Я посреди русского поля экспериментов

28 февраля 2025 Артем Палаш

«Набить до отказа собой могилу — это значит наследовать землю». Да, что же такое в России наследовать землю? «Набить до отказа собой могилу» на очередной войнушке российского государства — «это значит наследовать землю», где жили, работали и умирали твои родители, предки.

Вступить, так сказать, в права владения. «Кушать подано, честь по чести». Ибо у первых лиц российского государства часто заводятся «гениальные мыслишки», которые выливаются «в мировые войнушки». Таким гениальным мыслишкам традиционно, большей частью своих голов, подпевает на церковнославянском русское православное духовенство. «Свастика веры стянула лица» — да, да. Очень духовные и благочестивые лица.

Это исторически в нашем отечестве «оправданный метод пожирания сырой земли» — чужой сырой земли, которая от крови делается еще сырее. И сакральнее. Но «русское поле источает снег», и снег все идет, покрывая собой кровь.

Орденоносный же господь «победоносного мира», нашего, русского мира, наш господь, чье лицо окрасилось уже в красные советские тона, наш «заслуженный господь краснознаменного страха», идет на вы. Впереди нас, но — с нами. Берегитесь, соседи!

Берегитесь, погрязшие в сатанизме, ложной свободе и разврате европейские народы! На вас направлены наши «законные гаубицы благонравия», отлитые в форме золотых куполов с крестами-антеннами — для лучшего наведения. Ибо «на первое были плоды просвещения», принесенные нам из Византии с Кириллом и Мефодием, а на второе уже — «кровавые мальчики». И ваши мальчики, и наши мальчики.

«Наши мальчики» затем только и родятся, чтобы на «патриархальной свалке» русской православной и советской коммунистической империи, на этой «патриархальной свалке устаревших понятий», — покончить с собой, уничтожить весь мир. «ПОКОНЧИТЬ С СОБОЙ, УНИЧТОЖИТЬ ВЕСЬ МИР».

Иных мальчиков «хоронили в упаковке глазенок» родных и близких, смотревших на похоронах на их остывшие трупы. Иных мальчиков «хоронили в упаковке газет» и новостных некрологов, заворачивая их в ткань государственного флага и ставя поверх казенный штамп гордости, — «герой».

Ну «а то, что на бойне умертвили бычка», это ничего. «На то всеобщая радость, всеобщая гордость». Гордость проглядывает из упаковок глазенок вместе с лицами похороненных в русском поле мальчиков.

А снег все идет, а снег все идет…

«География подлости», где почти никто не знает, что «люди пишутся с большой буквы». Слово «люди» пишется с большой буквы! «Орфография ненависти» с детского сада — слышишь, устами ребенка глаголет фронтовая яма? Слышишь, «устами ребенка глаголет пуля»? «Апология невежества» от задохнувшихся по собственной воле, да. «Мифология оптимизма» и «знатное пиршество фальшивого благоразумия» в чужих глазах, за которым прячется безумие.

«Над родною над отчизной бесноватый снег шел». Шел и идет все, и идет — по плану.

Иные освоили «искусство быть посторонним» и вовремя ушли в сторонку. Иные используют новейшие средства «находить виновных» — «инстинктивные добровольцы».

Иные познали «мастерство быть излишним», подобно мне. Мастерство быть при этом любимым — «подобно петле». Иные, да, обещали судьбе «не участвовать в военной игре» и не ставить эксперименты над собой и другими на печальном нашем поле экспериментов.

А снег все идет, а снег все идет…

Я аккуратно открываю эту дверь. «За открывшейся дверью — пустота».

«Это значит, что кто-то пришел за тобой». «Это значит, что теперь ты кому-то понадобился», да. Да.

Входите, я вас ждал. «Кашу слезами не испортишь, нет». Да я и не плачу.

Все равно ты собственноручно освободил свою любовь от дальнейших «неизбежных огорчений». Подманил ее и их — пряником. Повесил для них на облачке «свою нелюбимую куклу». До крови прищемил той дверью «добровольные пальцы», да. Вот и пришли.

Делаю шаг навстречу вечности.

Снег все идет, снег все идет…

И вечность пахнет… рыбой.