Записки уральского семинариста
23 мая 2018 Ахилла
О духовных семинариях (или, как их прежде называли, бурса) написано немало. В дореволюционных изданиях в основном можно встретить рассказы с не самыми приятными воспоминаниями об этом заведении. В постсоветской России духовные школы получили новую жизнь, однако у выпускников воспоминания об учебе по-прежнему неоднозначны.
О существующей сегодня Екатеринбургской православной духовной семинарии (ЕПДС) также написано немало: однако из имеющихся на сегодня материалов достаточно сложно понимать атмосферу, царящую в современной бурсе.
Нынешние выпускники ЕПДС рекомендуют для понимания обратить внимание на историю семинарии в нулевые годы.
Самая либеральная семинария
Само устройство ЕПДС с 1999 по 2011 годы сильно отличалось от других духовных школ в России. Большинство семинарий на тот момент открывались при монастырях, имеющих крепкие стены. На одной территории размещались учебный корпус и общежитие. Студенты (семинаристы, воспитанники, «питомцы» — руководство порой само путалось, как называть подопечных) были на виду, что сильно облегчало поддержание дисциплины.
Уставы монастырей и семинарий в таких случаях тесно переплетались. Екатеринбургская семинария до своего переезда на территорию Свято-Троицкого кафедрального собора располагалась в двух зданиях бывшего детского сада на Уралмаше и Эльмаше. На улице Ильича находилось общежитие, на улице Вали Котика — детский сад. Между ними — от 10 до 15 минут ходьбы. Бывало, что по дороге на учебу студент мог временно «потеряться».
Второй момент: ЕПДС жила по своему собственному уставу, который был схематически похож на монастырский, но по своей сути был намного легче. Третье: сама духовная школа в конце 90-х годов была создана фактически с нуля. На первых порах она развивалась за счет энтузиазма руководства — сначала епископа Никона, затем проректора, протоиерея Петра Мангилева, который фактически руководил семинарией, при том, что номинально ректором являлся архиепископ Викентий.
В этой связи среди соседних регионов, где имелись свои епархиальные вузы, ЕПДС получила известность как заведение с самым мягким режимом. Нередко по этой причине в Екатеринбург переводились студенты из Тобольской духовной семинарии (Тюменская область), которая располагалась в монастыре.
В 2009–2010 году существовал отдельный проект по переносу ЕПДС в район Ганиной Ямы. Однако этот план так и не был осуществлен.
Кто поступал?
В нулевые годы претендентов на поступление было достаточно много. Далеко не все шли, что называется, по призванию. Да и универсальных критериев для того, чтобы определить искренность настроения кандидата, в христианстве нет. Некоторые преподаватели ЕПДС считают, что в самой семинарии это призвание и должно раскрыться.
Среди самих претендентов были и тонкие интеллигенты, и, как их называли, «откровенные гопники». Нередко среди кандидатов встречались родственники священнослужителей (из них не все шли в семинарию по своей воле). Но основным контингентом среди поступающих были выпускники школ в возрасте от 16 до 17 лет.
В руководстве РПЦ по этому поводу до сих пор идут споры о необходимости повысить возрастной ценз, поскольку подросток порой морально не готов к обучению в подобном заведении. Это приводило к тому, что из 30 поступивших до выпуска доходило чуть больше 10 человек.
В некоторых приходах священники рекомендуют молодому человеку сначала закончить светский вуз или отслужить в армии, прежде чем пойти в семинарию. Из тех молодых людей, кто действительно шел по призванию, нередко мало кто представлял, что это такое.
— Я сюда пришел, потому что надеялся встретить здесь хороших людей и сам стать таким же, — признавался затем один из студентов.
Некоторые абитуриенты почти в открытую признавались, что пришли в РПЦ зарабатывать. Попадались также откровенные авантюристы с чертами мошенников, которые вскоре проявляли свои наклонности. Например, группа студентов открыла для себя «золотую жилу» в монастыре Царственных страстотерпцев на Ганиной Яме, где их поставили экскурсоводами.
Пожертвования за экскурсии вносились туристами добровольно — в ящики для сбора средств. Семинаристы решили перенаправить потоки пожертвований в свою сторону. Отведя группу паломников в безлюдное место, студенты объявляли в начале или конце экскурсии: «Дорогие братья и сестры, за экскурсии вы можете внести пожертвования или в специальные ящики, или передать деньги экскурсоводу. Затем мы передадим их монастырю». К моменту выдачи пожертвований гид-семинарист отводил туристов достаточно далеко от ящика для пожертвований и собирал «благодарности» от слушателей. Эта схема просуществовала год, пока наместник монастыря не узнал о нелегальных заработках. Однако до руководства семинарии информацию доносить не стали, но по монастырю развесили таблички с просьбой экскурсоводам деньги не давать. Правда, впоследствии все студенты были один за другим отчислены за другие аферы.
Быт
После поступления семинарист, независимо от того, живет ли он в Екатеринбурге или является приезжим, заселяется в общежитие. Здесь разрушались все иллюзии студентов, которые прежде знали о семинарии только через СМИ, где показывали уютные комнаты на 2–4 человек и аудитории для занятий с аквариумом.
Общежитие ЕПДС, как и учебный корпус, обустраивалось силами самой семинарии при участии некоторых приходов. Поэтому обстановка в жилом здании была максимально спартанской. В здании бывшего детского сада для проживания обустроили порядка 20 комнат (келий). В каждой из них размещали от 4 до 8 человек. Из мебели — двухъярусные кровати, тумбочки, стол и шкаф. Питались студенты в учебном корпусе. Из бытовой техники в общежитии был предусмотрен только холодильник. Впрочем, украшать комнаты по своему вкусу не возбранялось, однако крайности тоже пресекались. Например, развешивать по келье плакаты, далеко выходящие за религиозную тематику.
Личное пространство в общежитии также было очень условным понятием. Запираться в келье изнутри запрещалось, поскольку, как было сказано выше, воспитанник все время должен быть на виду.
Бытовка если в общежитии и существовала, то в основном в фольклоре семинаристов. Стирка личных вещей проводилась в умывальниках, сушка — в самой келье при нехватке веревок в местах общего пользования. Первокурсники порой сушили носки и нижнее белье на форточках, чем приводили в изумление прохожих, особенно с учетом купола, который венчал здание.
Как раз вчерашним школьникам к таким условиям тяжелее всего было приспосабливаться. Некоторое время, по рассказам обитателей общежития, настоящим бичом семинаристов были клопы (тараканов воспринимали с терпением).
Паразитов завозили студенты, отбывавшие послушания на Ганиной Яме.
— Мы обратились к заведующей общежития с просьбой истребить клопов. Хоть что-то с ними сделать, потому что мучились от них третий месяц. Она сказала, что ей нужны доказательства. Всю следующую ночь мы ловили клопов. К трем часам поймали живого и крупного. Келью действительно зачистили, — вспоминает один из бывших студентов.
Поддержание порядка в стенах общежития также почти целиком было на воспитанниках — от мытья полов до канализации и электрики. Поскольку сама по себе семинария была котлом, где можно было найти разного рода специалистов — от сантехника и фельдшера до психиатра.
***
В начале 1990-х годов, после распада СССР в Русскую православную церковь хлынул большой поток людей. Для многих вопрос веры ограничивался крещением. Другие шли дальше — становились священниками (порой без должной подготовки из-за дефицита семинарий) или постригались в монашество.
К 2000-м духовных школ в России стало больше, и одновременно с этим руководство РПЦ ужесточило отбор кандидатов в священники. О том, как проходила подготовка будущих пастырей, ЕАН рассказывает на примере Екатеринбургской православной духовной семинарии (ЕПДС) — во второй части записок уральского семинариста.
Как воспитать будущих священников?
Основным требованием к священнику, как в предыдущие века, так и сегодня, является дисциплина, выражающаяся в послушании руководству епархии и РПЦ. Что подразумевается под этим — точного и истинного ответа ни в одной епархии не дадут. В регионах это зависит от личного восприятия архиереем, его воспитания и образованности.
По этой причине студентов любой духовной школы называли воспитанниками. В первую очередь, что отражалось на всем начальном курсе, семинаристов воспитывали. Вторая причина, как уже было упомянуто, — костяк студентов составляли подростки 16–17 лет со свойственным им юношеским максимализмом, только-только вышедшие из домашнего уюта. Такую ораву, а на первый курс поступало больше 30 человек, необходимо было сдерживать универсальным способом — уставом.
Сам по себе устав был несложен, и зачастую его копировали с монастырских правил с поправкой на образование. Устав регулировал внешний вид студента: короткая стрижка, но не налысо, гладко выбритое лицо и форменная одежда — китель, брюки и ботинки. Форму воспитанникам шили за казенный счет, но это могло растягиваться на несколько месяцев. Некоторые «перваки» на фоне старшекурсников чувствовали себя «голыми». Доходило до того, что первокурсники «раздевали» выпускников, которым форма была уже вроде как без надобности.
Студента могли с легкостью отчислить за пьянство, драку (в том числе — за стенами ЕПДС) и другие поступки, которые «не соотносились с христианским обликом». Курение также воспрещалось, но на это в руководстве смотрели сквозь пальцы, как на простительную слабость. Это характеризует один из диалогов, произошедший между инспекцией и семинаристами:
— Уважаемые студенты, я прошу вас не курить в туалете и не засорять раковину бычками. Вы смущаете прихожан.
— Это не мы, отче! — отвечали семинаристы. — Это регентши (певчие церковных хоров, — прим. ЕАН).
Наконец, ключевая составляющая устава — воспитанник должен был беспрекословно исполнять все поручения и любую работу, чего в семинарии было в избытке: от дежурства по столовой до стройки.
Блюстители устава
За дисциплиной семинаристов следил дежурный помощник инспекции по воспитательной работе (сокращенно — дежпом). Как правило, их отбирали из выпускников семинарии или назначали таковым четверокурсника или пятикурсника с армейским опытом. Дежпом осуществлял поверку студентов утром, в обед и вечером в общежитии. Он же непосредственно занимался воспитанием универсальным способом — трудотерапией. Опоздал на утреннюю молитву: идешь мыть полы (туалеты, душевые — нужное подчеркнуть), чистить картошку, убирать снег или подметать двор. То же самое ожидало студента за неуставную стрижку или другие виды нарушения режима.
Активно дежпомы боролись с бессонницей. Дежурный мог зайти в келью с фонариком, чтобы подсветить лицо каждого спящего. Кто открыл глаза — отправлялся мыть полы (туалеты, душевые — нужное подчеркнуть). Вышел из кельи среди ночи и не смог объяснить, куда идешь (даже будучи в нижнем белье)? Ответ очевиден.
Были дежпомы, которые придумывали более действенные средства против бессонницы. Один из дежурных как-то ночью застал не спящими четырех обитателей кельи. Промозглой осенней ночью он вывел их на улицу, раздал лопаты, отмерил квадрат 1,5 на 1,5 м и велел копать. Через час он вернулся к студентам и спросил: «Ну как? Спать хотите?» Семинаристы активно закивали головой. Дежпом велел закапывать яму и возвращаться в общежитие.
Так же ревностно помощники инспекции относились к подъему. Некоторые и здесь делали оригинальные ходы. Например, один дежурный вылил на недисциплинированного воспитанника кружку кипятка за то, что тот долго не вставал после сигнала подъема (подавался с помощью колокольчика). В ответ студент, как он утверждал, «нечаянно махнул» кулаком в глаз дежпому. Руководство семинарии после разбирательства наказало обоих участников инцидента.
Но, кроме трудотерапии, могли и просто в угол поставить. Например, за разговоры во время еды. Порой это действовало эффективнее. Так, однажды дежпом сначала отправил в угол 18-летнего воспитанника, а следом за ним 25-летнего выпускника вуза. Первый студент, стоя у стены, лишь посмеивался, второй после обеда разразился гневной тирадой, но шепотом: «Меня! Человека с высшим образованием! В угол ставить? Как это в голову могло прийти?»
Дуальность сознания семинариста
Обратной стороной медали такого воспитания был человеческий фактор. У кого-то из дежпомов имелись фавориты, кто-то был человеком настроения и срывался на подопечных, а мог и несколько дней не интересоваться ими, кто-то определял правильность стрижки исключительно по своему вкусу. Бывший дежпом: «Когда я стал дежурным помощником, я буквально стал упиваться властью. Просто с упоением гонял студентов. Они теперь — мои. Это на многих накатывает. Кого-то в итоге отпускает, кого-то — нет».
Неудивительно, что постепенно в глазах студентов некоторые помощники инспекции превращались в олицетворение местечкового зла, в противовес которому существовал учебный отдел. Его руководитель — проректор Петр Мангилев, а также сотрудники при необходимости «отбивали» студентов у дежпомов, если речь шла, например, о снятии студентов с занятий. Такая тенденция в сознании студентов привела к появлению «доброго» и «злого» начал внутри ЕПДС.
Обмани устав!
От этой с внешнего вида «муштры» была бесспорная польза. Во-первых, жизнь по уставу с ходу объединяла в одно целое и «тонких интеллигентов», и «гопников», и молодое, и старшее поколение. Формировалось своего рода братство.
Во-вторых, сами студенты старались соблюдать устав только первые полгода, максимум — год после поступления. Сказывалось неофитство в вере, которое присутствовало практически у всех вчерашних школьников, и отсутствие критического мышления. Вместе с тем именно первокурсников чаще всего отправляли на различные работы, и со временем они задавались вопросом: «Мы вроде учиться сюда пришли?»
Начиная со второго курса воспитанники уже пытались обмануть устав, и с каждым последующим годом эти шаги становились изощреннее. Например, студент мог на два дня исчезнуть из семинарии, попросив однокурсников на ночь оставлять в его кровати «куклу» из подушек для вечерней поверки. Другие воспитанники устраивали в общежитии потайные ходы, чтобы на ночь ускользнуть на улицу. Третьи умышленно резали себе пальцы во время чистки картошки.
К третьему году обучения быстро росло число «больных» студентов, которых нельзя было привлекать к тем или иным работам. Успешность всех этих уловок зависела от двух факторов: способностей семинариста и сообразительности дежпома. В случае вскрытия обмана наказание могло быть намного тяжелее, чем приведенные выше — вплоть до вызова на педсовет с участием архиерея-ректора и отчисления.
Пьянство и любовь за деньги
Созданные в семинарии условия, с одной стороны, должны были способствовать взращиванию настоящего пастыря РПЦ: устав, дисциплина и дежпомы. Однако дежурный помощник не может уследить за сотней подопечных (с учетом всех пяти курсов).
Еще один неблагоприятный фактор заключался в большом количестве «бывших домашних мальчиков», которые вырвались из-под родительского надзора. Некоторые из них не выдерживали относительной воли и шли «во все тяжкие» уже на первом курсе. Как правило, это выражалось в злоупотреблении алкоголем. Порой перегар стоял на всем этаже, где жили первокурсники, включая туалетные комнаты. И, по случайному совпадению, это происходило в те дни, когда дежурных помощников не было на месте.
У некоторых «перваков» пьянство сопровождалось буйством. Однажды ночью в келью почти на четвереньках вполз первокурсник (преодолев перед этим вахту, где должен был находиться дежпом). Покачиваясь, студент изрек две фразы: «Мне нужно помолиться на ночь. Затем умыться». После этого однокурсники примотали его скотчем к кровати для его же блага.
Но повального пьянства не было. Многим первокурсникам хватало первой же ночи в туалете после избыточного употребления спиртного. В дальнейшем они относились к алкоголю спокойно. Систематических пьяниц на курсе в среднем было 1–2% (они, как правило, не доходили до принятия сана), регулярно выпивавших студентов — 20–30% (в редких случаях до половины от курса).
По образу жизни семинаристы также радикально отличались друг от друга. Были абсолютные «праведники», которые на протяжении всех пяти курсов придерживались всех норм христианской морали. Вплоть до того, что являлись девственниками (по канонам, у кандидата в священники до свадьбы не должно быть половой жизни).
Полная противоположность «праведников» — так называемые «тусовщики». Здесь был полный набор: от ночных клубов до употребления запрещенных наркотических веществ и походов к проституткам. Так или иначе их образ жизни проявлялся и в семинарии. На одной паре преподаватель долго расписывал тяжесть грехов «девушек с пониженной социальной ответственностью».
— Ну вот сколько они за свой труд получают? — спросил преподаватель (вопрос был чисто риторический).
— Ну, тысячи три. Можно и за две найти, — ответил один студент. Преподаватель долго не мог подобрать подходящей реплики.
Впрочем, и «тусовщиков» на курсах было крайне мало. Подавляющая часть студентов была середнячками между ними и «праведниками». Обычно только после третьего курса у семинаристов выстраивались более или менее четкие ориентиры и формировалось призвание, если оно действительно у них было.
Геи и стукачи
В эпоху отсутствия соцсетей новости из РПЦ к студентам семинарии поступали по принципу «сарафанного радио». За несколько лет пребывания в ЕПДС студенты волей-неволей узнавали о существовании в церковной среде гомосексуальных связей. Но чаще всего семинаристы особого интереса к этой теме не проявляли. Кроме того, подавляющее большинство воспитанников были, как их сейчас бы назвали, гомофобами. То есть против самого существования лиц с нетрадиционной ориентацией особо никто не выступал. Но публичные, да и скрытые проявления чувств между геями для семинаристов были неприемлемы.
Среди преподавателей и дежпомов были подобные настроения с разной степенью терпимости. Впрочем, единичные приверженцы нетрадиционной ориентации все-таки попадали в семинарию. И по необъяснимому совпадению все они оказывались стукачами. При первой же возможности именно эти студенты докладывали дежпому о своих однокурсниках, которые нарушали устав. Братьям по курсу они, в свою очередь, объясняли, что исполняют христианский долг: следят за исполнением послушания.
О нетрадиционной ориентации доносчиков узнавали уже значительно позже, порой спустя годы. В некоторых случаях это становилось явным во время попытки домогательства студента-гея к однокурснику. Обычно такие инциденты решались внутри курса, и все подобные действия пресекались разом. Как правило, эти конфликты старались решать без драки, за которую участникам грозило отчисление. До инспекции информация о «странном» студенте также не доходила. Все связанные с этим проблемы решались внутри братства.
Дальнейшая карьера таких семинаристов складывалась по-разному: кто-то не доходил до выпуска, «морально разлагаясь» вместе с частью однокурсников, кто-то сделал вполне успешную карьеру за счет своих качеств «верного человека», которые он проявил в годы учебы перед инспекцией. Как такие люди попадали в семинарию, вопросов тоже не вызывало — ориентация на человеке не написана. Существовали психологические тесты и собеседование с психиатром на стадии поступления, но в их результативность сами студенты особо не верили.
Убить в себе неофита
Подавляющее большинство поступивших в семинарию подростков фактически были неофитами. У них была некоторая богослужебная практика в качестве алтарников (прислужники), чтецов, даже певчих. Но зачастую они не понимали смысла обрядов или того, что читали на службах. Они исполняли все предписания, выученные ими в приходах, потому что так нужно было.
Порой заложенные в них верования сильно разнились с христианским учением. Самый яркий пример — первокурсники веровали, что Николай II искупил своей смертью все грехи России, что граничит с ересью.
Настоящее христианство для них открывалось уже со второго курса. Относительно самого процесса акцент следует сделать не на количестве предметов, а на принципе их подачи. Дело в том, что и сами преподаватели по своим богословским взглядам радикально отличались друг от друга. Студент за один день мог получить три-четыре вида толкований на непреложный, как ему казалось, догмат. Сомнению подвергалась не сама формулировка, а ее содержание.
Другой преподаватель мог за одну пару заставить семинаристов усомниться в своей вере и затем снова обратиться к христианству. И вся эта цепочка преследовала учащегося изо дня в день. Такая методика расшатывала микромир воспитанника, возникали нестыковки, которые проецировались на окружающий мир.
Реакция на это со стороны студентов была непредсказуемой: одни начинали на полном серьезе разбираться в тонкостях своей веры, изучая как можно больше источников. Другие отказывались принимать «новую» для них веру и застревали на том этапе, с которым пришли в семинарию. Третьи пытались соотнести полученные ими знаниями с ситуацией внутри РПЦ. Довольно часто они ломались именно на этой стадии. Четвертые предпочитали не утруждать себя анализом и принимали все сказанные точки зрения в надежде, что все они истинны.
По этой причине именно к третьему курсу определялись основные ориентиры и формировался облик будущего пастыря, если он захочет принять сан: от приспособленцев и почти атеистов до искренно верующих священников.
Итак, сама по себе система образования в духовной семинарии дает лишь внешние, по своей сути схематические ориентиры. Все остальное зависит от того, захочет ли воспитанник разобраться в своей вере.
Фото: pixabay.com
Читайте также:
Если вам нравится наша работа — поддержите нас:
Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340
С помощью PayPal
Или с помощью этой формы, вписав любую сумму:
