Третье лицо епархии. Часть 5
4 мая 2017 Алексей Плужников
Матушка отца Петра
«Биссектриса — это крыса, которая ходит по углам и делит угол пополам».
Именно эта школьная присказка вспоминалась, когда я встречал матушку отца Петра. Матушка совсем не была похожа на матушку, ту, которую обычно представляют: дородная пышечка, платье в пол, платочек, добрая улыбка, толпа детишек под юбкой. Всё было наоборот: она была тощая дамочка с острой мордочкой, в очках, на каблучках, одетая с иголочки, и православности — ни в одном наманикюренном ногте, как и в брезгливо-презрительной улыбочке, которой она одаривала всех прихожан.
Ходили твердые слухи, что отец Петр второбрачен. То ли первый брак у него был до крещения, то ли это было время большой икономии. С этой женой у отца Петра было трое детей: взрослая дочь и двое младших. Все они были совершенно далеки от церкви, хотя раз в несколько месяцев отец Петр заставлял младших детей появляться в храме и даже причащаться.
А матушка приходила в храм только на воскресную литургию (она работала «в миру» экономистом) и занимала церковную лавку. Там она проверяла тетрадки с записями прихода-расхода на неделе (хотя в храме был свой бухгалтер), копалась в деньгах. Еще ее делом было выдавать певчим еженедельную зарплату.
После литургии певчие спускались с клироса в церковную лавку и смиренно ждали, пока матушка своими острыми пальчиками соберет всю возможную мелочь, чтобы вручить этим наглым оглоедам деньги, которые вполне хорошо чувствовали себя в ее руках, но забирались безвозвратно лодырями, только и умеющими, что драть глотку. Ей казалось это несправедливым.
После службы ее любимым занятием было выцарапывание с канунного столика всего самого лучшего и вкусного, что принесли прихожане. И тут она действительно напоминала лощёную крыску на рыбалке: процокивала к канунному столику (около которого после литургии часто в этот момент служилась панихида) и высматривала сквозь очки нужную добычу. Потом делала хоп изысканной дланью и выдергивала из кучи коробку конфет или фрукты, колбасу или сыр, хорошее вино или консервы. Всё это она загружала в пару больших клетчатых сумок, которые потом грузились в авто.
После ее ловли на кануне, разумеется, оставалось еще немало макарон, муки, старой домашней закрутки (с ржавыми крышками), которую любили приносить прихожане, овощей, хлеба. Большая часть этого шла на кухню, где делали обед для сотрудников храма, кое-что распределялось между священниками и служащими. В основном батоны. Чего-чего, а сухарей у меня в доме потом было предостаточно всегда…
Матушка была глазами и ушами отца Петра. Воскресенье — самый важный день: все священники, певчие, работники храма, прихожане — все тут. И все болтают, до и после службы (часто и во время). А храм — кинотеатр с прекрасной акустикой (достаточно часто было одной девочки на клиросе, чтобы ее пение разносилось в каждый уголок храма). Церковная лавка была под клиросом (вся конструкция была двухэтажная, фанерная, поэтому внизу было хорошо слышно, о чем болтают наверху). Часто потом певчие с младшими священниками удивлялись, откуда отец Петр всё знает, о чем он и не должен бы знать…
Но и кроме матушки у отца Петра была развитая сеть стукачков: так, он убрал хорошую добрую бухгалтершу в другой храм, а себе взял новую, которая стучала не по-детски. И тетку-старосту взял, которая на стуке попадалась не раз, шпионила в открытую.
Служба отца Петра
Служить отец Петр любил. Служил он величественно — на нем отлично смотрелась камилавка.
Воскресная литургия была его бенефисом, моноспектаклем, венчающимся проповедью (о которой отдельно). Иногда он служил праздничную литургию, редко — среднепраздничную, типа Иоанна Крестителя или Казанскую. Такая литургия в его исполнении имела особенность. В то время, когда отец Семен попал в больницу, или в то, когда отец Макар был с младенцем в Москве, на два храма оставалось два священника: отец Петр и кто-то из младших (я пока был еще пономарем). Один ехал служить в маленький храм, с которого начинал отец Петр, в большом — оставался другой. Кто где — решал отец Петр, как было его желание: отдохнуть в тиши первого храмика или показать себя в большом.
Отец Петр никогда не служил вечернюю службу. Никакую, никогда. Если он был один, то службы вечером не было в этом храме (младший священник в своем храме служил и вечером, и утром). В праздник и под воскресенье младший священник служил всенощную в большом храме, а маленький храм оставался без всенощной. Если священники в наличии были все трое, то было еще проще: младший служил всенощную, а отец Петр приходил исповедовать. Поисповедовав, он уходил в кабинет и встречался с прихожанами (во время службы). Окончив дела, просто уходил домой. В любой момент. Лишь когда я стал священником, и по пылкости неофита пытался насаждать благолепие службы, то по моим настойчивым просьбам, отец Петр пару раз вышел на помазание, раз или два — спеть величание. И всё.
Кстати, если литургию служил младший священник, то отец Петр никогда не сослужил, никогда не причащался. Обычно в таких случаях он во время литургии принимал посетителей в своем кабинете.
Однажды всё-таки отец Петр решился послужить всенощную, тем более повод был: престольный праздник в маленьком храме. Дело было в декабре. Мороз, снег, метель. Отец Петр посадил в машину меня в качестве пономаря, и своего регента из маленького храма — восьмидесятилетнего деда, сухонького и наглого, который уважал только отца Петра, чмырил младших священников и запросто после службы забирал лучшую часть кануна вперед священника.
Когда машина подъехала к воротам храма, оказалось, что снег перед въездом не расчищен. Почему-то это привело отца Петра в ярость. По его междометьям была ясна мысль: да я, да ради вас, да жизни не жалею! а вы, гады ленивые!! Отец Петр принял гениальное решение: он высадил меня и деда, велев нам идти и вычитывать всенощную, а сам развернулся и уехал домой, наказав так гадких прихожан…
В том храме, кстати, девяносто процентов прихожан — старушки за восемьдесят да дедуля-староста, тоже этого возраста…
Наверно, именно в тот момент я, работавший в храме уже два месяца, осознал, что представляет собой третье лицо епархии. Я не мог понять причину ярости: снег был не расчищен — да, была метель, в храме прихожан еще не было, был только дед-староста, еле ковыляющий. Можно было взять самому настоятелю лопату и покидать снег. Можно было велеть мне расчистить снег — пять минут и нет проблем. Но уехать домой, отменив всенощную под престольный праздник из-за барского приступа — этого ни понять, ни простить я не мог.
Среднепраздничную литургию отец Петр служил так: давал начальный возглас, хор на клиросе вычитывал утреню, первый час (без возгласов священника). В это время отец Петр совершал проскомидию. Если вычитка совершалась быстрее проскомидии, то или воцарялось гнетущее молчание, или хор начинал читать девятый час или кафизмы. Если проскомидия заканчивалась быстрее, то отец Петр посылал на клирос пономаря с указанием заткнуться и сразу переходить к третьему часу. Надо ли говорить, что меня дико бесило это, с моими возвышенными представлениями об уставе. К тому же, никакой необходимости в такой халтуре не было: ни пожара, ни других причин.
Это бесило не только меня. Одно время на приходе был пономарь-ставленник (когда я был уже священником). Однажды, на веление отца Петра вычитывать утреню двунадесятого праздника он ответил гневным отказом, за что подвергся опале и разборкам. Отец Петр прямо сказал этому парню, Вячеславу, что это я его подбил на бунт. Мне отец Петр этого в лицо не сказал: заглазье — это был его конек.
Служба стала одной из причин начавшихся конфликтов между настоятелем и мною. Когда я стал пономарем, то ужаснулся, в каком состоянии находится алтарь и пономарка: грязь, пыль, копоть, старые тряпки вместо приличного облачения на престоле и жертвеннике. Я всё это отчистил, но отец Петр в чем-то любил пышность (например, пользовался хорошим ладаном), но уголь для кадила использовал самый дешевый, кусками, продававшийся в магазинах в мешках, для шашлыков. Такой уголь в кадиле очень долго раскочегаривался, мгновенно покрывался слоем пепла и быстро остывал, соответственно, работа с кадилом была мукой: надо было постоянно раздувать, беречься от пепла и копоти, которые разлетались во все стороны, но не получалось. Алтарь был черным (пономарка была просто частью алтаря, никак не отделенной), всё оседало на иконах, облачении, стенах, потолке (до потолка было метров 25 — отмыть возможно, только поставив леса). Я высказывал это отцу Петру — тот игнорировал с улыбочкой.
Такое же отношение было с кагором. Когда служил отец Петр по воскресеньям, то использовался более-менее нормальный кагор, но когда младшие священники служили на буднях, то кагор был самый дешевый — 32-й (с католическим монахом на этикетке). Кто знает, тот понимает: коричневая бурда, от одного вида которой тошнит, а когда приходится потреблять после службы… Меня тошнит до сих пор. Но экономия важнее всего.
Было и положительное в службе отца Петра. Так, он брал в алтарь многих: и тинейджеров, и юношей, и взрослых мужчин. Хотя порой это было перебором (5-7 пономарей в алтаре — неразбериха, хихиканье мальчишек), но я это разруливал на правах старшего. Служба была красивой: ребята открывали царские врата, мужчины выходили со свечами (или наоборот), кто-то читал, кто-то подавал кадило. Многие, прошедшие алтарь отца Петра, захотели стать священниками, некоторые стали, и даже теперь служат в том храме.
Помимо литургии отец Петр обожал панихиды. Их он служил в обязательном порядке с хором (да и на отпевания на дому всегда брал с собой пономаря и певчего). Панихиды он служил проникновенно, с чувством произнося слова о смерти и упокоении. Служил всегда с аналоем и в фелони (не как многие отцы: быстренько напялив одну епитрахильку, помахав кадилом и — «со святыми упокой»). На людей это производило впечатление. Молебны и другие требы, вроде крещения или венчания не любил.
Но литургия была лишь прелюдией для отца Петра. Ибо не было для него ничего важнее, чем проповедь. И вот к ней он готовился тщательнейшим образом. В течение рабочей недели можно было видеть его в кабинетике, сидящего за компьютером, что-то набирающего, копающегося в книжках, распечатывающего кучу листков.
После литургии отцу Петру ставили на амвоне аналой, он величественно выходил, держа в руке папку с текстом проповеди. И начиналось священнодействие. Отец Петр не читал проповедь — он хорошо ее выучивал, листки для него нужны были в помощь, когда запнется или потеряет мысль. Говорил отец протоиерей виртуозно, как настоящий оратор. Он всегда знал, где, как и на что надавить, когда возвысить голос в патетическом громе, а когда сделать зловещую паузу, во время которой грешники с трудом сдерживали позывы к мочеиспусканию. Он мог закричать так, что каждый понимал, что это касается каждого, и каждый съеживался. Он мог мудро рассуждать, сыпля цитатами и опираясь на житейский опыт. Он мог пошутить так, что все сразу чувствовали облегчение и радость, как дети, когда ласковый отец гладит их по головам, несмотря на шалости.
Отец Петр был разумен — никогда никакой дури в проповедях он не нес, но и не либеральничал, был вполне мейнстримно-консервативен.
Проповеди длились минимум полчаса, но иногда и 40, 50 минут, а порой и час. Фишкой было то, что на дверях храма висел ящичек, куда любой желающий могу кинуть листочек с «вопросами настоятелю». И в конце проповеди отец настоятель обязательно отвечал на эти вопросы. Возможно, лишь на некоторые, ибо только он мог открывать тот ящичек.
Многие были в восторге от проповеднического таланта отца Петра. Вот только те, кто знали его не только как ангелоподобного священника в далеком алтаре, который говорит мудрые проповеди, а пи́сать никогда не ходит, слушали эти проповеди и не могли избавиться от шизофренического чувства: или кто-то сошел с ума, или отец Петр нагло, бессовестно, бесстыже брешет. Брешет с амвона, брешет не тогда, когда говорит о возвышенном, а тогда, когда отвечает на вопросы из ящичка, когда что-то касается жизни прихода. Брешет, не стесняясь, что тут же стоят люди, знающие правду.
Но выглядел отец Петр при этом величественно.
Обсудить статью на форуме
Читайте также:
Если вам нравится наша работа — поддержите нас:
Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)
Или с помощью этой формы, вписав любую сумму:
