаешь чувствовать, что пустота внутри тебя начинает болеть еще сильнее…

Можно пытаться заполнить дыру, изучая законы эволюции и квантовую физику. Знания законов эволюции помогают смириться с тем «мясом», которое происходит на планете Земля, а знания в области физики и математики помогают сконструировать самолёт. Только самолёт-то, оказывается, тебе уже и не нужен… Просто не хочется и не можется никуда лететь.

И вот именно в этот момент ты понимаешь, почему отцы Церкви считают уныние тягчайшим состоянием. Хуже болезни.

Копаясь в книгах, ты узнаёшь всё больше о нашем мире и даже о человеческом сознании. Но вот парадокс — чем больше ты читаешь, тем больше понимаешь, что человеческие знания о видимом мире абсурдно ограниченны в любом случае, не говоря уж о мире невидимом. И похвальное стремление к прогрессу, техническому развитию ничуть не конкурирует со стремлением познания мира на совершенно ином — духовном уровне. Скорее, они дополняют друг друга.

И именно в этот момент ты не просто понимаешь, а по-настоящему чувствуешь слова молитвы: «Ты бо еси Бог неизреченен, недоведом, невидим, непостижим»… То есть люди ощущали нечто очень значимое и более важное, чем все то, что они видели вокруг. Но описать это они смогли только так: «неизреченен, невидим, непостижим»…

На логическом уровне невозможно найти в человеке бессмертную вечную душу: любой поиск приводит к тому, что никакой души, конечно же, нет. Но в тишине и отчаянии вдруг приходит чёткое ви́дение того факта, что всякий человек (и даже возможно — всякий зверь) обладает именно тем, что в нашей культуре как раз и принято называть душой. И это невозможно описать или доказать на бытовом, материальном уровне. Это можно лишь почувствовать на самые короткие промежутки времени. И такое чувствование вполне способно сделать тебя свободным до конца дней твоих.

Понятие Бог мы используем довольно часто, и на самом деле далеко не всегда ясно, что вкладывает в него человек. Но Христос самим фактом своего существования разрушает и эту логическую и философскую дилемму: Он просто есть, вот и всё. И Он — личность!

Христос, которого ты потерял, кажется, навсегда, вдруг нежданно-негаданно появляется в твоей жизни именно тогда, когда ты уже отчаялся найти ответы на свои вечные вопросы. Когда ты уже опустил руки, сел в угол, выдохнул и сказал себе: «Всё…» Когда ты смирился в своей безнадёжности и безрезультативности. И вот тут, как говорят буряты, «дно падает!». Рушится какое-то забрало, которым ты закрывался и не впускал в свою жизнь нечто важное, так как это важное не укладывалось в твою логически разработанную картину мира.

Парадоксальным образом именно в этот момент ты вдруг Его чувствуешь, и мало того — перестаёшь Ему предъявлять претензии за все мировое зло. Потому как вдруг понимаешь, что имели в виду отцы, когда писали о каком-то непонятном Его самоумалении и самоограничении. Если есть человек разумный — то нет уже Всемогущего Бога в имманентном смысле Его познания, нет робота — и нет уже того, кто непосредственно им управляет. А любая свобода подразумевает существование дуализма: добра и зла. Вопрос о несовместимости всемогущества, всеблагости и существования в мире зла решается таким образом не на математической доске, а в той самой едва заметной душе, в минуты самого сильного отчаяния.

После этого слова Достоевского, которые я всегда безжалостно критиковал, вдруг начинают звучать по-другому: «Если Бога нет, то всё дозволено!» Ну как такое может быть? Если нет Бога, то мы что — сейчас же пойдём убивать? Нет, конечно, казалось бы. Но если взглянуть на это глубже, то окажется, что ответ да — мы пойдём убивать, если так сложатся обстоятельства, если такова будет наша культура! Потому что если есть только то, что мы можем увидеть и описать, есть бессмысленность и конечность, тогда логично любое дело ради своего выживания или благополучия. Под Богом я не подразумеваю в данном случае именно и только лишь Христа: для меня Христос — это больше, чем Кто-то еще. Но для других людей и народов Его интерпретация может быть совершенно иной. Даже буддисты, которые отрицают Бога-творца, имеют Бога-вечный закон, где нарушение такого закона плодит великое несчастье и боль.

Когда нет Бога — ты незаметно и постепенно начинаешь допускать и делать такие вещи, которые ранее не стал бы делать никогда. Они пока еще мелкие, незначительные, но именно из таких вещей вырастает страдание и отчаяние. И это — путь к более серьёзным разрушающим вещам. Когда нет Бога, ты в то же время перестаёшь делать мелкие полезные вещи — например, оказывать помощь некоторым людям. Почему это происходит? Я не знаю. Но в моём случае случилось именно так, и я даже придумал по этому поводу метафору: «Если долго — десятилетиями выбирать в спортзале тренажёр, то в конце концов он просто не понадобится, так как атрофируются мышцы». Духовная пустота — путь к болезни и такой вот атрофии.

В тот постпасхальный вечер мой друг (от которого я меньше всего обычно ожидаю мудрых изречений) как бы вскользь сказал мне, что нужно уметь слушать сердце — как бы пафосно и избито это не звучало. Порой сердце говорит гораздо больше, чем мы надеялись услышать от него.

Мы научились побеждать многие болезни, придумали айфоны и давно уже покорили космос. И понятно же, что всякий космонавт «в космос летал, а Бога не видал». Но отчего же тогда при таком багаже знаний так пусто внутри и никуда не хочется лететь?..

…И почему так явственно теплеет на душе и хочется жить дальше, когда хотя бы на минуту ты допускаешь реальность Христа, и радостно кричишь им в ответ:

— Воистину Воскресе, братия и сестры!..

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

С помощью PayPal

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: