Ахилла

Отрывки из книги «В своем углу».

***

Он лежит на постели и дремлет, проведя бессонную ночь не дома. Поел чего-то, попил и спит. Дрема клубами, как мягкий дым, обволакивает его.

Я сижу у стола и читаю.

Тоска.

Я окликаю его.

И он, преодолевая сладкую сонь, отвечает мне, не открывая глаз, тихо и ласково:

— Я тебя слышу. Я отвечаю. Я ведь с тобою.

(Это мой кот, это его мурлыканье. 26.XI.)

P.S. 1930 года: он умер в 1927 г., у запечатанных дверей моей комнаты, от тоски по мне, отказываясь от еды и питья.

***

Самые великие русские богословы были няни. Только их богословие несомненно, глубоко, целомудренно в слове и утешительно в деле.

Няня ставила меня перед образом – «Семь спящих отроков» — с всегда горящей, темно-малиновой с белыми пятнышками, лампадкой, — и учила шептать молитву:

«Ангел мой хранитель! Сохрани меня и помилуй, дай мне сна и покою и укрепи мои силы».

Этой молитвы нет ни в каких молитвенниках. Ее сложила сама няня, для нас, детей, — сложила тут же, перед иконой. И если бы случилось, что я забыл все молитвы, я не забуду этой. Сквозь холод годов, сквозь ложь и муку жизни, сквозь щель бывания – протащил я ее, и вот вспоминаю, почти старик. Как все в ней свежо, как целомудренно-кротко, — и сколько любви к тому. Для кого она сложена, и сколько прямой веры к тому, к кому обращена!

О, милое немудрое богословие няни и мамы! Ты одно неопровержимо. Ты одно целишь и прощаешь.

И падает, падает снег, — милые белые мухи детства, — над их могилками на Даниловском кладбище, на которые с весны не выбрал времени собраться, — но к которым бы приткнулась душа и не отошел бы.

***

Господи, омладенчествуй душу, — и тогда требуй верности и любви к Тебе!

***

Боже, Боже!

Ничего не знаем, ничего.

Вас.Вас. Розанов пишет Перцову летом 18-го года (получил Перцов после смерти Вас. В-ча):

«Прощайте, целую, люблю. Все мы очень несчастны (им, Василием Васильевичем, подчеркнуто), и Розановы и Перцовы, счастлива только Верочка в монастыре, шлющая нам чудные письма, нас утешающая ими и подкармливающая».

А через год эта Верочка (дочь Розанова — прим. ред.) воткнула голову в петлю, под самый Духов день, и висела в ней.

(Введенье. Мороз. Зажег лампадку. Звонят к обедне.)

***

Если б мы думали, если б мы думали, читая Евангелие и Апостолов… Но у нас есть спасительное безмыслие.

Ап. Петр пишет про Христа, что Он, во аде по воскресении, «сущим в темнице духовом, сошед, проповеда».

Это же поется и в песнопении: «Во гробе плотски, во аде же душою яко Бог». Это же изображается на иконах.

Кто же был во аде? Кому же «проповеда»?

По церковному учению, были все, и проповеда всем.

Всем! — стало быть, и Сократу, и Платону, и Вергилию, и Софоклу, и Гомеру…

Они слышали проповедь Христову.

И что же, можно ли допустить, чтоб, слышав, не поверили, — можно ли допустить, что Сократ в этом победном голосе Воскресшего, не узнал тайного и тихого голоса своего δαιμονιον, Платон – веривший, не видя, в мир бессмертных сущностей (Идей), теперь, видя, не поверил бы в Сущаго? И можно ли допустить, что Софокл и Гомер, познавшие человеков до глубин человеческого, теперь не узнали Человека? Что Вергилий не признал того, чье рождение смутно возвещал, что Пракситель, творивший совершеннейшие образы красоты, мог не преклониться пред красотой Совершеннейшего?

А если услышали, познали, пали, преклонились, ответили на «проповедь» в аду так, как Петр отвечал на земле: «Ты – Христос, Сын Бога Живаго», — то можно ли допустить, что Встреченный ими и Благословляемый мог оставить их в аду по-прежнему во власти «истления» и не взял их с собою, в «горняя»?

А если взял, то…

Нет, хорошо безмыслие. Идешь по тротуару – и никому дороги уступать не надобно: весь тротуар мой. Ну, и одет сообразно с этим: плотно, основательно, широко. Мой тротуар – и иду спокойно, никто не заденет, сторониться не надо. Асфальт для меня одного. Всем другим – грубые булыжники мостовой.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

С помощью PayPal

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: