Ахилла

Где-то неподалеку от экватора располагалась крошечная страна под названием Уркуавия. И хотя существовала она уже четыре тысячи лет, ее координаты не были отмечены ни на одной карте, о ней не упоминалось ни в одном учебнике истории, и только самые эрудированные ученые-культурологи могли подтвердить, что она действительно существует.

Так было до конца ХХ века. Но времена меняются, прогресс не стоит на месте, и цивилизация постепенно охватывает весь земной шар. Добралась она и до крошечной Уркуавии. И вот, за каких-то пару десятков лет уклад жизни, не менявшийся четыре тысячелетия, претерпел полную революцию. Досуг людей вместо ритуальных песен и плясок захватили телевизоры. Любимых всеми маринованных червяков вытеснили гамбургеры и картофель фри. А традиционные юбки из пальмовых листьев сменились джинсами и футболками.

Это были внешние перемены, но влияние цивилизации не могло не задеть и внутреннее. Привычный взгляд на мир пошатнулся. Среди молодежи стали появляться и смело высказывались такие неслыханные идеи, что старейшинам племен не хватало слов, дабы выразить негодование, так что в ход шли посохи и подручные предметы. Их можно было понять, ведь «новшества» задевали самое святое — религию отцов, то, что тысячи лет не подвергалось сомнениям. Сам спор о таких вещах был уже кощунством. Конечно, принимались суровые меры, но все они оказались бессильны подавить бурление в мыслях. И в конце концов в зале главного вождя таки состоялся официальный диспут между новаторами и консерваторами. Ситуация, немыслимая еще тридцать лет назад.

Первым взял слово верховный шаман — энергичный мужчина средних лет, в причудливом одеянии из тонкой кожи, черепов и костей.

— В нашей стране существует прекрасный обычай, начало которому положил ещё сам Отец богов Держимардус. Каждую девочку, которая родилfcm в мир с родинкой на левой щеке, мы объявляем посвященной, забираем у родителей в храм и воспитываем там в совершенном довольстве. А по прошествии семнадцати лет, когда отроковица входит в полное тело, мы съедаем ее во славу богов на празднике плодородия. И каждый из нас — от великого вождя до последнего нищего — вправе получить свою часть божественной трапезы. Эта традиция служит духовными скрепами, способствует единению нашего народа и дарует нам благословение богов.

Так было всегда. Но вражеские государства, завидующие нашему благосостоянию и желающие нас уничтожить, придумали хитрый план. Они нашли в нашей стране негодяев, готовых предать родную мать, подкупили их и послали в народ вести крамольные речи. Проповедовать, будто наши великие священные обычаи жестоки и безнравственны!..

Тут поднялся гам. Со всех сторон раздавались крики негодования. Левые орали об оскорблении, правые громко возмущались левыми предателями. Дело легко могло перейти к членовредительству, если бы не вмешался вождь, желающий наконец добиться хоть какого-то толка. Он оглушительно заколотил в барабан и в резко наступившей тишине возгласил:

— Довольно! Ваше святейшество, воздержитесь от голословных обвинений! Тише! Теперь говорите вы.

Вождь указал на молодого человека, весь внешний вид которого — белая рубашка, черные брюки, очки — свидетельствовал о вопиющем нетрадиционализме. Этот юноша, по воле судьбы живший несколько лет за границей и получивший европейское образование, был известен как один из главных представителей нового движения.

— Какие бы глупости и гадости не говорили о нас наши противники, я люблю свой народ и болею за него душой. Потому я и здесь. Меня глубоко возмущают те вещи, которые происходят у нас из года в год. Когда люди съедают заживо другого человека и при этом считают себя не дикими зверьми, нет — они считают себя порядочными людьми. Они не видят того ужаса и боли, которые причиняют себе подобному. Они не хотят задуматься, что бы почувствовали на его месте. И преступниками они себя не считают, отнюдь! Они уверены, что имеют полное право съесть другого и яростно отстаивают это свое «право». И возмущаются, когда им пытаются объяснить, что так нельзя.

Но так действительно нельзя! Ведь людоедство совершенно безнравственно и недопустимо. Ему пора положить конец. Я призываю совет старейшин принять новые, человечные законы. В основу их должен быть положен гуманный принцип: «каждый имеет право быть не съеденным». Посему следует запретить традиционный обряд плодородия, а также наложить уголовную ответственность за популярную в нашем обществе практику поедания стариков.

В зале снова поднялся шум. Можно было разобрать отдельные возгласы: «Святотатство!», «как допустили?!», «зал Совета превратился в либероидную клоаку!» Затем послышалась новая дробь председательского барабана, и слово перешло к одному из старших жрецов.

— Все эти мелодраматичные излияния весьма далеки от реального положения вещей. Мой оппонент описал обряд плодородия так, будто мы похищаем детей, откармливаем их и съедаем без всякой жалости, против их воли. Тогда как на самом деле все происходит с полного согласия всех сторон. Поймите, роль священной трапезы — не наказание, а великая честь, которой желали бы многие. Девушка, возглавляющая обряд плодородия, символизирует собой богиню земли, что дает нам пищу из года в год и никогда не оскудевает. Мы глубоко почитаем смертное воплощение нашей богини и с благоговением принимаем ее дар. Сама же девушка сознает, что получает честь настолько высокую, насколько это вообще возможно для женщины, и ждет обряда не со страхом, а с нетерпением.

Родители так же охотно отдают нам своих детей. Ведь они понимают — сама богиня возжелала вознести их дочь и отметила младенца священным знаком на щеке. К тому же они получают от нашего храма немалую награду золотом. Бывало, что некоторые недобросовестные люди пытались нас обмануть и делали своему ребенку татуировку в виде родинки…

— С полного согласия?! — воскликнул молодой новатор. — А что еще остается делать этим несчастным?! Вы покупаете девочек как коров, и растите их как скот на убой. Вы всю жизнь внушаете этим людям, что их святая, богами определенная, обязанность — стать кормом для людоедов. Бедные девочки не понимают, что их тела принадлежат только им, их научили отождествлять себя с едой. «Ты — священное блюдо, ты родилась, чтобы быть пожранной, твое тело — собственность нашего народа» — вот что они слышат от окружающих каннибалов все семнадцать лет, пока наконец сами в это не поверят. Великая честь?! Да уж, неудивительно. Эти девочки за свою жизнь терпят столько унижений (я ведь знаю, как с ними обращаются в ваших храмах!), что когда их перед съедением одевают в великолепные наряды и окружают религиозным поклонением, они действительно могут чувствовать болезненное удовольствие. Хоть на пять минут перед смертью оказаться всеми почитаемой! Да уж, в обществе людоедов не вырастешь здоровым человеком…

— Они идут на это добровольно! Еще ни одна из них не пыталась сбежать или как-нибудь уклониться от участия в церемонии. Таких инцидентов просто не было, — повторил жрец.

— Ложь! — ответил молодой человек. — У них нет такой возможности. То воспитание, те представления о мире, которые вы им даете, настолько извращенные, что подавляют в человеке все здоровое, даже инстинкт самосохранения. Нормальному человеку, как и всем животным, свойственно сопротивляться изо всех сил, если его едят. Это основной закон выживания. Но в поведении людей решающую роль играют не инстинкты, а разум. Те мысли, те представления о мире и о себе, которые сложились у человека. Это не так уж плохо, но беда в том, что эти представления у него складываются под влиянием других. Тут мы очень зависимы и послушно принимаем самые ненормальные, самые противоестественные идеи, если кроме них ничего не слышали. Так и эти девушки свято верят, что они — еда, поскольку никто никогда не смотрел на них иначе. Они не понимают, что с ними поступают чудовищно, ведь их учили, что это хорошо. Более того, они бы посчитали позором — отказаться от обряда, ведь им внушают, что благополучие всей страны зависит от этого. Они не могут отстаивать право на свою жизнь, так как никто никогда им не говорил, что у них есть такое право. Хоть они, без сомнения, чувствуют весь ужас и несправедливость своего положения, но восстать против него не могут, не имея на что опереться, и поневоле смиряются и принимают.

— Ой! Несчастные девушки, жестоко угнетаемые злобными жрецами! И это про то отребье, которое мы отмываем, одеваем в лучшие одежды, семнадцать лет растим на свой счет, а потом поклоняемся, словно самой богине! — передразнил кто-то из жреческих рядов.

Тут в разговор вмешалось новое лицо. Это был уркуавец, спортивного вида, лет сорока, одетый в популярные теперь джинсы и футболку. Он числился старейшиной одного из маленьких местных племен и считался весьма либеральным, поскольку провел в свою деревню электричество и установил интернет.

— В принципе я согласен с просвещенным коллегой, — сказал он. — Эти дикие обряды следует отменить, как и все прочие религиозные пережитки. И, конечно, людоедство — зло. Но здесь я прошу принять во внимание несколько соображений. Мой молодой коллега затронул в начале своей речи вопрос о поедании пожилых людей, распространенном в некоторых из наших племен. На эту проблему я призываю вас взглянуть более широким взглядом, ведь здесь уже речь не о религиозном мракобесии, а о тех самых естественных инстинктах и вопросе выживания, о которых мой коллега говорил с таким уважением. Конечно, стариков жалко, и хорошим такое дело назвать нельзя. Но ведь едят их только в самых неблагополучных племенах, где людям не хватает белковой пищи. И это обстоятельство во многом смягчает…

— ЕСТЬ ЛЮДЕЙ НЕЛЬЗЯ!!! — возопил новатор, теряя самообладание. — Не может тут быть никаких «смягчающих обстоятельств»! Это непростительно!.. Это ведь настолько… настолько аморально… настолько непростительно… — дальше молодой человек затруднился с речью, чересчур поддавшись наплыву чувств.

— Спокойно, коллега, держите себя в руках, — продолжил оратор. — Мы, люди — существа биологические. Вы сами недаром сравнили нас с животными. У нас есть естественные потребности, которые должны удовлетворяться. Первой из них является необходимость в еде. Причем в белковой, что вам подтвердит любой европейский врач. Так как же быть тем племенам, в землях которых почти не водится дичь, не вырастает корм для скота, и нельзя найти даже съедобных насекомых? Тем, кто круглый год вынужден питаться одними бананами? Страна у нас в ресурсах ограничена, обеспечить всех необходимой едой мы не можем. Так что им — болеть и помирать?

— Лучше умереть, чем быть людоедом! — выпалил юноша.

— Ну, вы, батенька, идеалист, — протянул выступающий с явным пренебрежением. — А в жизни все сложно. Порой приходится выбирать между большим злом и меньшим. Допустим, что будет по-вашему. И все эти люди, подавив здоровое чувство голода, станут есть только траву. Да, старики тогда будут умирать естественной смертью, но что станет с молодыми? Ладно, оставим вопрос о болезнях, хотя вроде бы ясно, что благополучие юного, только-только вступающего в жизнь человека важнее, чем судьба старика, который пожил уже достаточно и скоро все равно помрет.

Но ладно, поставим вопрос иначе: а каковы будут нравственные последствия подобного аскетизма? Как известно, человек, чьи основные потребности не удовлетворены, становится раздражительным и агрессивным. От недоедания расшатываются нервы, люди не смогут нормально общаться, они будут срываться на всех кругом. Жаждущий белка организм будет толкать человека на самые ужасные поступки! Если раньше он законно получал строго определенную жертву, которая ничуть не возражала против своего съедения, понимая, что будущее — молодым, теперь же человек помимо воли будет в каждом прохожем усматривать еду. Хочет-не хочет, а будет. Такова сила неудовлетворенных потребностей! Кто-то, возможно, и выдержит искушение, но кто-то обязательно сорвется. А раз людоедство теперь запрещено и преследуется, это будут делать тайно, пользуясь удобным случаем, и жертвами тогда станут не только старики, а все, кто попадется. Например, младенцы. Жестокий обычай отменят, но хаос в обществе возрастет!

— Это только одно из последствий, — продолжил оратор, переведя дух. — Другим же будет гражданская война. Подумайте сами! Сейчас все наши племена объединились под правлением великого вождя, — здесь оратор поклонился присутствующему в зале самодержцу, — и в стране процветает мир. Если же лишить часть племен необходимого питания, они непременно станут совершать набеги на соседей, воровать их еду и захватывать их земли. Воистину, темные времена наступят для нашего народа!

— Нельзя есть людей! — повторил новатор убежденно, понимая, однако, что неубедителен. — Нельзя такие вещи признавать нормой. Пусть уж лучше делаются незаконно, тогда хотя бы за них можно наказывать. А предотвратить гражданскую войну можно и другими методами, правительственными реформами, например… В других странах люди же как-то обходятся без людоедства! И наконец, лучше уж междоусобные войны, чем узаконенный каннибализм!

Тут новатор перешел роковую черту. Увы! Он был молод и горяч и, увлекшись, забыл, что такие вещи не стоит говорить в присутствии правительства. Слушавший все это верховный вождь (прежде даже тайно симпатизировавший либералам за их явный антиклерикализм, как известно, жрецы — главные политические соперники верховных вождей) убедился, что новое движение действительно несет опасность для государства в целом и для его личной власти в частности. Он быстро поставил точку в нескончаемом споре, призвав своих воинов и приказав отдать весь кружок либералов неблагополучным племенам, чтобы их там съели вместо стариков. «Радуйтесь! Пожилые люди умрут своей смертью, как вы этого и хотели», — мудро заметил вождь.

Словом, история закончилась так, как заканчивались и прежде все похожие истории. Противники каннибализма были съедены, обычаи предков утверждены, но брожение в умах так и не прекратилось. Однако к ряду реформ этот диспут все-таки привел. Когда из зала вывели партию либералов, и отшумели все комментаторы, один из приближенных вождя подал такую идею:

— Что плохо в этих традициях, так это то, что они не легализованы. Давно пора обложить народ налогом за каждого съеденного старика. Мы же взимаем налог с урожая, а со стариков почему нет? Тоже еда… Такая мера послужит только во благо, даст пожилым людям права и защиту. Сейчас народ ест их, когда хочет, без всякого контроля, а если это дело узаконить, можно будет проверять, действительно ли племя нуждается в белке и соответствует ли возраст еды понятию «глубокая старость».

А что касается посвященных девочек, та сумма золота, которую храм дает их родителям, должна идти в казну. Ведь дети принадлежат не родителям, они принадлежат государству, и это у нас храм должен выкупать наших подданных. А полученные деньги мы можем потратить на добрые, полезные цели. Укрепление обороноспособности, например.

На том они и порешили.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: