Ахилла

Сегодня день рождения Василия Васильевича Розанова.

***

Эта статья написана по поводу одного японца, который принял Православие и даже закончил Духовную Академию, а потом пошёл в офицеры.

Розанов размышляет о том, почему так неудачна миссия христианства на Востоке: «…О, я сам помню, из студенческих лет ещё, весну 1879 года в Москве, на Третьей Мещанской, в доме Сабуровой. Я сидел на окне в своей светелочке. За нашим большим двором начинался сад — глубокий, душистый. Шёл, должно быть, апрель или май. Не то что было бело в саду, но сад был весь белый, весь пушистый и чудный. Цвели вишенки, бесчисленные вишенки. Вечер не жарок, но тепел. Через два дня экзамен у проф. Сергиевского, и вот вместо лекций литографированных я учил, из страницы в страницу, его печатную книжку: «Апологетическое богословие»… Взгляд — на страничку книги, и потом устно повторяя — взгляд в сад…

Я ничего не запомнил. Помню только, что мне было тяжело. О, как грустно было, и скучно. Никакого протеста, да и зачем протест, и против чего? Ведь я был малыш и необразованный человек. Но мне было ужасно грустно, потому что секунды эти были единственные, а ведь таких книжек много… Их много, и они всегда, везде, а вот этот сад, и этот вечер и я, мой возраст в этот вечер — единственное сочетание!

Толсто надувши щёки, я вздохнул, отвернулся к стене, к обоям какой-то «резедой в рамке», и начал «дуть»: 1) «доказательство онтологическое бытия Божия», 2) «доказательство нравственное того же», 3) «доказательство телеологическое — того же». — «Буль-буль-буль», точно тону. — 1) «Возражения против материалистов», 2) «Возражения против рационалистов», 3) «Возражения против мистиков». — Я всё «буль-буль»… 1) «Неправомыслие Дарвина», 2) «Неправомыслие Спенсера»: всё я «буль-буль»…

И прошли годы; я ничего не помню из учёного, и только помню всё же белые пушистые вишенки, которые и видел-то мельком и в отдалении. Как будто от Бога я оторвался, а погрузился в не-Божие. И вот Божие — запомнилось, а человеческое — пропало.

Так, я думаю, и японец. И для него родина, с её чудеснейшими пейзажами — то же, что для меня — весна, но своеобразная, своя родная японская весна. И вот на фоне её он учит во второй, третий или девятый год: 1) Неправомыслие Лютера об оправдании одною верою. 2) Неправомыслие католиков о чистилище. 3) Неправомыслие старообрядцев, слагающих крестное знамение двумя персты. И прочее. Ох, как это теперь далеко от нагорной проповеди! «Что же они меня манили нагорною проповедию!»

Всё очень обыкновенно. И из наших духовных академий идут в чиновники и в доктора, и мы все не весьма пылки в вере и не весьма интересуемся богословскими вопросами, хотя кто же из нас имеет что-нибудь против которой-нибудь страницы Евангелия? Ожидая сейчас каких-то апостольских озарений на Востоке, мы забываем, что апостолы несли только Евангелие, а мы сейчас несём «и 1800 лет после Евангелия», к «непременной вере и непременному исполнению», — что совершенно не одно и то же. «И катехизис», «и богослужение», «и апологетическое богословие», и ещё тысяча таких же непременных «и»… От этого апостолы успевали, мы не успеваем. У апостолов было одно Евангелие, а доказать его, и поразить им, и ослепить им — легче, чем последующими «1800 годами наших дум об Евангелии».

Но и не только это. Христианство было тогда в процессе возникновения, и оно заражало и рождало, к чему ни прикасалось. Но христианство давно перестало быть бродилом, дрожжами. Оно не «бродит», а установилось. И это его внутренне только статическое, а не динамическое состояние — есть огромная причина притупления его действия. Христианство не только не успевает в Японии и Китае, оно не успевает и в самой Европе. Никто против него не спорит, но никто им и не пламенеет».

(Цит. по Розанов В.В. Около церковных стен. М., Республика, 1995, с. 54-56)