Ахилла

Прошлой зимой я уже написал статью для «Ахиллы» «Не бросайте камень в выгоревших», опубликовав ее тогда анонимно и описав события в виде художественной зарисовки. Речь шла о приюте «Светлица» для беременных женщин и рожениц, оказавшихся в сложной жизненной ситуации. Сейчас я готов поделиться с читателями сайта еще несколькими историями, дающими представление о работе таких кризисных центров. Многие проблемы одинаковы для всех церковных приютов страны, но есть у нас и свои уникальные особенности.

Для начала хочу честно ответить на вопрос — зачем я это пишу? Ответов будет несколько, и главный для читателей в том, что я могу много рассказать про особенности подобных учреждений, и благодаря этому в дальнейшем у людей сложится реальное понимание происходящего в подобных центрах. И, при попадании в сложную ситуацию, женщина будет иметь представление о том, что ее ждет в случае принятия ею решения получить помощь в каком-то приюте. Будет понимание и у благотворителей — стоит ли помогать таким кризисным центрам, а главное — чем и как нужно помочь, а как не нужно. А главный ответ для меня, если быть откровенным в первую очередь с самим собой, — я пишу это из чувства обиды и несправедливости на высшее руководство организации, и на этом нужно остановиться подробнее.

Чаще на «Ахилле» встречаются критические статьи от рядовых членов Церкви (простых священников, работников храмов, дьяконов, прихожан). Люди, занимающие какое-то положение в иерархии (епископы, настоятели многоштатных приходов, игумены монастырей), Церковь не критикуют, по крайней мере мне такие не встречались. В этом мой случай необычный, я почти шесть лет был заместителем председателя Костромской региональной общественной организации «Духовно-просветительский центр „Кострома“», одним из направлений работы которого и являлся приют. То есть выше меня были только председатель организации и ее духовник, и поэтому, в отличие от многих писавших на сайт, я знаю ответ на вопрос о движении финансовых средств в организации и на прочие главные, самые серьезные вопросы.

Наверное, руководству КРОО «ДПЦ „Кострома“» не стоило при моем увольнении ссориться со мной, тем более я предлагал им вполне приемлемые для них варианты «мирного развода». Согласись они тогда, и сор из избы не был бы вынесен. Думаю, что я молчал бы даже в том случае, если после нашего «немирного развода» мы просто оставили бы друг друга в покое, и они не начали бы всячески мешать мне и моей семье жить без них (а в ответ не получили бы с моей стороны жалоб в прокуратуру, трудовую инспекцию, статью в местной газете, ведь говорят, что лучшая защита — это нападение). Впрочем, об этом я расскажу в свое время, в одну статью невозможно вместить все, что хочется сказать.

Говорят, что Бог ни делает, все к лучшему. Сложившаяся ситуация для меня представляется трудной в психологическом смысле, но, видимо, так нужно. И для читателей, и для меня. Молчанием предается Бог. Я понимаю, что лучше преодолевать трудности и говорить правду, чем жить легко и покрыть молчанием ложь. Гораздо сложнее, но лучше…

Сейчас мне хочется начать рассказ с одного из видов помощи, которые получали приходящие в приют, и о том, как эта помощь вышла боком его администратору, причем получилось все не случайно, такой вариант развития событий просчитал когда-то духовник центра митрофорный протоиерей Виталий Шастин. Просчитал и — подстраховался, что и спасло его от уголовного преследования, а администратора не спасло…

Цитата: «Причиной отчуждения всегда является гордыня и самость. Именно под действием этих страстей человек начинает противопоставлять себя другим. Отчуждение врачуется смирением. Где нет смирения, там нет подлинной любви, которая в основе всех традиционных нравственных ценностей. Ее место тогда занимает псевдолюбовь — эгоизм, а он все разрушает». (прот. Виталий Шастин)

Приют «Светлица» начал работу в 2011 году в районном центре Костромской области, в городе Нерехта, в здании бывшей школьной столовой, которую администрация города передала в безвозмездное пользование КРОО «ДПЦ „Кострома“» на 30 лет с формулировкой «для создания православного дома престарелых и реализации иных программ в соответствии с Уставом организации». Проживать в доме престарелых было некому, поэтому на свет появился приют «Светлица», в котором планировали помогать женщинам, стоявшим на грани совершения аборта или на грани отказа от новорожденного по причине финансовых трудностей и отсутствия жилья. Появились и требования к проживающим, стандартные для структур РПЦ и околоцерковных организаций: отсутствие вредных привычек, соблюдение норм православного благочестия и т.п.

Об этом никто не говорил раньше, разве только мимоходом. Что многие приходят в монастырь от неимения другого жилья, например, или люди, освободившиеся из мест не столь отдаленных. Задайтесь сейчас вопросом о том, соответствуют ли эти люди и их поведение нормам благочестия, хоть православного, хоть какого другого? Создавая приют для трудных женщин, можно ли ожидать, что они не курят и не пьют, ходят в длинной юбке и живут в венчанном браке, заключенном один раз и на всю жизнь? Конечно нет. Отбросив политкорректность, я скажу прямо, что почти все клиенты нашего приюта (да и всех остальных приютов в стране) обязательно курят, имеют за плечами разводы или несколько сожительств, если детей больше одного, то они, как правило, от разных мужчин. Эти женщины в сложной ситуации обычно не трудолюбивы и не чистоплотны, не умеют вести домашнее хозяйство и готовить, дети у них зачастую от асоциального образа жизни хронически простужены. Я говорю это не чтобы осудить, но чтобы показать, как неразумно требовать от таких женщин соблюдения норм христианского благочестия.

Тогда зачем же это требуют в приютах? Не разумнее было бы не ставить заведомо невыполнимых требований. Сегодня я знаю ответ — эти требования нужны, чтобы привить проживающим чувство перманентной вины. Если вдруг у какой-то женщины в приюте возникнет вопрос: «А почему так скудно кормят», то всегда наготове ответ о том, что ее и так бесплатно приютили, за что она уже должна быть бесконечно благодарна, а кроме того администрация знает и за ней грешки вроде курения, которое строго запрещено, так что чья бы, мол, корова мычала.

Кроме того, таким образом можно заставить человека делать очень многое. Женщина с грудным ребенком на руках устает, малыш — это работа двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Пойдет ли женщина бесплатно мыть полы в паломнический корпус, расположенный по соседству? Пойдет, если припугнуть ее исключением за невыполнение правил проживания. Которые она, напомню, в полном объеме не готова выполнять, это сложные женщины, а не выпускницы института благородных девиц.

А еще таким образом можно регулировать число проживающих в приюте. За несколько лет работы я ясно увидел, что в жизни приюта бывали периоды, когда туда брали всех без разбора и даже рекламу размещали в женских консультациях и подобных местах, а бывали периоды, когда всем подряд отказывали в помощи, не принимали в приют. Это зависело от наличия или отсутствия выигранного гранта или помощи от частных благотворителей. Если в какое-то время денег КРОО «ДПЦ „Кострома“» на приют не получала, то обращающимся отказывали в приеме. После заполнения краткой анкеты женщине указывали на наличие у нее вредной привычки или на то, что она родила, не будучи в браке, что являлось основанием для отказа в поселении в «православный» центр. Если же председатель организации выигрывала очередной грант или находился готовый регулярно помогать финансово благотворитель, то в приют брали всех, да желательно побольше, чтобы документально отчитаться перед грантодателями о проживающих, а благотворителю предоставить красивые фото. В данном случае председатель по поводу тех же пунктов в анкетах говорила что-то вроде: «Ну а кто сейчас не курит». Или: «Это же трудные женщины, конечно, они в блуде живут, без регистрации в ЗАГСе, разве мы не должны помочь, наш долг не осудить, а наставить на путь истинный».

Проходило несколько месяцев, очередной благотворитель разочаровывался в помощи приюту (почему, я подробнее расскажу в следующий раз), или заканчивался грант, и тогда курение или блудное сожительство вновь становились непреодолимым препятствием для поселения в центре.

Итак, приют был открыт в здании школьной столовой, то есть по документам в нежилом здании. Тут нужно пояснить, что как минимум половина обращающихся за помощью женщин не имели прописки или даже временной регистрации, без которых невозможно оформить государственные пособия по рождению ребенка, устроить его в детский сад и т.д. Можно не перечислять, всем понятно, что каждому нужна хотя бы временная регистрация и для чего она нужна. Но в нежилом здании приюта (по документам — столовая) ни прописаться, ни зарегистрироваться было нельзя. Тогда приняли решение купить домик в деревне, самый дешевый из продающихся на то время в Нерехтском районе, чтобы регистрировать женщин и их детей в нем. Но оформить право собственности почему-то решили не на организацию, или ее председателя, или духовника, а на Елену — на одну из проживающих в приюте женщин, с новорожденным сыном. Купля-продажа была совершена в 2013 году. А почему оформили не на организацию, стало понятно только в феврале 2019 года, когда МВД начало проверку по факту фиктивных регистраций людей в этом здании.

К зиме 2019 года Елена успела зарегистрировать 96 человек. Обычно регистрация оформлялась на шесть месяцев, реже на год или на три месяца, поэтому ко времени начала проверки в здании было зарегистрировано около десяти человек, однако сотрудники МВД в ходе проверки нашли многих из тех, кто был зарегистрирован там год, два, три назад и опросили их. Елена честно сообщила, что регистрировала людей по указанию руководства приюта, тех, кто проживал в «Светлице», но были и те, кто не проживали, такие приходили от отца Виталия, видимо, из числа его прихожан или захожан, были среди них и две цыганские семьи, которые просили милостыню около его храма. Опрашивали и меня, и отца Виталия, который дал показания о том, что дом этот подарил когда-то Елене, и чем она там занималась, он не знает, то есть он тут не при чем.

Это была явная ложь, которую могли опровергнуть те же цыгане, а также его прихожанка Виктория с дочерью. Но разве будут люди, которым разрешили просить милостыню у храма, которых настоятель не прогоняет с территории, свидетельствовать против него?

В итоге уголовное дело по статье 322.2 УК РФ было возбуждено только против Елены, которая, якобы, сама знакомилась с людьми, просившими у нее помощи, и по доброте душевной их регистрировала в своем доме. КРОО «ДПЦ «Кострома», в приюте которой и проживали большинство из фиктивно зарегистрированных, и ее духовник оказались как бы не при чем. При желании их можно было даже представить пострадавшей стороной: мол, дали людям бесплатно пожить у себя, кормили-поили, а они вон чего, уголовный кодекс нарушали, оказывается. Кстати, как только женщина начинала получать хоть какие-то пособия, ее сразу обязывали заключить с организацией договор о «добровольной» компенсации с ее стороны части расходов на пребывание в приюте, поэтому назвать его бесплатным нельзя. В качестве компенсации женщина вносила 70% своих доходов, поэтому в ее регистрации больше была заинтересована организация, чем сама женщина. Когда благодаря появившейся регистрации она начинала получать пособия, из каждой тысячи ей оставалось только триста рублей, остальное получал приют. Впрочем, о финансах я расскажу в следующий раз.

Чего греха таить, вместе с духовником и председателем организации во всех делах организации участвовал я лично. Эти «добровольные компенсации» сдавали проживающие в приюте мне, как заместителю председателя, который гораздо чаще встречался с ними, чем председатель. В паспортный стол возил женщин и Елену, которая была трудоустроена в организации с 2013 по 2019 годы, тоже я на служебной машине организации. Бросая камень в огород КРОО «ДПЦ „Кострома“», я бросаю его и в свой огород тоже. Если я сейчас говорю: «Мы делали плохо», то я обязан говорить именно «мы», а не «они». Скажу прямо, что первые два-три года я действительно не понимал, что происходит, все слишком хорошо было скрыто пеленой красивых слов «духовника». Я написал в кавычках, потому что более, чем за пять лет моей работы, «духовник» отслужил всего два молебна, и то на второй забыл половину облачений, не всех проживающих он даже знал по имени. А когда я понял, что́ на самом деле происходит, а главное — почему происходит все именно так, к тому времени возникла привычка, не знаю, служит ли мне этот хоть каким-то оправданием. Но о духовнике и о себе я тоже напишу подробнее позже.

А завершить первую часть я хочу тем, что уголовное дело против Елены в итоге закрыли. Весной 2019 года был суд, ее защищал бесплатный государственный адвокат, который смог доказать, что хоть регистрация и была фиктивной, но денег Елена за нее с регистрируемых не получала, они все были нуждающимися в помощи, она раскаивается в содеянном, она мать-одиночка. В общем, многочисленные смягчающие обстоятельства перевесили.

У меня есть копия протокола на многих листах, где рассказывается о времени и месте ее «преступлений». Такого-то числа Елена обратилась к паспортистке N с заявлением о регистрации гражданки NN на срок 6 месяцев, заведомо зная, что гражданка NN не имеет намерений проживать в доме по адресу …, принадлежавшем Елене на основании… В дальнейшем, в продолжении своего преступного умысла, Елена обратилась к паспортистке N с заявлением о регистрации гражданки NNN на срок … заведомо зная… И так 96 раз, десятки страниц. После этих, продолжавшихся несколько лет преступных умыслов, идут показания гражданина Шастина Виталия Михайловича … года рождения, который говорит, как он подарил этот дом Елене и как потом ничего не знал о ее преступных умыслах.

Дело против Елены закрыли. С февраля по май она много раз ходила в полицию и в суд, беседовала с дознавателями и следователями, не спала половину ночей и обращалась к нескольким знакомым людям, в том числе и ко мне, с просьбой позаботиться о сыне, который оканчивал первый класс. Пока она будет в тюрьме, что же станет с ребенком… Пока она будет в тюрьме за «преступления», от совершения которых она не получила абсолютно ничего. Женщины оформили себе и детям регистрацию, организация в результате получала 70% их пособий, благодаря чему духовник мог немножко экономить на их питании средства, получаемые от благотворителей. Впрочем, о четырех туристических автобусах, которые он приобрел в личную собственность за последние несколько лет, и о моих предположениях, как же ему это удалось сделать, ведь хотя и б/у, но каждый стоит не менее миллиона рублей, я расскажу позже.

Елена получила на руки официальный документ о том, что уголовное дело, возбужденное против нее, закрыто, а также неофициальный совет никого больше ни в коем случае в своем доме не регистрировать. А отец Виталий, узнав, что дело закончилось благополучно, и что здание больше не может принести пользу организации, позвонил Елене, чтобы поздравить ее с положительным исходом и попросить поскорее продать ставший ненужным теперь дом и занести ему деньги, вырученные от продажи. Хотя пару месяцев назад, в ходе проведения дознания сотрудниками МВД, он дал показания, что дом подарен им Елене, а подарки, как известно, не возвращают.

Елена уволилась из организации, переехала на съемную квартиру и сейчас работает продавцом продуктов. В приюте она прожила и проработала шесть лет. Уходя, она выкопала посаженные ею у входа в приют лилии, по ее просьбе я дал ей на это разрешение. У нее так и нет своего жилья, поэтому лилии она посадила в огороде соседки, с которой познакомилась, проживая в приюте (с двух сторон приюта стоят пятиэтажные дома, а с третьей — частный сектор). И теперь лилии растут в десяти метрах от входа в приют, но уже на чужой территории. Хоть где, лишь бы не здесь!..

А «подаренный ей» отцом Виталием дом она пока не продала и деньги батюшке не занесла. Обещала это сделать, когда у них с сыном появится собственное жилье, потому что на съемной квартире их не зарегистрируют, а регистрация-то нужна. Наверное, эта регистрация стала единственной для нее пользой во всей этой ситуации.

Ну а отец Виталий — молодец и действительно очень умный человек. Кто бы в далеком 2013 году подумал о таком исходе, а он предусмотрел. И в 2019 суды не коснулись ни его, ни созданную им организацию. В то же время все эти годы его подопечные получали регистрацию и оформляли пособия, и он всегда мог сказать благотворителям или в интервью, которые очень любит давать, что в приюте не только кормят, но и помогают с восстановлением документов. Кажется, это называется «и рыбку съесть, и в лодку не сесть» или «таскать горячие каштаны из огня чужими руками». Мало кому это удается, такова жизнь, а он вот смог. Ну я и говорю — умный и дальновидный.

Жаль только, что люди, которые годы провели в приюте, и должны были крепко воцерковиться и духовно просветиться, уходят из него с желанием больше никогда и ничего не иметь общего с Церковью и священниками. И даже лилии забирают с собой. Нет, не с собой, с собой некуда пока, соседке. Да кому угодно, лишь бы здесь не оставлять. О таких отец Виталий вздыхает печально в разговорах с благотворителями и новыми сотрудниками, пришедшими на освободившиеся места: «Вот так, помогаешь им, помогаешь, а они и спасибо тебе не скажут. Ну, что поделать, из трудных ведь…»

Продолжение следует

Иллюстрация: картина Василия Шульженко

Читайте также:

• Темная сторона благотворительности

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: