Ахилла

Чрезвычайно благодарен «Ахилле» за возможность делиться своими мыслями. Ошибкой было бы считать этот ресурс «антиклерикальным», либо направленным сугубо на критику церкви. Если читать все публикации, а именно так я и стараюсь делать, то материалы, которые размещаются на сайте, преследуют, скорее, одну цель: заставить думать. О церкви, Боге, семье, своем месте в жизни, в храме или вне его, да о чем угодно. Здесь можно прочесть и «Записки лютеранина», и опыт сатанистки, но все эти произведения объединяет одно слово — «искренность». Пишут профессионалы, мастера слова, пишут и те, кто не имеет литературного опыта. Что ж, постараюсь последовать их примеру и изложить то, над чем думал последнее время.

Как часто в жизни я поступал не так, как хочу? Практически всегда. Этому есть масса объяснений. Общественное мнение, меркантильные интересы, культура, формирующая представления о прекрасном. Но был ли я собой, мог ли я понять, что мои религиозные воззрения, конфессиональную принадлежность будут формировать стереотипы, а не мое желание и симпатии? Они страшно помешали мне в жизни, в определенный момент надломили ее, но слава Богу, что произошли события, когда я смог внутренне оценить свои потребности, предпочтения и сделать шаг к внутренней гармонии.

Начнем с того, что я не мог идентифицировать себя — кто я? Русский, скорее российский человек, соединяющий в себе две культуры — Восток, с его архитектурой, пением, живописью и прочим наследием, либо человек Запада, с его же достоинствами и недостатками? Это очень сложный вопрос, он затрагивает не только эстетическую, но и нравственную сторону, все равно как обмануть на восточном базаре является делом обычным, когда как на Западе это — преступление.

Я пошел издалека. Слушал разную музыку, ходил в музеи, вспоминал детство. Скажу откровенно: я оказался несовместим с Востоком. Открою тайну — я совершенно равнодушен к византийской иконе. Стереотип почитания святости, имеющий в своем начале именно почитание, а потом уже графику, как оказалось, для меня был основополагающим. Снова рабство устоев, потому что икона уже сама по себе подразумевает почитание. Художественная сторона остается за скобками, ее обходят стороной из-за животного страха оскорбить божество, что само по себе уже является язычеством.

Музыка — здесь сложнее. Я был воспитан исключительно на классических симфонических произведениях, таким образом мне прививали прекрасное. Позже я стал напевать Моцарта в попсовой манере себе под нос, отмечая, что он неплохо ложится на современные ритмы. Бах, Вивальди, Россини. Никакого народного творчества. Когда в силу обстоятельств я познакомился со старообрядческим пением, то не смог уловить в нем ни капли гармонии. Мое ухо отказывалось слышать эту восточную мелодию. Позже похожее пение я услышал в Греции. Но Греция — Восток. И тут не срослось, хотя во всем этом я и старался услышать что-то, за что можно зацепиться, развить к пользе для себя.

Почему я не касаюсь канонов? Каждая церковь скажет, что она истинна, и только в ней неповрежденно хранится чистота, и только в ней возможно спасение. Приводить догматику в пример — дело неблагодарное, этакое Ultima ratio regis для меня. Я иду другим путем, стараясь объяснить свое нахождение в конфессии гармоничным восприятием Бога, когда без насилия принимаются художественно-выразительные способы подачи. Утверждаю, что эти способы сугубо индивидуальны для каждого человека. То, что нравится мне, имеет право не нравиться другим. Кому-то Бортнянский, а кому-то Верди с его «Реквиемом».

Итак, я идентифицировал себя с западничеством. Не тем, которое выставляется в неприглядном свете и имеет целью безоговорочное поклонение и копирование всего, что исходит оттуда. У меня есть национальная гордость, говорящая, что мы и сами «могем не хуже», но это скорее противопоставление себя различным теориям «кодов» и «скреп», когда по определению должны нравится балалайки и «Во поле береза стояла». Нет, это не про меня. Наверное, в этом не последнюю роль сыграло мое детство, когда лето я проводил в Западной Белоруссии, а моя тетка-католичка вывозила меня, как она говорила, «в Вильно» и показывала теперь уже мои любимые костелы Святого Духа и Святой Терезы, когда родители, прививая мне вкус, водили меня в Пушкинский музей и показывали античные статуи. С тех пор я и полюбил все объемное, трехмерное, тогда как «плоская» живопись меня не трогала.

Какая ерунда, подумаете вы. Он выбирает конфессию, исходя из любви к статуям. И да, и нет. Любое исповедание — это диалог. Когда утверждают, что Бог ждет человека, его прихода, движения вверх, то если оно связано с принуждением и насилием — все закончится неудачей. Либо ломай себя, покоряйся и через силу принимай правила игры, либо уходи. Я — свободен. Все мои действия должны совершаться без принуждения. И уж позвольте мне обойтись без насилия над собой, когда я хочу пойти в храм или помолиться.

Тут затрону важные стороны произошедших со мной перемен.

Для того чтобы проанализировать мотивы моего перехода, вернусь в прошлое. Так вышло, что будучи заштатным клириком Русской Православной Церкви, чисто психологически я не смог быть в ее ограде. Почему? Не буду театрально заламывать руки и утверждать, что со мной «несправедливо поступили», что «хотел как лучше», а «они» вот такие, «не поняли», не дали, не обеспечили. Со мной обошлись «милостиво». Мы (я и Православная Церковь) сказали друг другу «до свидания», которое со временем превратилось в «прощай». Наверное, это был неудавшийся брак. Мы не подошли друг другу, а обстоятельства складывались таким образом, что расторгнуть союз можно было без судебных процессов и издержек. Поэтому — никаких кровожадных архиереев. Просто мельница, перемалывающая судьбы. Либо ты тянешь лямку, а в процессе учишься устраивать свою жизнь на приходе, «изыскивая средства», либо вылетаешь из обоймы. Я склонен иногда винить себя, упрекая в «необоротистости», отсутствии коммерческой жилки и простоте, граничащей с глупостью. Наверное, не смог до конца понять, что требуется от меня в предложенных обстоятельствах, и вместо того, чтобы начать «крутиться», ждал помощи от Господа. Помощь и пришла, только не в качестве денег на строительство, а в виде увесистого пинка под зад, который в конце концов оказался благом, но это я понял много позже. Как знать, был бы я жив к моменту написания этих строк, а главное — кем был бы я сегодня?

Итак, я ушел. Никто мне не позвонил, ни один из знакомых (по семинарии) не поинтересовался моей судьбой, никто из бывших прихожан меня не навестил. Ну и пусть, подумал я. Стал не интересен, это даже забавно. Меня вычеркнули, а я продолжаю жить. Это как закончить школу, впереди жизнь, а старые друзья забыты. Но я говорю о Церкви! Той организации, где все друг другу «братья» и могут «живот положить за други своя». Думаете, меня это разочаровало? Ничуть. Просто любопытный факт.

Оставшись в полном одиночестве, я ощутил растерянность, которая сменилась чувством освобождения. Я почувствовал это не сразу. Сначала наступила реакция отторжения. Несколько лет я не ходил в храм, а когда по телевизору показывали службы на Рождество и Пасху, я переключал программу. Не мог выносить «ангельского пения». Были мысли примкнуть к какой-либо альтернативной церкви, я проводил исследования этих направлений. К сожалению, а может, и к счастью, я не сделал выбор.

Причин много. Если суммировать, то, как правило, альтернативные течения представляют собой группы верующих, объединенных не верой, а протестом. Многие из них сильно обижены на православие, либо занимаются политикой. Если говорить о епископате, то я обнаруживал много сомнительных рукоположений. Для меня все это чрезвычайно важно, так как основной целью я полагаю служение Христу, а не удовлетворение чьих-то епископских амбиций, либо фронду государству. Сказывается и базовое образование, трансформировавшееся в принцип: должна быть апостольская преемственность и Таинства.

Поскольку я был молод, то не задал себе вопрос о том, что делать дальше. Было ясно, что нужно работать. Слава Богу, что ушел в том возрасте, когда еще есть время, и я избежал той трагедии, когда поздно начинать что-то новое, а умеешь только служить. Без дела я не сидел, смог адаптироваться, получил образование, пошел работать. Отмечу лишь, что в новых обстоятельствах у меня не было авторитета, который автоматически дает хиротония, ряса и крест. Его приходилось зарабатывать поступками, что гораздо сложнее. Тогда же я и получил свои первые уроки жизни, когда нет индульгенции на подлость, и ответственность за все, что совершил, наступает немедленно. Но не таким уж жестоким ко мне оказался этот мир, если в нем поступать порядочно.

Я ощутил, что у меня есть шанс начать все заново. Это потрясающее чувство. Не предавая Христа, привести свое представление о церкви в соответствие с реальностью. Долгие раздумья привели меня к выводу, что такая конфессия существует и это — католичество. Почему? Давайте разберем.

1. Совпадение восприятия. Спасибо родителям, подарившим в детстве альбом «Сокровища Дрезденской галереи». Отсюда Сурбаран и воздетые к небу глаза мучеников. Распятия выглядят так, что Спаситель прибит к кресту при мне. Знаю все аргументы «за» и «против», но я натура чувствительная и на меня это действует. Пение — как заказывали. «Dies Irae», «Lacrimosa», а если попасть на современную мессу, то предложат и саксофон с гитарой. Кстати, противникам такого страшного «вероотступничества и извращения богослужения, которое должно воспроизводиться только хором ангелов», рекомендую послушать. Есть уже целые диски, записанные хорошими музыкантами, причем на скорбные темы «Via Dolorosa», страсти, — за душу берет. Хорошо, хорошо — меня берет. Но ведь это мой выбор, правда? Архитектура — масса воздуха, как все держится, непонятно. Готику можно рассматривать часами и не запомнить всех подробностей.

2. Участие в службе. Этот аргумент приводится так часто, что уже набил оскомину. Но я привел его в неожиданном аспекте. Дело в том, что иногда на меня накатывает такое желание послужить, что становится грустно и хочется назад. Скажу честно — я разбирался в этом моменте. Боюсь, что желание служить у меня возникает, когда я вспоминаю красоту архиерейского служения. Давайте посмотрим правде в глаза. Все эти позвонцы, бубенцы, каждение трижды по трижды, возгласы протодьякона на облачении, орлецы, дикирии и трикирии несомненно действуют завораживающе. Конечно, царский двор же. У нас такого нет, даже митра складная. Снял, сложил и на стул рядом положил. Так вот, участие в мессе вполне компенсирует мне желание послужить, ибо участия этого так много, что иногда время проповеди используется как шанс отдохнуть. Не чувствуешь себя статистом, а что еще нужно? Добавлю, что наше целибатное духовенство напрочь отбивает желание мне, женатому, служить. Пусть каждый занимается своим делом, а я посижу на лавке.

3. Свобода на сомнение. Да, я обрел его, и стараюсь использовать по максимуму. Я могу вести блог и задавать неудобные вопросы. Я могу сомневаться и не быть эталоном знаний. Я могу не соответствовать. Я могу спорить и возмущаться публично, при этом зная, что меня не отправят на костер. Могу быть немного протестантом, немного православным. Причем в моих симпатиях могу признаваться открыто, так как это совершенно не противоречит доктрине церкви.

Ой как все красиво получилось. Можно зачитаться, а потом сделать вывод, что автор создал себе идеал и слепо ему следует. Чтобы доказать обратное, я составил краткий опросник самого себя. Привожу его ниже, и предлагаю вашему вниманию.

Ты стал активным мирянином и приносишь пользу католической церкви своими делами?

Нет. Наверное, потому, что я получил хорошую прививку до этого. Я не воспринимаю духовенство как высший авторитет, не лезу в их личную жизнь, для того чтобы убедиться в их греховности или святости. Все по катехизису. На службе это — предстоятель общины. У меня нет, да никогда, наверное, и не будет духовника. Сказывается старая школа. В приоритете — Христос, все остальное второстепенно. Да, я участвую в сборе денег на дни рождения настоятеля или отдаю детские вещи для приюта, но не больше. Я твердо знаю, что там, где начинается сближение, заканчивается душевное спокойствие и свобода.

У нас те же проблемы, что и на любом другом приходе. Это и характер настоятеля, и «ревность по Дому Моему», когда один говорит, что убирается и помогает по храму больше, нежели другой, а к нему «одни претензии», но хвалят как раз бездельников. Точно такие же сплетни, ссоры. В этом католическая церковь не оригинальна. Люди везде одинаковы. Не питаю иллюзий и не ищу идеальной общины. Просто хожу в один приход.

Что тебе нравится, а что нет?

Начну, пожалуй, с контингента. В РФ католичество имеет ряд отличительных черт. Поскольку это слово является синонимом еретика, прозападника и иностранного агента, то его невозможно принять, следуя «мейнстриму». Если обчитался рыцарских романов и посещаешь клуб исторической реконструкции крестоносцев, то пыл могут поубавить курсы катехизации длиной в год. Никто без них или не окрестит, или не воссоединит. Так это называется, если был уже крещен.

Верующие у нас своеобразные. Если брать Москву, то это либо иностранцы, живущие в России, либо интеллигенция, прошедшая довольно серьезную подготовку. А вот с ней и существует самая большая трудность, разрешить которую очень сложно. Публика разнообразная и серьезно образованная. По крайней мере мне не приходилось встречать «бабушкину веру». Смирение? Не слышали. Читающая много, часто политически ангажированная, при диалоге с духовенством не испытывающая абсолютно никаких комплексов уважения к сану, могущая быстро и со знанием ответить практически на любой вопрос. «Палец в рот не клади».

И если в православии, сдавая позиции, можно использовать «смиряйся, мать/сестра, тебя гордость снедает», то здесь это не пройдет. Либо самообразовывайся, либо не лезь в полемику. Я не лезу. Не состою ни в каких группах по интересам. Сначала, по незнанию, было, но потом быстро понял бесперспективность и пагубность споров для нервной системы.

Отдельной категорией являются традиционалисты. Я не могу провести сравнение со старообрядцами, это гораздо сложнее. У любого традиционалиста найдется цитата из какого-нибудь папы Урбана, либо энциклики, которая будет приведена на латыни без перевода, доказывающая оппоненту, что, во-первых, он осел, потому что не знает латынь, а во-вторых, что он трижды осел, потому что мнение католической церкви противоположно твоему высказыванию.

Многие из них являются почитателями различных орденов и тридентской мессы. Традиционалисты считают, что участие народа в ней ничуть не меньше, нежели в «Novus Ordo» или Литургии святителя Иоанна Златоуста, то есть полное вовлечение народа в богослужение. Впрочем, косоворотки, бороды лопатой и подвязывание под перси пояском я тоже видел, так что и тут, и там — игры в древность. Пусть играют.

Остальная часть — ищущие, спорящие, верующие прихожане. Со многими из них я сблизился и нашел единомышленников, но это произошло не на приходе, а в сети.

Есть еще один немаловажный для меня момент. Наверное, это отношение церкви и общества. Не знаю, может быть, это мои личные умозаключения, что нормальное положение Церкви тогда, когда она гонима. В этом для меня нет противоречия. Это вовсе не означает, что я выберу любую конфессию, но только чтобы она была запрещена законом или фрондировала по отношению к государству.

Но в этом смысле положение католической церкви в России как нельзя более выгодно. С одной стороны — следование Традиции, с другой — явное меньшинство, а в некоторых случаях приходится осуществлять усилие над собой, когда нужно обозначить свою конфессиональную принадлежность. В мученики рвешься? Не приведи, Господи, этого боюсь, но, может, в этом и суть христианства, чтобы «не быть как все». Конечно, не эпатировать четками и портретами Папы Франциска на рабочем месте, но есть возможность выслушать не всегда лестные отзывы и быть готовым к дискуссии, а также «дать отчет о своем уповании».

Ощущение надмирности. Отсутствует приставка, обозначающая народную принадлежность. Нет ни русской, ни английской, ни корейской церкви. Есть одна. Кину ложку дегтя. Есть, конечно, польская, французская и другие католические церкви, причем старающиеся «перетянуть одеяло на себя» в их старании быть более католичными, чем другие страны. Из-за этого образуются перекосы. Их видно, даже возникает ощущение собственной неполноценности.

Это есть и у нас. Большинство священников — поляки. До сих пор мне не понятны мотивы их преобладающего количества в России. Наверное, это оправдывается схожестью языков, но уж никак не менталитетов. Мы разные. Вокруг них начинают кучковаться прихожане, что не идет на пользу. Однако, с большинством вполне можно общаться, смотря кто какие цели преследует.

Проблемы, скандалы в церкви, всякие неприятные моменты — прячешь голову в песок, делаешь вид, что ничего не произошло, отделываешься стандартными фразами про «святость церкви», отстаиваешь ее непогрешимость, когда другие разворачиваются и уходят?

Нет. Про проблемы знаю, остро на них реагирую. Мы на виду больше, чем другие, и вполне логично ждать фразы «чего от них ждать», от католиков. У них все неправильно, поэтому любое происшествие воспринимается болезненно. Доходит до того, что твоя собственная мать начинает обвинять в «сожжении Джордано Бруно» и «непогребении Паганини». А уж иезуит в России — имя нарицательное.

Согласен. Во многом сами виноваты. А еще согласен с тактикой предания огласке неприятных вещей. Краснея, но говоришь, что есть растление, манипуляции, нарушение обетов. Земля на черепахах, инквизиция, конкистадоры, крестовые походы — все это наш багаж. Не спрячешь, не оправдаешь, но, может, это и к лучшему. Не из серии «да, мы такие», но — да, это плохо, это существует и обязано быть предано суду и вынесено наказание. Стараюсь в дискуссиях по этому поводу не участвовать — ни бросать камни, ни выступать адвокатом. Наверное, устал от полемики, да и мало чем удивишь.

Тоскуешь ли о Православии?

Иногда. Наверное, в той мере, в какой я был в нем укоренен. На многие вопросы у меня есть стандартно «православные ответы», они достаточно традиционны, особенно в отношении поведения, поста, того направления богословия, которое можно характеризовать как «пустынножительное», или монашеское.

Не могу привыкнуть к новой обрядности и праздникам, хотя нет никакого насилия и принуждения к их соблюдению. Праздную Пасху два раза, если не совпадают дни. В прощеное воскресенье отвечаю, как положено традицией. Святого Валентина не праздную, не прижилось. Ребенка без раздумий крестил в католичестве, очень надеюсь, что перед Первым причастием она получит тот минимум необходимых знаний, а дальше дам ей свободу выбора, так как считаю, что в таких вещах должно быть только добровольное решение.

Вернулся бы обратно, если бы был шанс?

Нет. По большому счету, шанс вернуться у меня есть всегда. Кроме этого есть возможность стать «альтернативщиком», лютеранином, кем угодно, если стоит вопрос о сане. Но есть ли в этом смысл? Сейчас мне гораздо комфортнее, теплее и спокойнее сесть на скамью и помолиться, нежели заниматься самореализацией и «удлинять воскрилия своих одежд». Сначала нужно понять для себя, что именно нужно, и нет ли в этом погони за самоутверждением, тщеславия и той самой гордости, следуя за которой, думаешь, что облачение и наперсный крест добавляют ума или авторитета и автоматически решают твои проблемы.

Со временем я полюбил и привязался к католичеству, но я никогда не упрекну другую конфессию в «неистинности», и не стану доказывать правоту своего исповедания.

Иллюстрация: внутри костела Святого Духа в Вильнюсе / фото: provilnus.ru

Читайте также:

• Как я стал католиком

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: