Ахилла

ЦАРКВА

За что платить

Так за что же? Очень интересный вопрос, не так ли? Интересует многих, а некоторым даже не дает спать. Ответ же простой: да ни за что. Не за что ему платить. Трудится он в прямом смысле «во славу Божию», что на церковном жаргоне буквально и означает — бесплатно.

Ведь если подумать, священник и так много получает того, что другим недоступно. В том числе и незаслуженный кусочек от славы Божией, от лица всей общины предстоя перед Престолом во Святая Святых.

Прихожане ведь не требуют плату за то, что присутствуют на богослужении, не так ли? Более того — они еще и сами платят, то есть жертвуют. И чувствуют себя не отдавшими, а получившими. Священник же получает намного больше. В одном из Таинств священник в молитве произносит такие удивительные слова:

«Ты и меня, ничтожного, и грешного, и недостойного раба Твоего, грехами многими опутанного и в страстных наслаждениях погрязшего, призвавший ко святой и величайшей степени священства, и удостоивший входить внутрь, за завесу, во Святое Святых, куда проникнуть взорами святые Ангелы желают, и дал слышать евангельский глас Господа Бога, и своими глазами видеть образ святого возношения, и наслаждаться божественною и священной Литургией; удостоивший меня священнодействовать превысшие небес Твои Таинства, и приносить Тебе дары и жертвы за наши согрешения…»

Стоять у Престола, возглавлять службу — это привилегия, за которую нужно только благодарить, а не тяжкий труд, требующий оплаты. И там, где позволяют обстоятельства, ему ничего и не платят. Так бывает, например, в тех странах, где православных, если мы говорим о православных, мало, и священник вполне может от воскресенья до воскресенья зарабатывать себе на жизнь, как все люди. А по воскресеньям вместе со всеми христианами идет в церковь, занимая при этом самое привилегированное положение — в святом Алтаре у Престола. За что же тут платить? Пусть радуется, что пустили.

«Даром получили, даром давайте» (Мф. 10:8). Эти слова часто вспоминают в связи с рукоположением в сан. Действительно, если на мирской работе человек, как правило, получает оплату за какое-то умение или навык, которым владеет сам, в силу своих умений и навыков, то священник распоряжается в основном тем, что делегировано ему в качестве полномочий, но ему лично не принадлежит. А если что и есть такого рода — дар слова, способности психолога и тому подобное, — то только в качестве дополнения. Отними у него сан, и мало кому понадобятся все эти дарования сами по себе.

Часто, чтобы как-то обосновать право священника на «оплату труда», делают упор на том, что, дескать, у священника такой непростой и всячески утомительный труд. От чего устает священник, мы еще поговорим. Пока же подумаем здраво — кто это и где платит человеку просто за утомление? Усталому человеку могут посочувствовать и накормить из жалости, так же как и голодного, но к зарплате это не имеет никакого отношения.

Многие люди ради собственного утомления готовы даже сами платить и получают при этом удовольствие. Как, например, от занятий спортом или туризмом. Или от труда на дачном участке, вкладывая туда, как правило, гораздо больше средств, чем получая. «Приятная усталость» — так и говорим. Такая усталость от труда для себя, и нам в голову не приходит, что за это кто-то обязан нам платить.

Платят же не за утомление, а за достаточно осязаемые плоды труда, за результат, полезный и нужный кому-то другому. При этом это, как правило, отчужденные плоды труда. То есть человек сделал что-то ценное не для себя лично, а для другого. А чтобы получить в другом месте в качестве компенсации что-то для себя, он и получает заработанную плату. Здесь отдает, чтобы там получить. Нюансы, конечно, есть. Например, в сфере творческого труда, где личность, реализуя себя, живя своей жизнью, в то же время отдает оплачиваемый продукт. Часто таковой может быть и работа обычного учителя, с которым, как кажется, легче всего сравнить труд священника.

Но сравнение все же не совсем точное. Да, хороший учитель часто буквально живет работой, но все же даже тогда он отдает. Священник же принимает, как все остальные, и даже больше того.

Вспоминается мне в связи с этим один разговор с учительницей моей дочери по музыке. Речь зашла о нищенских учительских зарплатах. Да еще в музыкальных школах, выведенных сейчас из общей системы образования. Но после обычных сетований она вдруг обронила неожиданную фразу: «Платят столько, что никто бы не стал работать, если бы не „доплата“ в виде морального удовлетворения, счастья видеть плоды своих трудов». Вот оно как… А у нас, священников, разве мало такой «доплаты»? Да еще гораздо и гораздо больше! Ведь есть же еще и награда на Небесах!

И даже если без пафоса, а просто житейски. Положение священника в алтаре гораздо более комфортное, даже если он не стоит у Престола. Он гораздо более свободен в передвижениях. Хочет — молится, хочет — отойдет в сторону. Может и посидеть в пономарке, и даже поговорить. Это, конечно, не самый лучший вариант — но, что скрывать, такое в порядке вещей и создает общий гораздо более расслабляющий эффект, чем среди мирян, вынужденных стоять на одном месте и внимать издалека часто малопонятным словам. В конце концов, священник более осведомлен о порядке службы, «на каком свете» сейчас, и когда это приблизительно кончится. Так что, как ни поверни, одни привилегии.

И тем не менее, священники нередко жалуются на усталость. И чаще всего как раз не на ту «приятную», о которой мы говорили. При этом, «приятное» и неприятное» может сильно различаться, в зависимости от личных особенностей священника. Кто-то, как словами классика говаривал один мой знакомый батюшка, «служить бы рад, прислуживаться тошно». Ведь служитель «традиционной» религии часто вынужден обслуживать те самые «религиозные потребности» населения, которые по существу являются суеверными. Освящения всего и вся, движимого и недвижимого. Обряд крещения, понимаемый не как Таинство Вхождения в Церковь, а как обряд инициации младенца с бонусом в виде «приставленного ангела». Беспорядочные молебны с акафистами святым и иконам, «специализирующихся» на защите от чего-то и помощи для чего-то. И если б еще молебен, понимаемый как молитва, а то ведь чаще просто как магическое средство, которое «должно помочь»… Вот такое священник часто совершает, преодолевая внутренне сопротивление, буквально уставая от труда, где он сам не свой, то есть от труда отчуждаемого.

А вот для иного служителя алтаря все наоборот: с весельем во взоре и с песней на устах он бежит на очередную «требку», зато служба Богу для него — тягостный и отчужденный труд. «Лишнее» богослужение, в том числе и Божественную Литургию, он воспринимает как дополнительную «нагрузку», за которую, как он полагает, положена соответствующая плата. Он искренне не понимает, как можно служить «бесплатно». Поэтому нередко можно видеть священника, быстро-быстро убегающего храма, едва только заканчивается богослужение. И чаще это вовсе не от занятости, а от той же психологии, по которой и мы в миру по окончании рабочего дня стремимся поскорее покинуть рабочее место. Дескать, зачем «перерабатывать»? А вот те самые «требы», то есть частные богослужения, оплачиваемые, как правило, щедро, по понятным причинам приветствуются.

Так что даже если и отталкиваться от «утомления», единого мерила не найдешь. И если священнику все же платить, то платить надо вовсе не в соответствии с затраченным трудом или усталостью. Но в соответствии с другим принципом. И называть это лучше не зарплатой, не оплатой за какой-то труд, а содержанием.

Еще апостол Павел уподоблял содержание служителя содержанию воина. Какой воин служит когда-либо на своем содержании? Кто, насадив виноград, не ест плодов его? Кто, пася стадо, не ест молока от стада? (1 Кор. 9, 7) Можно еще провести аналогию с семьей. Ведь Церковь это (в идеале) духовная семья. Только в нашем случае священник скорее не как муж, а как жена, которую освободили от обязанности самой зарабатывать на жизнь, чтобы она полностью сосредоточилась на доме и детях.

Разница только в том, что содержание жене большей частью осуществляется натуральным продуктом, внутри семьи ведь нет нужды в денежных отношениях. Да и священнику часто прихожане помогают натуральными приношениями. Но все же большей частью он нуждается в денежном эквиваленте, чтобы, выйдя за пределы прихода, можно было конвертировать его в реализацию необходимых потребностей.

И вот тут встает вопрос: а сколько же платить, если оценивать не по труду?

Как платить

Сразу же скажу то, что не для всех очевидно: никаких средств из бюджета для оплаты труда священников церковь у нас не получает. Такое есть, например, в Греции. Или, например, в Румынии, где священникам платили даже при коммунистическом режиме. У нас же все исключительно из доходов прихода.

В идеале все должно выглядеть так. Община собирается на семейный совет и решает, кого она может содержать, кого нет, и в какой степени. При этом предполагается, что вся община в курсе «семейного» бюджета, и отталкивается от него, решая, что она может себе позволить. И это все действительно предусмотрено действующим уставом РПЦ. Есть так называемое приходское собрание, состоящее из наиболее активных прихожан. Оно должно собираться не реже одного раза в год, выслушивать отчеты исполнительных структур прихода и определять основные направления деятельности на следующий год. То есть это своего рода «парламент» прихода. Как и парламент, он должен утверждать бюджет, в том числе в его компетенцию входит «утверждение штатного расписания и определение содержания членам причта и приходского совета». (Устав РПЦ, 16, 43, к)

Упомянутый приходской совет — это и есть исполнительный орган, «правительство» прихода. Он состоит из настоятеля (он председатель совета), старосты и казначея. «Парламент», имея перед собой бюджет прихода, прикидывает, на что и сколько может потратить средств. В том числе и по оплате содержания священнослужителей и других работников. А приходской совет уже придерживается утвержденного бюджета.

Уже даже из этой идеальной схемы видно, что содержание может быть очень разным. И не всегда в житейском смысле справедливым. Как есть разные по достатку семьи, так есть богатые приходы, особенно в городе, а есть бедные, и бедные весьма. Например, в деревне, где осталось «полторы» старухи. С таким бюджетом не развернешься. При этом у сельского священника трудов и забот часто побольше, чем в городе.

Но в реальности все еще гораздо сложнее. Конечно, реальность на то и реальность, что может сильно различаться на местах. Но стандартная картина примерно такая.

Приходскому собранию, если оно вообще собирается, обычно представляется некая, скажем так, приблизительная версия финансового отчета. А уж предполагаемые расходы, в том числе и содержание работников, на практике полностью в руках приходского совета, а если уж совсем точно — настоятеля прихода, который, чаще всего единственный и полноправный распорядитель финансов, хотя по уставу финансы вообще не входят в сферу его обязанностей (Устав РПЦ, 16, 10). Для всех остальных, за исключением, может быть, очень узкого круга доверенных людей, детальная смета всех доходов и расходов — это, мягко говоря, не вполне открытая информация, а в чем-то и проста тайна за семью печатями. То есть, как и почти везде на наших просторах, есть «белая» касса, а есть «черная» касса.

Соответственно, и «определением содержания притча» в реальности занимается, как правило, не собрание, а исключительно настоятель. Все только на его усмотрение. Сколько себе, сколько другим священникам, сколько прочим работникам. При этом размер этого содержания тоже, как правило, не оглашается — ведь платится оно опять же в основном из «черной» кассы, что, кстати говоря, сказывается и на кредитоспособности священника, и, в конечном итоге, на размере его пенсии. Поэтому каким-то образом объективно судить, много или мало получают священники, не представляя толком ни доходов-расходов прихода, ни размеров самого содержания, никак невозможно.

На уровне епархии в этот вопрос, как правило, не вмешиваются, и никаких единых стандартов не существует. Приходу спускается только разнарядка об уплате епархиального взноса. Если он оплачивается исправно, никто не вмешивается в хозяйственно-финансовую деятельность прихода. Как правило, нет стандарта и в отношении платы за «требы». Ведь это тоже немалая, а где-то и главная статья доходов священника. Чаще всего пожертвование за богослужение вне храма идет полностью служителю, но где-то, в зависимости от политики настоятеля, частично или полностью сдается в общую кассу или потом равномерно распределяется между священниками.

Стандартов нет, но есть стереотипы. Еще с советских времен повелось считать, что размер содержания священника должен быть весьма приличным. Возможно, поначалу это объяснялось маргинальностью духовных лиц в Советском Соювызе. У священнослужителя не было никаких социальных гарантий, само его положение было шатким, в любой момент он мог быть отстранен от служения, поэтому своего рода гарантией и компенсацией был высокий размер содержания. Но такое впечатление, что этот стереотип развивался и при поддержке контролирующих органов государства. Уполномоченные очень строго следили за расходами на строительство и ремонт храма, но при этом довольно снисходительно относились к несоразмерным выплатам из «черной» кассы, которая была на каждом приходе, что само по себе незаконно. Видимо, власти смекнули наконец, что церковь легче уничтожить не внешними ограничениями и преследованиями, а моральным разложением изнутри, в первую очередь — духовенства. А что еще так связывает и держит человека, делает морально неустойчивым, как высокий оклад, да еще незаслуженный?

И вот эти стереотипы дожили и до нашего времени. Приходится нередко слышать и сейчас фразу, родившуюся еще в советские времена: «священник ни в чем себе не должен отказывать». При этом понятно, что диапазон «безотказного», в отличие от скромных советских времен, сейчас просто не имеет границ. При этом непонятно, почему это распространяется только на священников? Ведь в храме много других работников. При этом, опять же, в соответствии со стереотипами, люди «низших» должностей при храме работают за мизер, а то и вовсе «во славу Божию». Малейший ропот при этом пресекается благочестивым наставлением: «в храм приходят не деньги зарабатывать». Но говорит это как раз тот, кто сам зарабатывает, и весьма неплохо. Если певец, чтец и пономарь вынуждены довольствоваться откровенно нищенской оплатой, то содержание диаконов и священников уже на гораздо высшем уровне.

Но и здесь есть градации. Нам кажется даже естественным, что диакону положено платить меньше, чем священнику, рядовому священнику меньше, чем настоятелю. А почему естественно? Ведь речь идет не об оплате труда, тем более что, как правило, «нагрузка» распределяется в обратной пропорции: на службе меньше всего занят настоятель, больше рядовое духовенство, за ними диакона и пономари. Так вот, если мы говорим о содержании, то и выдаваться оно должно в соответствии с насущными потребностями. Почему, например, молодому диакону или пономарю, нуждающемуся в приобретении жилья, не платить больше, чем пусть даже заслуженному священнику, но у которого уже есть жилье, выросли дети? Или многодетному клирику не платить больше, чем бездетному? Ведь они нуждаются в разном содержании. А их личный вклад в благосостояние прихода пусть оценивает Бог.

И все это далеко не утопия. Это есть в других странах, конфессиях и юрисдикциях. Например, в Швейцарии католическая церковь установила равное содержание всем клирикам, включая епископа. Во многих церквах за рубежом священнослужителям установлено содержание не выше выпускника вуза. Хочешь больше? Иди в мир и делай карьеру, а здесь служи Богу. И тут как раз уместна та самая фраза: «в церковь приходят не деньги зарабатывать». Реализуется и помощь в зависимости от количества детей. В некоторых православных епархиях Европы детям священников выплачивается стипендия.

Так что все это решаемо, но только при одном условии: никакой «черной» кассы не должно быть. Финансы в церкви должны быть абсолютно прозрачны. Причем на всех уровнях: от прихода до епархии и дальше до патриархии. Ведь высшие структуры церкви существуют за счет определенных отчислений из тех же приходов, а следовательно, они должны быть оговорены в прозрачном бюджете прихода. И все это не только потому, что так правильнее с точки зрения закона, хотя беззаконие, то есть фактически уклонение от налогов, возведенное в обычай, само по себе уродует церковь. Но важно и с точки зрения чисто церковной.

Как мы говорили, церковь — это духовная семья. В здоровой семье нет никаких тайн, все решается совместно. В том числе и в распределении средств. При этом более «заслуженные» родители, как правило, не претендуют на большую долю, а даже ограничивают себя в пользу молодых. Вот так должно быть и в Церкви. И не надо ссылаться на то, что, мол, это же материальное, а мы должны думать о высоком и духовном. Это в чистом виде ханжеская отговорка. Как раз на материальных отношениях и поверяется подлинность человеческих отношений вообще, открывается истинное лицо человека, а не благочестивая маска. Да и Сам Господь прямо говорит: «Если вы в неправедном богатстве не были верны, кто доверит вам истинное?» (Лк. 16:11)