Война и мир
8 апреля 2022 Георгий Федотов
Предлагаем вашему вниманию заметку русского философа, публициста, профессора Свято-Сергиевского православного богословского института в Париже (с 1926 по 1940) и Свято-Владимирской православной семинарии в штате Нью-Йорк (с 1944) Георгия Федотова (1886-1951).
Только что закончившийся в Оксфорде всемирный конгресс христианских церквей осудил войну с такой силой, с какой она, быть может, еще не осуждалась никогда — во всяком случае ответственными представителями церквей. «Война предполагает принудительную вражду, дьявольское надругание над человеческой личностью и беспредельное искажение истины. Война представляет особенное выражение власти греха в этом мире, вызов правде Божией, откровенной в Иисусе Христе распятом. Никакое оправдание войны не смеет скрывать или преуменьшать этого факта». В те дни, когда текст обращения вырабатывался и принимался единогласно на христианском конгрессе, генерал Франко бомбардировал Мадрид, и Япония, без объявления войны, воевала с Китаем. Война локальная все время тлеет или вспыхивает кострами и при массе горючих материалов, накопившихся в мире, грозит всеобщим пожаром.
И вот, насколько единодушно отношение к войне современной христианской совести, настолько неуверенно и смутно ищет она путей спасения от войны. И в Оксфорде собравшиеся богословы разошлись в определении конкретного отношения христианина к войне. Разошлись по тем же трем дорогам, по которым шла русская интеллигенция: оборона родины, участие только в справедливой войне, безусловный отказ от всякого участия в ней. Для нашего времени существенно, что оборончество не является абсолютным (в завоевательной войне христианин участвовать не должен), а пацифизм даже в его абсолютной форме перестает считаться сектантским уклоном; это серьезное течение, захватывающее все более широкие христианские круги. За последние годы во Франции все более учащаются случаи, когда молодые пасторы, призываемые к воинской повинности, отказываются от нее и идут в тюрьму. Их церковь не только не отрекается от них, но окружает их подвиг глубоким уважением. В Оксфорде и некоторые оборонцы признали objection de conscience (отказ от военной службы по соображениям совести) как право личного исповедничества немногих призванных. В Англии абсолютный пацифизм сейчас особенно распространен среди христианской и радикальной молодежи.
Вот тут и начинается демоническая диалектика истории, столь хорошо нам знакомая по толстовско-соловьевскому спору. Переходя из религиозной сферы в политическую, пацифизм невольно становится пособником насилия. От пацифизма сейчас свободны страны диктатуры. Здесь антихристианский культ войны справляет свои небывалые оргии. Пользуясь миролюбием старых демократий, молодые хищники начинают наступление для нового передела мира. Где они остановятся завтра? — после Абиссинии, Китая, Испании? Каждый месяц дипломатия демократической коалиции отступает перед насильниками. И как раз в этих странах — пацифизм — христианский и нехристианский — особенно силен. Если для них, героических максималистов, он означает готовность к мученичеству, то для других, особенно в странах, не знающих воинской повинности, он сплошь и рядом прикрывает национальный и личный эгоизм, малодушие, слабость. Английская рабочая партия окончательно запуталась в этом противоречии. С одной стороны, негодование против воинственных хищников, чувство международной солидарности заставляют ее требовать активной политики, защиты подвергшихся нападению, — с другой традиционная (и правая) ненависть к войне внушает ей протесты против английских вооружений. Активная политика без оружия, защита без войны, или хотя бы угрозы войной — но ведь это бессмыслица. И от этой бессмыслицы рабочая партия в Англии теряет свой престиж. Парадоксальным образом, пацифистами в странах демократии оказываются консерваторы, а революционеры, открещиваясь от войны, играют с огнем. Где выход?
Увы, выхода нет, если под выходом понимать ясное, прямолинейное указание пути. Ощупью, жизненно можно находить какие-то решения, которые теоретически кажутся несовместимыми. Так «толстовский» жест священников и вооружение Англии одинаково укрепляют мир. Почему? Потому что и то, и другое продиктовано миролюбием и миротворчеством. С другой стороны, политическая партия, которая стояла бы на позиции абсолютного пацифизма, и церковь, которая продолжала бы сейчас, в своей проповеди, традиционное оправдание войны для защиты родины — одинаково разрушали бы дело мира.
Мы, эмигранты, и в этом вопросе, как во многих других, слишком отстаем от жизни. Для нас и сейчас решения, мучительно выстраданные в 1914 году, являются определяющими. Поэтому мы даже не хотим понять новой правды христианского пацифизма. А между тем соловьевские аргументы 1900 года теперь в значительной мере теряют свой смысл. Если оборона страны или тыла от неприятельского разрушения невозможна, если последствия войны для победителей не менее тяжкие, чем для побежденных, если война заканчивается не миром, а распадением цивилизации, всеобщей революцией и хаосом, как, при таких условиях, идти на войну с мыслью о победе? Война, почти неизбежно, означает гибель не только мою, но и моей родины. Однако и абсолютное непротивление насильнику означает ту же гибель, когда завоеватели, овладевшие моей родиной, будут вести войну на ее территории и с человеческим материалом моего народа. Отказавшись сражаться за Россию, я буду вынужден сражаться за Германию или за Японию…
Исхода нет, вне того внутреннего, морального преодоления войны, при котором она делается психологически невозможной. Утопия? Во всяком случае такое движение в социальной морали существует. Оно крепче, чем когда бы то ни было, наряду с таким же ростом милитаристической этики. Здесь происходит водораздел современного нравственного сознания. В помощь этой растущей совести должны быть поставлены политические средства: равновесие сил, сдерживающее агрессоров, вооружение миролюбивых народов при удовлетворении законных интересов всех. Все тот же меч в защиту мира? Но меч спасительный лишь до тех пор, пока он не вынут из ножен. И так как духовное оружие войны и мира сейчас важнее материального, то по-иному мы должны относиться и к подвигу христианского непротивленчества, которое в наши дни, как на заре христианства, становится одним из путей героического исповедания истины. «Могий вместити да вместит».
Если вам нравится наша работа — поддержите нас:
Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)
Или с помощью этой формы, вписав любую сумму:
