Ахилла

В последние годы мне часто снится один и тот же сон, с небольшими вариациями. Будто я присутствую на архиерейской службе, во главе с нашим прежним митрополитом, которая вот-вот начнется, или (второй вариант сна) я нахожусь в своем старом вагончике, приходе, настоятелем которого я был десять лет. Там я тоже должен служить то всенощную, то другую службу.

В обоих случаях меня охватывает тревога. Я ищу судорожно ее причину и вдруг понимаю: как же так, меня здесь не должно быть — я же в запрете (иногда во сне вспоминаю, что на самом деле даже сан уже снял), я же не могу служить вместе со всеми на архиерейской или, тем более, в своем вагончике, где вот-вот, наверное, придет новый настоятель или прихожане, которые будут недоуменно и осуждающе (или еще хуже — снисходительно) на меня смотреть.

Я должен срочно уйти; если на мне подрясник или другое облачение, я пытаюсь поскорее от него избавиться и избавить всех от своего присутствия.

Ведь я не принадлежу больше этому месту и этим людям…

И я в ужасе просыпаюсь. Пытаюсь вспомнить, где я, кто я — и облегчение заполняет меня, как прохладная морская волна: это лишь сон и я больше не принадлежу тому миру.

Наверняка благочестивцы сделают из моего сна однозначный вывод: это совесть его мучает за то, что бросил «самое высокое служение священника», и вот теперь страдает, душа его погибает, подсознательно он хочет вернуться, но уже поздно, сатана «скрутил его и духовно, и физически». Да еще и «Ахиллу» завел, как уверены многие, ради того, чтобы «отомстить» своим прежним собратьям.

Но сам я толкую свой сон иначе. Этот сон — напоминание-предостережение: нужно уходить из того места и от тех людей, которым ты не принадлежишь. Так будет лучше для всех.

Мне часто в последние, «ахилловские» годы пишут священники. Пишут в личку или звонят по телефону, чтобы обсудить наедине то, о чем они практически ни с кем не могут поговорить, потому что трудно найти того, кто имел бы необходимый «опыт». Многие из них помнят меня еще по тем временам, когда я был достаточно известным молодым священником-блогером, писал миссионерско-просветительские статьи, выпускал книги. Некоторые узнали обо мне только благодаря «Ахилле».

И отцы приходят поговорить на одну, в принципе, тему: что делать, когда ты уже стоишь на пороге? На пороге выхода из священства. Когда нога уже занесена, когда пытаешься пробовать со страхом прочность порога и даже ставить ногу на зыбкий грунт «мiра сего» — но батюшка не знает, что ему делать дальше: решиться и выходить за порог или все же одуматься и вернуться в «ограду», в привычный мир, к служению, хотя и душа против этого.

Истории у всех разные, но в целом похожие — причина конфликта со своим священническим служением чаще всего связана с семьей. Или семьи уже давно нет, и священник устал быть один. Или семья, жена есть, но полюбил другую (тут бывают варианты: кто-то делится историей своей «незаконной» любви, при этом предпочитая оставаться и дальше служащим священником, как-то «утряся» вопрос; кто-то напротив — хочет уйти с любимой женщиной, порвать с прежней жизнью совсем, снять сан (а может, не снять, а «отложить» его в сторону — некоторые уверены, что священство, как крещение, «не снимается» — тут не хочется вдаваться в богословские рассуждения, пусть каждый считает как ему удобнее)).

Бывают иногда и варианты, когда у священника все хорошо с семейной жизнью, но уйти все равно хочется, нужно (или не нужно?): обрыдла жизнь в РПЦ в целом; батюшка разочаровался в себе как в пастыре, его тошнит изображать не того, кем он является; гонит архиерей, собратья — лицемеры и циники, и ты уже просто устал бороться с разочарованием…

Ситуации разные, но вопрос задают один: расскажи, Алексей, как оно там, в мiру? Как ты решился уйти, как ты выжил, не сошел с ума без служения, как устроился на работу?..

Я в сане был 11 с половиной лет (считаю со времени, когда я ушел, а не когда официально патриарх шлепнул печатью по бланку «снять сан»), через несколько месяцев будет уже 5 лет безпоповства.

Когда год за годом служишь священником, то постепенно возрастает душевное расслабление вкупе с неким самодовольством, самоуспокоением: ну вот, ты батюшка, ты будешь им до конца жизни (если будешь себя хорошо вести перед начальством), тебе обеспечен хоть и не роскошный, но вполне стабильный доход (что немаловажно в наше время в нашей стране), у тебя всегда на столе будут батоны, вермишель и картошка (и пузо будет год за годом расти на питании с канунного столика). Тебя всегда будут уважать — прихожане и часто — светские люди, по крайней мере, слегка опасаться. Ну, благочинного и архиерея ты видишь редко, поэтому неуважение от них как-то можно пережить.

А еще на тебе есть защитный скафандр — твой поповский облик. Когда ты идешь в подряснике, скуфье и с крестом на животе, то люди смотрят на тебя иначе — ты особенный человек, на прямой связи с небесами. Тебя подвезут на машине, если что, даже сами предложат, тебе сунут в ручку несколько тысяч за то, что ты соблаговолил помахать кадилом над покойником двадцать минут. А еще тебе облобызают эту ручку и спросят, кланяясь, совета: «как жить, батюшка? Вразумите-научите». И неважно, что «отец» N в два или три раза младше своего «чада», неважно, что сказать-то тебе и нечего, кроме шаблонных резонерских фраз на автомате, неважно, что… Да в общем, все неважно, зато твоя жизнь стабильна, прочна и сыта.

И ты превращаешься в скотину. Благочестивую, благообразную, умытую, важную, глаголющую красивые, высокодуховные словеса, — но скотину. И слава Богу, если ты сам себе станешь противен.

Так что, когда я просыпаюсь в холодном поту от того повторяющегося сна, я радуюсь — я больше не та сытая скотина. Я могу быть самим собой, могу быть до конца честным с самим собой — и нет свободы выше этой.

Да, на этом пути можно потерять очень многое, и будет крайне больно от этих потерь — я это знаю, но мои потери и моя боль — не тема для публичного обсуждения. Но я также знаю, что я поступил правильно — я принял решение, и теперь живу с ним и его последствиями.

Поэтому всем отцам, которые меня спрашивают, что делать, я могу дать свой не теоретический, а практически испытанный ответ — принимайте решение. Не рубите хвост кошке частями, не мучайте себя и окружающих бесконечным неуверенным качанием туда-сюда — примите то решение, которое будет честным и в котором вы сможете остаться самим собой, когда вас не будет тошнить при виде себя в зеркале.

Это решение может быть любое — уйти, остаться, начать заново или попробовать исправить старое — тут у каждого свой путь, своя жизнь. Но хуже всего, когда священник начинает оправдывать свою неуверенность, свою, скажем прямо, трусость перед принятием решения «богословскими» причинами. Мол, ну как же, я ведь давал присягу, надо служить, священство — это навсегда, несмотря ни на что… Вот тут уже человеку трудно помочь. Потому и становятся священники скотинами, потому что считают, что главное — быть священником, только смысл в это вкладывается какой-то… Нехороший, в общем, смысл, магическо-ритуальный, когда возможность воздевать руки горе́ перед престолом ставится выше собственной души. Что Богу важнее — твоя честность или твое священство? Каждый пусть сам решит.

Что же касается конкретных человеческих страхов — как начать новую жизнь в мiру, — то тут, да, будет нелегко. Как я выше сказал, поповская жизнь в довольстве и сытости, в уважении, выданном авансом, — не тебе, а твоему подряснику, — очень расслабляет. Я вот сейчас бью себя по голове за то, что за столько лет поповства, когда у меня было достаточно свободного времени, я не научился чему-то полезному, не приобрел дополнительной профессии, хотя бы надомной, за компьютером, не выучил язык-другой.

Когда я резко ушел из священства, мне повезло, что меня поддержала любимая женщина, а также повезло, что в моем философском дипломе есть отметка «педагог». Но за первые годы мне пришлось не раз менять работу, наталкиваться на обманщиков-работодателей, быть то редактором, то администратором в приюте для бездомных, то тьютором в школе для «особых» детей, даже некоторое время грузчиком (из-за чего я сильно подорвал здоровье). И создание «Ахиллы» — это в первую очередь было моей отчаянной попыткой начать работать не на «дядю», а на самого себя, рискованное предприятие с неопределенным будущим.

Но все же я рад, что я на свободе. Пусть тут, в мiру, тяжело, но по крайней мере мне не надо изображать из себя того, кем я не являюсь.

Да, я понимаю и мне очень жаль тех отцов, у которых нет и моего бэкграунда — публицистического и педагогического. Если ты окончил только семинарию-академию, а потом 10-15-20 лет только махал кадилом, то уйти будет невероятно трудно, потому что кому ты нужен без профессии, особенно после сорока.

Мы уже в прошлом году затрагивали эту тему, и поэтому еще раз обращаемся к священникам, которые по тем или иным причинам ушли из клира и живут в мiру хотя бы уже больше года — расскажите нам, как вы выживаете, как смогли чему-то выучиться, как устроились работать, как чувствуете себя, тянет ли вас назад, к кадилу и кропилу, к духовной жизни и т.п. Возможно, такие рассказы о себе в чем-то помогут тем священникам, которые стоят на пороге и не могут пока определиться, куда им шагнуть.

Иллюстрация: картина Василия Шульженко «Заблудившийся на карнавале»

Читайте также:

• Как, уйдя из священства, выжить в миру?
• Вся суть в середине, или Будни грузчика-интеллигента
• Без саун и «Мерседесов»: тайная жизнь православного священника
• Олег Курзаков: О причинах моего ухода из клира Красноярской епархии и сложении священного сана

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: