Вся русская православная культура сводится к Ивану Дураку

14 января 2019 Михаил Пришвин

Из дневников Михаила Пришвина.

***

3 ноября 1943 г.

Радио дьякона. Убийственный трафарет (пленный ефрейтор такой-то сообщил и т. д., всегда одно и то же). Это повторение ежедневное всем противно, потому что в нем ни малейшего движения мысли и чувства. Но почему же «Господи помилуй!» никогда не наскучивает? Потому что тут культ, а там известия: в культе вечное, в известиях текущее.

Когда смотришь на что-нибудь прекрасное в природе, то думаешь: никакой художник этого не может дать, это нерукотворно. А когда, наоборот, видишь чудесную вещь, сделанную руками художника, тоже так думаешь, что природа так сделать не может: прекрасное в природе всегда проходит, а прекрасное в человечестве всегда движется к бессмертию. Там всякое дыхание хвалит Господа и само умирает, тут всякое дыхание являет Господа.

Бахметьев на юбилее Шишкова назвал его «язычником», Замошкин и Лева убеждены в том, что я тоже язычник. Наверно, и у наших комсомольцев и всей полуобразованной массы «язычник» означает нечто определенное, что?

По-моему, они в «язычнике» понимают хороших, веселых людей, которые в церковь не ходят, любителей компанейской выпивки, всегда поддержат товарища, может быть, любят свою семью и т. п., вообще же это люди несерьезные.

Я, как законнейшее дитя русского народа, сам чувствую в себе этого «язычника». В наших купцах это было: разгуляется и язычествует.

Дяди мои в Оптиной пустыни — с икрой приехали, выпивали в келье и добродушно говорили моей матери:

— Ну иди, иди седая к своему Амвросию, придешь от него молодая и черная, мы тоже тогда поверим.

А когда она вернулась к ним и после старца, и после купанья в св. колодце, то как ни в чем не бывало рассказывала им, пьяным, как она купалась и что вода была «ужас каких градусов», и она не хотела, не могла лезть в воду, но монах ее спихнул.

— А монах был тоже голый? — хохотали дяди мои.

И она, верующая, не обижалась и тоже ела икру. И сами дяди эти, если бы всерьез с ними что-нибудь случилось, тоже бы, наверно, и к старцу пошли и тоже купались бы в св. колодце. Вот и все это язычество наше православное — в икре, в блинах. Купцы все объедались и опивались. Но когда я их теперь поминаю, своих родных дядей, на молитве, то нахожу и у них, и у матери, и у братьев что-то хорошее, общее: все они люди детски-наивные, ходящие в глупости под Всевидящим Оком и знающие в сердце своем, что на Страшном судище Христовом придется рано или поздно им ответить. Их смех над попом и монахом имеет смысл как бы оттяжки этого времени: придет время, и мы там будем, а пока поживем как хочется. Интеллигентское немецкое (Гете) эстетическое и религиозное язычество к этому народному язычеству не имеет никакого отношения, от него у нас только слова.

Поминая на молитве своих покойников, я, как писатель, чувствую себя наследником и культурным выразителем этой объединяющей всех их черты, добродушного юмора у св. колодца, и хорошо понимаю: это происходит не от французского сарказма и не от еврейского скепсиса. Мне думается, что и святые наши не обижаются этим смехом, а скорее даже в виде поощрения простым сердцам сами способны иногда подмигнуть. К этому «язычеству» относится и то, напр., что старец-священник во всенощной, когда подходишь к нему чинно под благословение, потихоньку возьмет и пожмет тебе попросту руку, и т. п. И так, по-моему, и у настоящих святых-православных должно быть милостивое отношение к этому народному и, если хотите, языческому юмору. Так, наверно, через это милостивое отношение святых к простодушию народа совершился переход от культа Богоматери Девы к культу Божьей Матери как Матушки царицы небесной.

Нужно сказать, что весь этот переход совершился не идейно, а вырастает из человека как бы само собой, как из земли. И вот это-то «само собой» из души, как из земли, и особенно ценится в русском народе, и так возникает особая русская добродетель простоты. Так, в числе первейших качеств характеризуемой личности называют: он простой, она простая, это значит — хорошие. Все идейное подлежит контролю этой святой простоты, и все нарочитое, горделивое время испытания ломает вдребезги. Так, напр., была отброшена (даже и самим автором) в свое время книга неоправославия Флоренского «Столп и утверждение истины». Одним словом, вся русская православная культура сводится к Ивану Дураку, а что сверх того, то от лукавого.

Рисунок Вячеслава Полухина

Читайте также:

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)


Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: