Я дошел до дна, но я оптимист

7 ноября 2017 диакон Александр Терехин

Я – дьякон Нижегородской епархии Русской Православной Церкви Александр Терехин, вот уже почти год находящийся в неофициальном запрете. Или, как это называется у нас, отстранён от служения. Заодно, естественно, отстранён и от всякого материального содержания со стороны епархии, которая, несмотря на фактическое увольнение, продолжает удерживать мои документы, включая трудовую книжку. А также показывает всему миру на своём сайте, что я, якобы, по-прежнему служу на приходе, куда меня назначил митрополит, и там же официально трудоустроен. При этом мне ничего не платят и не делают никаких отчислений государству, в лице которого я, получается, безработный. Но я не унываю!

За прошедший год прошел столько собеседований в попытке устроиться на работу, что хватит на роту солдат. И почти на каждом из них отвечал на вопрос рекрутолога про свои три положительных и три отрицательных качества. Так вот, отрицательные качества я называл такие: доверчивость и оптимизм, которые и довели меня с семьей до дна. Дно не в плане того, что я спился, валяюсь по канавам в собственной блевотине, бью жену и детей. Нет, я дошёл до полного финансового дна.

Прохожу все этапы собеседования, все вроде вот-вот случится, ан нет – отказ без объяснения причины, либо ответ: «Вы переросли свою должность».

Полгода назад я написал текст для публикации на «Ахилле». Написать этот текст меня побудили звонки одного нижегородского священника, «коллеги по цеху», который по заданию секретаря епархии настоятельно убеждал меня «как-то решить вопрос». Но я так и спустил все на тормозах, понадеявшись на то, что «Господь управит», все разрулится и так не бывает, чтобы всегда было плохо. Этот мой оптимизм оказался не просто моей отрицательной чертой, а преступлением против собственной семьи, которую я кормлю только «завтраками»: «потерпите, все будет ok! а пока давайте еще что-нибудь продадим, ведь у нас еще что-то осталось?»

Итак, мой текст, написанный весной 2017-го:

***

Полгода минуло с того момента, как меня отстранили от служения. И вдруг (как писал поэт) у меня зазвонил телефон.

— Кто говорит? – Он (ну, не сам, конечно)!

Просит он меня проявить активность и как можно скорее — до Духова дня. Активно нужно расписать: чего же моей душеньке угодно – служить дальше или просто уйти, сняв с себя сан! Списавшись с редактором «Ахиллы» (где уже публиковался мой брат священник Дмитрий Терехин) и заручившись его согласием на публикацию, активно пишу (выношу сор…) так необходимое епархии от меня объяснение.

Российская поликлиника, 90-е лихие, город химиков Дзержинск. Сидят на прием ко врачу страждущие помощи… Из них 90% постоянных клиентов, те, кому за 60 и дома никто не ждет… Вдруг идет молодой мужчина – пациенты приняли боевую стойку и начали приоткрывать свои брандспойты… А мужик, без всяких эпиграфов, не останавливаясь, заходит в дверь и пропадает. Проходит 5 минут – «несмиренный» выходит из кабинета. Общественность обескуражена и гудит. Рыдая и задыхаясь от злобы, одна активистка задает мужчине вопрос: «Почему???» И получает смиренный ответ: «Потому что»…

Так почему «Ахилла»? А потому что…

Автобиография: родился, учился, женился, рукоположился. Ну, еще успел поработать на разных должностях – от разнорабочего до управленца. Собственно говоря, благодаря этому труду я заработал на постройку дома, покупку машин и остальных благ цивилизации.

С рукоположением вышло так: позвонили мне из епархии и предложили принять сан. После полугодовых раздумий, многократных звонков со стороны епархии и череды произошедших в моей жизни событий – я сдался, тем более со всех сторон звучало: это воля Божия, от таких предложений не отказываются и т.д. Будущее служение мне не рисовалось в радужном цвете, я знал, куда иду, тем более брат был к тому времени уже иереем. На вопрос ставленнической комиссии: «Ты зачем принимаешь сан? По стопам брата, это он тебя надоумил?» — я честно ответил: «Нет, не поэтому. Иду я служить Богу и людям». Как бы это пафосно ни звучало, но это было так…

После беседы с помощником архиерея меня определили алтарником в кафедральный собор Нижнего Новгорода. По Божьему промыслу получилось так, что ключарь все время моего послушания в качестве алтарника был на больничном, его верный дьякон — на иерейском сорокоусте, и в соборе мне пришлось общаться только с «не мерзавцами». Проалтарничал я два месяца, и на Покров меня хиротесили в иподьякона. Во время хиротесии архиерей сообщил мне: «Завтра дьяконская хиротония». Ну, завтра, значит, завтра… Как раз за день до этого я продал одну из машин (которая висела в продаже 2 месяца, но всё это время даже звонков не было), оставил деньги семье и поехал на сорокоуст в Дивеево.

Сорокоуст прошел… и я получил указ в храм Нижнего Новгорода, да не просто в храм, а в тот, который строил мой прапрадед по отцовской линии (был одним из жертвователей). Когда я получал указ, помощник секретаря епархии потирал от удовольствия руки, ведь меня определили в «ежовые рукавицы». А я был рад несказанно. Как-то года за четыре до этого мы с женой проезжали мимо, и я ей сказал: «Пошли зайдем, ведь этот храм строил мой предок». Зашли: красота, росписи Васнецова… Я ей говорю: «Вот бы здесь послужить!» Ну и поехали дальше, посмеявшись о нереальности сказанного. Только у Бога нет ничего невозможного – и вот я дьякон в Спасе на Полтавке.

С настоятелем как-то сразу не сложилось. Причем явных упреков в мой адрес, недовольств, наставлений или поучений не было. А может, и были, да только я, не понимающий, что от меня надо, не уразумел.

Началось служение. Два законных выходных, потому что я был вторым дьяконом на приходе. Правда, в праздники, посты и по благословлению настоятеля выходных могло и не быть… Но тут я не ропщу: служить мне нравилось, отцы меня приняли, с ними было не просто интересно, они меня многому научили. Случалось служить и по две Литургии в день: раннюю и позднюю. Иногда в разных храмах… Учился в семинарии на заочном, готовился к рукоположению в иереи. Это мне заместитель секретаря епархии при вручении указа сказал: «Готовься!» Вот я и готовился. Красить – значит красить, мыть – значит мыть, снег кидать – значит кидать. Но всё равно оказался не смиренным… Как сказал проректор семинарии: «Стоит в алтаре как директор!» Ну, простите, во-первых, из биографии комиссия знала, что брала меня для рукоположения после многих лет работы на должности генерального директора, а во-вторых, показали бы, как надо смиренно стоять, я быстро обучаюсь. Сказали бы, под каким углом ходить, каким тембром вопрошать послушания у священноначалия… Да вот как ни пытался я заигрывать с системой – не приняла она бывшего директора…

В храме меня не любили только настоятель да его верные секретарши. Не расцените это как мой плач и укор, расскажу такой случай. Пост, родительская суббота, в церковь паломничество с утра пятницы: несколько очередей на подачу записок. И, соответственно, каждый несет принос. Для этого с цокольного этажа поднималось несколько огромных столов, на которые складывался этот принос. Несколько тружеников-бегунов уносили всё это в специальную комнату. Ну, а там особо приближенные отца-настоятеля, выходцы с Украины, распределяли принесенное на помин. Я, по наивности, попросил собрать продукты и для моей семьи. Мне говорят: «Хорошо, батюшка, зайдите позже». Прихожу я после службы и получаю то, что люди принесли для пропитания служащего дьякона: пакет апельсинов (мне их вручают со словами: «это детям»), и пакет хлеба («это специально для вас, батюшка»). Ну да ладно, я привык к хамству с детства, не в замке лондонском жил до хиротонии.

Гадости про приход, где служил, писать не стану. В любой организации полно всякого, все мы люди со своими страстями. Не бывает так, чтобы все шагали в одном направлении и думали в одном русле. Скажу обратное: за год служения Господь меня сподобил сослужить нескольким хорошим священникам, с которыми я не лукавил, а искренне говорил: «Христос посреди нас». Спаси, Господи, этих отцов! За то, что относились к дьякону не как к куску дерьма (это у нас в епархии принято), а как к равному.

Ну да ладно… это лирика… Перейду к объяснению ситуации. В один пригожий ноябрьский день, а если быть точным — в одну из суббот, служил я литургию с настоятелем. После службы я отпросился у него со всенощной, т.к. был второй дьякон, а я хотел съездить с семьей к родителям, навестить. Еду я, радостный, в маршрутке домой, и у меня зазвонил телефон (это лейтмотив). – Кто говорит? – Димон! (брат мой иерей Дмитрий Терехин). Он сообщает мне о том, что в его храм с неизвестным намерением едет благочинный с кем-то ещё (брат думал, что с секретарём епархии). Что звонили прихожане, которых благочинный попросил зачем-то собраться в храме. Что верующие просят брата приехать, а ему совсем невмоготу садиться за руль, да еще и угроза инсульта (брат второй месяц был на больничном, хотя и продолжал служить и заниматься храмом)…

Я ему и говорю: «Ты ж понимаешь, чем для меня все это кончится?» Подумал, подумал и решил: плевать, чем кончится. Всё-таки брат мне важнее и нужнее, чем дальнейшие призрачные перспективы в системе РПЦ. Тем более, что к тому моменту мне было напрямую сказано: «Будущего у тебя здесь нет, рукополагать тебя никто не собирается, можешь только рассчитывать на то, что тебя, возможно, отпустят за штат с правом перехода в другую епархию». Это, конечно, замечательно: смена обстановки, новые знакомства и прочие прелести жития в другой области… Но! Здесь работает моя жена, здесь учатся мои дети, здесь мои родители, здесь могилы моих предков, и так можно перечислять до бесконечности. Почему? Потому (опять лейтмотив)…

В общем, приехали мы в храм в село Румянцево, где брат был настоятелем. Что там происходило – всем известно: есть и фото, и видео, и аудио, и протоколы в сети… Как приехали, так и уехали. Я там походил в подряснике, поснимал на камеру телефона, да посмотрел на весь этот цирк с мухами. По просьбе прихожан, которые меня хорошо знали уже не первый год, вошёл в комиссию, внепланово проверявшую храм.

Вечером мне позвонил мой настоятель из Спаса на Полтавке и сказал: «Всё! Песенка твоя спета, приезжай завтра на раннюю, будешь служить…» Беру на последние копейки такси утром (у нас тариф 1000 рублей из пригорода до Нижнего Новгорода), приезжаю, отслужил. В понедельник написал объяснительную, в которой описал все произошедшее в Румянцево. Во вторник вызвал меня секретарь епархии, с которым мы «мило» побеседовали. Он по-отечески указал мне на мое место в епархии и место моего брата. Объяснил «политику партии» и наставил на путь истинный, силком заставив переписать объяснительную.

Не знаю, почему я сдался, но кроме отданного секретарю рапорта на двух листах, я написал под его диктовку короткую бумагу: каюсь, неправ, согрешил и т.д… Это я сделал, конечно, зря. Я ведь наивный, и разводили меня много раз. И тут я ошибся: сам на себя написал донос. Вечером позвонил мне настоятель и сказал, что я отстранен от служения и буду у него теперь алтарником. Перспектива была озвучена такая: поалтарничаешь где-нибудь в монастыре, без семьи, потом тебя, возможно, простят и вернут к дьяконскому служению, ну а потом, если будет на то воля архиерея, тебя отпустят в другую епархию.

Почему? – Потому!

Я расстроился и к утру заболел…

Потом позвонили цапли, дайте, пожалуйста… Ой, это опять назойливый поэт из могилы диктует (как Бетховен Шуберту). Потом позвонил мне медведь, и как начал, как начал реветь… Ой, секретарь, то есть… Потом еще всякие звонки с требованием приехать на дисциплинарную комиссию, но я всё болел и болел… а время шло. В итоге комиссию в епархии собрали, а мне позвонили по телефону. Что-то сказали, что-то спросили, но без меня так меня и не женили. Не так-то, видимо, просто запретить клирика безо всякого повода, да ещё если он не является на «синедрион». А к зиме не до меня как-то стало. Конкретно взялись за брата. Как взялись? Всем уж известно: читайте «Ахиллу».

Время шло, денег нет, кушать хочется, платить за все надо. Решил так: я человек взрослый, семейный, да еще умею не только ектеньи говорить. Пережду-ка я весь этот коллапс и спустя какое-то время вернусь (если будет на то воля Божия) к служению. А пока устроюсь куда-нибудь работать, чтобы семью кормить. Но не тут-то было! Трудовые отношения со мной никто прекращать не желает. «Но ведь есть же закон! — подумал я. — Все-таки в правовом государстве живем! Я ж тоже не один суд с работниками пережил, пока директорствовал… всё ж по закону было!..»

О скрепах РПЦ и государства я как-то не задумался и, в итоге, по наущению некой нижегородской юридической конторы решил «добиваться, чтобы правда восторжествовала» и судиться с приходом-работодателем за трудовую книжку. Как оказалось, работники конторы меня развели (в очередной раз). «Мы победим! – говорили они. – «Правда за нами!» Да еще и приводили кучу всяких аргументов с уверениями, что всё будет… А я всё забываю, где живу. Спасибо вам, господа, за то, что в очередной раз напомнили мне о моей любимой матушке России! Благодаря вам и таким как вы к 40 годам я становлюсь почти как камень…

Контора развела меня на 15 000 рублей за составление «грамотного иска» в суд. В итоге с этим «грамотным иском» я с треском проиграл. Спасибо честному юристу Виктору, которого мне нашли после публикаций брата на «Ахилле», и который мне обрисовал всю мою перспективу ещё до заседаний суда. На слушания я, по его совету, не ходил. «Хочешь, чтоб над тобой поглумились — иди!» – говорил он…

Но вернёмся назад. Полгода минуло с того момента…

«Прояви активность! — раздавалось из динамика телефона. — Ну поалтарничаешь… ведь у нас система наказания. Не ты первый, не ты последний, надо смириться. Ну а семья… так ты напиши письменно, что каешься, вспылил тогда, что тебе надо семью содержать, что, мол, простите несмышленого диакона… Мы же не звери, простим!» На вопрос, что будет после того, как я напишу на себя очередной донос, ответа я так и не получил.

Надо, наверное, на Бога положиться. Но вот тут как раз загвоздка – как поступить? Где увидеть промысел Божий? Дать себя добить епархиальному начальству? Позволить им разрушить мою семью? И в итоге оказаться через пару лет у разбитого корыта одиноким запрещенным дьяконом, которого ненавидят собственные дети за то, что отец их оставил? Или принять как волю Бога то, что сейчас происходит со мной, игнорируя лукавые звонки из епархии? Я склоняюсь ко второму пути.

Почему? Вот тут я не скажу «потому», а отвечу серьёзно: самоубийство – смертный грех, оставить свою семью, дабы ублажить епархиальное начальство – смертный грех. Разве идти против заповедей, которые дал Христос, это мой путь?

Что касается предложения, сделанного мне епархией: «уйди спокойно, ведь и до тебя уходили» — так я же и ушел спокойно в ноябре-декабре 2016 года! Да только вы отпускать меня не хотите. Отдайте трудовую книжку, сваяйте нужную вам бумажку для патриархии, сошлитесь на канон об оставлении места служения и всё на этом. Так нет! У вас другая миссия: извергнуть меня из сана да поглумиться.

Тут я опять задам вопрос: «Почему?» И сам за вас отвечу: «Потому!»

***

Вот такой рассказ я написал полгода назад. Написал – и дал задний ход. Не послал редактору «Ахиллы».

За это время мне один раз позвонил нижегородский священник, который тоже когда-то был под запретом, и поинтересовался, как поживает мой брат иерей Дмитрий. Он спросил меня, где я служу, и очень удивился, когда я ответил ему, что нигде. «Так ты же числишься в епархии!» Да, числюсь, и мой портрет висит на епархиальном сайте, и епархиальное руководство смиренно ждет, когда же я, наконец, проявлю активность и пойду по одному из предложенных мне путей…

Пишу вот я сегодня и думаю, что же я хочу дальше? И понимаю, что хочу я нереального: вернуться к служению в ту церковь, какой я её себе нарисовал в воображении до рукоположения. Но после пребывания внутри системы РПЦ МП я понял: там места для таких, как я – нет!

Оптимизм – вещь неистребимая, и я, вопреки всему, верю, что Господь все управит и, может быть, когда-нибудь у меня вновь появится возможность встать перед престолом в той церкви, где будет любовь.

А пока прошу помощи: кому нужен креативный легкообучаемый трудоголик? Готов работать в любом городе.

Моя страница в фейсбуке: Alexander Terekhin 

Мой e-mail: talexander78@mail.ru

Иллюстрация с сайта Нижегородской епархии