Ахилла

Из кандидатской диссертации Васильевой А.В. «Социокультурный облик православного духовенства в Западной Сибири в конце XIX — начале XX вв.», Омск, 2015, фрагменты.

***

…Известный в Омской епархии священник Иван Голошубин сетует на то, что переселенцы (преимущественно полтавцы и черниговцы) стараются обойтись без личного присутствия священника на погребении, требуя провести отпевание заочно, в церкви, сами устраивают кладбища на землях, для того не предназначенных, без разрешения крестьянского начальства и без освящения земли священником. Эта ситуация, как видно, огорчает священника вполне искренне — он чувствует себя в ответе за нераскаянные души, отошедшие без необходимого обряда.

Общее ощущение важности и особой роли священника в процедуре умирания в равной степени присутствует во всех текстах, где служитель говорит о смерти. Впрочем, оно не является уникальным, а задается многочисленными поучениями о роли священника у постели больного: в течение XIX и начале XX века выпускается масса поучений о приготовлении пасомых к смерти, в епархиальных ведомостях неоднократно публикуются соответствующие статьи.

Освящение земли вообще было одним из камней преткновения между священником и миром. Кладбище крестьяне желали иметь в непосредственной близости от селения, однако для его устройства требовалось изрядно похлопотать: возбудить дело об открытии кладбища в духовной консистории, определить участок земли под него, отмежевать с помощью землеустроителя, получить разрешение от духовного начальства и только после этого осуществлять захоронения. Далеко не всегда возбужденные дела удовлетворялись: чаще всего начальство находило возможным предоставлять одно кладбище для нескольких близстоящих поселений (несколько верст). Это вызывало определенные конфликты и увеличивало количество погребений без соблюдения элементарных религиозных обрядов, и, как следствие, понижало роль священника в глазах прихожан, что остро осознавалось им как ситуация, в которой он не может должным образом исполнить священную обязанность, определенную саном.

Спецификой изучаемого периода, вероятно, выступает невозможность пастыря значительное время уделять каждому из пасомых, отсюда быстро распространившееся равнодушие к присутствию священнослужителей в момент смерти. Имеются данные о том, что в деревнях, подозреваемых в массовом уклонении от православия, сведения о смертях вообще не передавались приходским священникам, а умерших погребали без всякого обряда (или, скорее, используя альтернативные обрядовые формы). Однако такие случаи становились все более частыми в деревнях, более или менее относимых к православным: «В Ц. Колодцах один переселенец Ш-н безо всякого разрешения со стороны священника похоронил своего сына младенца, и он несколько месяцев лежал в земле без отпевания, несмотря на то, что хата Ш-на стоит напротив храма».

Священнослужители наблюдали все большую формализацию отношения к погребениям: прихожане считали вызов священника для проведения обряда лишней тратой денег, предпочитая просто купить у него «венчики» и затем заказать службу в церкви. Желание священника провести полный обряд сообразно церковному чину рассматривалось прихожанами как погоня за деньгами. «Нехай эти гроши лучше пропьем, а не дадим их попу», — говорят они И. Голошубину, когда тот отказывается освятить кладбище, за что крестьяне «мстят» — не приглашают его провести молебны. Таким образом, для крестьян проведение канонических церковных обрядов уже перестает считаться необходимостью и практически не связывается с посмертным существованием умершего. Благополучному посмертию скорее должны способствовать многочисленные народные обычаи — приношения хлеба, «отпуски души» и т. д., для исполнения которых священник чаще всего не требовался. Таким образом, в деле сопровождения смерти священнослужитель постепенно вытесняется на второй план в силу различных причин: физической невозможности присутствия, формализации обрядовой стороны веры («внешнее Богопочтение»), малой материальной обеспеченности прихожан. Полное сопровождение смерти соответствующими обрядами становится почти роскошью, зачастую, с точки зрения прихожан, совершенно ненужной. Возникает противоречие: священник считает себя проводником в Царство Божие, для прихожан эта роль все менее очевидна — тем более в свете усиливающегося влияния сект.

Вообще же неоднократно самими служителями подчеркивается двойственность их положения: с одной стороны, они выполняют трудовую функцию, за которую полагается вознаграждение, с другой — сама суть выполняемой функции настолько деликатна, что иной раз получение вознаграждения вызывает у служителя моральные терзания: «„А сколько, батюшка, за труды, вы уж не обидьте сирот“, говорит жена-хозяйка… сознаешь, что и этот умирающий, и жена его хотя и принимают твое утешение, но принимают так как то, за что уплачены деньги!»

Кроме того, священнослужитель обязан готовить к смерти тех, для кого этот момент еще видится отдаленным и будто бы не совсем реальным. Цели подготовки служит, прежде всего, погребальный обряд: в (..) статье о погребении Литвинова читаем: «Умилительный чин погребения, при особых обстоятельствах его совершения, производил особенно сильное впечатление на молящихся». Затем значительная роль возлагается на пастырское назидание в виде проповеди и повседневных наставлений. Но даже при возможности чтения проповедей сами же священники признают их бессмысленность: «Иной много трудится над составлением поучения, быть может, молится над своею проповедью и питает надежду, что будет иметь успех у слушателей. Вот он всходит на кафедру — и его речь оказывается апатичною, вялою, безжизненною. Ему кажется, что он трудился напрасно, что его проповедь не производит никакого действия на пасомых, она для них и недоступна, и неинтересна, и лучшими их не сделает… Бывали случаи, что пастыри после первых неудачных проб замолкали навсегда».

Иллюстрация: картина К. Маковского «Похороны ребенка»

Читайте также:

• Хотите ли вы для себя такой участи, преосвященный епископ Евтихий?
• Ишимский епископ возмутился правилами отпевания в Курганской епархии
• Кладбищенское православие

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: