Стильненький белый платочек
27 декабря 2019 Вера Гаврилко
Очерки женских образов современной РПЦ
У Русской Православной Церкви — преимущественно женское лицо. Это факт, нравится он или не нравится модным проповедникам, но Церковь-матушка держится на женщинах. И эти женщины, живые и теплые, далеки от того глянцево-картонного образа «правильной прихожанки», который так старательно лепят православные СМИ.
Автор надеется, что читатель не увидит в этих зарисовках осуждения и насмешки. Все персонажи имеют свои прототипы, порой довольно узнаваемые, однако автор предостерегает от возможного вульгарного восприятия героинь как реальных людей, напоминая, что они суть продукт несовершенного авторского мозга и любящего авторского сердца.
Тоже изрядно несовершенного.
Текст автора читает Ксения Волянская:
Глава 1. Недоматусенька Викуся
Если бы меня попросили охарактеризовать Викусю одним словом, я бы не нашла, пожалуй, иного эпитета, кроме как «сладкая».
Да, Викуся была сладкая, порой до приторности. И ужасно прехорошенькая. Прелестное личико, ямочки на щеках, локоны, сбегающие по лилейной шейке игривой волной, — что-то в облике Викуси напоминало барышень с дореволюционных рождественских или порно-открыток. Типаж-то был один и тот же: невинно-сладострастный, румяно-порочный. На мужчин появление Викуси действовало как удар хлыста на саблезубых тигров. Ап! — и тигры у ног моих сели, Ап! — и с лестниц в глаза мне глядят, Ап! — и кружатся на карусели, Ап! — и в обруч горящий летяяяяят, — пел популярный в ту пору усатый певец.
В нашей с Викусей совместной молодости мы честно исследовали все городские кабаки, включая непотребные и опасные. Нежная Викуся пила как лошадь. Часто мы привозили ее к двери родительской квартиры как новогоднюю елку, негнущуюся с мороза, прислоняли к стене, звонили и убегали. Мы боялись Викусиного папу. Не помню, чем он занимался, но выглядел, как заправский бандит. Что было не удивительно в начале девяностых. Тогда многие папы бандитствовали.
За сохранностью доставки наблюдали уже с безопасного расстояния. Викусин папа осторожно открывал дверь, высовывался, держа правую руку в кармане, зыркал по сторонам как волчара, потом переводил взгляд на объект, выдавал серию виртуозных матюков и привычным жестом закидывал бесчувственное тело на загривок, унося вглубь квартиры. Дочь была его крестом, и он нес его с большим достоинством.
Я ее очень любила, Викусю, она была моя подруга. Мы вместе начинали ходить в местный храм. Две провинциальные барышни тянулись к свету духовности. И там, в полутьме храма, Викуся расцветала. Во-первых, ей шел платочек, повязанный по-крестьянски. Вот, скажем, я повяжу такой платочек и за версту видать — дурища православная. А Викуся повяжет — ах, девица-краса, длинная коса, хотя никакой косы у Викуси не было. А была очень сильная аура чего-то такого щемящего, томительного, одним словом — сладкого.
Потом наши пути на время разошлись. По настоянию родителей Викуся успела по-быстрому сгонять взамуж, родить сыночка, выгнать мужа взашей (или он ее выгнал с позором — молва имела варианты), после этого снова была череда безумных романов и пьяных громких скандалов, о которых говорил весь город. И вот мы снова сошлись на почве православия и народности, и зачастили в храм. Я и Викуся, два веселых гуся.
Впрочем, как выяснилось, у Викуси был теперь к религии новый, чисто практический интерес. Разочаровавшись в светских мужчинах, она теперь хотела замуж за батюшку. И подыскивала подходящего. Я Викусю в этом не понимала. Хотя я читала Евангелие и святых отцов, но частную жизнь духовенства воспринимала исключительно сквозь призму великой русской литературы, главным образом — «Сказки о попе и работнике его Балде».
— Будешь толстой попадьей, жирной попадьей, — подкалывала я Викусю.
— Не попадьей, а матушкой, — степенно поправлял меня Викуся. — И что здесь такого? И почему обязательно толстой?
— Эээ. Как-то стремно, — неуверенно говорила я.
— Это в тебе пережитки говорят. Стремно мирского мужа иметь, вот это действительно — стремно. Пьют да гуляют, козлы. А батюшка, если его правильно окольцевать, никуда от жены не денется, — рассуждала Викуся, и ее синие глаза бархатились от удовольствия. — Гулять им нельзя, потому что это грех. Разводиться — конец карьере. А если зачудит, то всегда можно архирею нажаловаться. И будет муженек как шелковый.
— Допустим. Но тебе все равно ничего не светит.
— Это почему это?
— Потому что батюшке твоему можно жениться только на чистой непорочной деве. А ты, Викуся, прости, разведенка с прицепом.
Этого Викуся не знала. Она открыла рот и часто-часто заморгала.
— Ну… может, это можно как-то обойти? Это ведь общие правила. А всегда есть исключения. Если люди сильно верующие и порядочные, им послабление быть должно. Не может не быть. Как ты думаешь?
Я не знала и пожала плечами.
В деле окольцевания батюшек Викусе сильно не везло. Она навела справки: все окрестные батюшки, как назло, оказались женаты. Что делать в этой ситуации, мы не знали. Интернета с всезнающим Гуглом тогда и в помине не было, а спросить у более продвинутых собратьев и сосестер по вере казалось неудобным. «Скажут: аааа, вот что у нее на уме, а не Иисус Христос», — печалилась Викуся. Она все-таки блюла имидж.
Наконец, пробил ее час. В наш город с циклом просветительских лекций приехал дьякон Андрей Кураев. Столичная штучка, поп-звезда, к тому же, по слухам, не женатая.
«Отозвался Боженька на мои молитвы. Ответила Царица Небесная. На ловца и зверь бежит», — бормотала Викуся как чумная, наглаживая перед мероприятием свой самый гламурный платочек. В том, что «зверь» клюнет на Викусенькин крючочек, у нее не было сомнений. Не родился еще такой мужчина. Хоть в подряснике, хоть в джинсах «Левис».
Огромный зал ДК бывшего оборонного завода был полон. Ложи блистали. Собрался весь цвет городской интеллигенции и примазавшихся. Лектор был виртуоз и все два часа умело держал зал во внимании и напряжении. «Офигенный! — зачарованно шептала Викуся. Потом поправляла себя: — Божественный!» И вот лекция закончена, слушатели отбили ладони в благодарственной овации. Отец Андрей перешел к чтению записок.
Викуся передала свою записку одной из первых. В ней округлым почерком с милыми завитушками было выведено: «Отец Андрей, вы женаты? Если нет, давайте встретимся после лекции, я приду к вам с подругой брать интервью. Я буду в кружевном платочке».
Но в тот момент я ничего не знала о содержимом записки, это мне Викуся позже ее процитировала. И я, признаться, не поняла, почему она так нервно схватила меня за ладонь ледяной ручкой, когда Кураев взял из вороха розовинькую плотно свернутую бумажечку, развернул ее, сдвинул брови и небрежно бросил в мусорную корзину под ногами. Он явно раздражен и даже рассержен. Викусина лапка разжалась и безвольно опала.
— И этот! Женаааат, — прошептала Викуся с той интонацией, с которой героини романов восклицают «все кончено!».
— Что-то мне нехорошо стало, — сказала она. — Голова заболела. Я, пожалуй, не пойду с тобой интервью брать. Иди одна.
Интервью состоялось. Я пошла одна. И все не могла понять, почему отец Андрей так желчен, нелюбезен и угрюм. Впрочем, отвечал Кураев, как всегда, блестяще, и материал, когда он вышел в газете, похвалили на редколлегии. Тогда, в ту лихую годину, духовность вышла из застенков и была очень востребована в ширмассах.
А Викуся с тех пор как-то притихла, одумалась, остепенилась, перестала лихорадочно искать мужа и стала простой прихожанкой. Нет, все-таки не простой! Образцово-показательной. Когда она в скромненьком белом платочке шла к Причастию, или несла святить яички, или вербочки, или христосовалась со знакомыми, пропев «Христос воскресе», редкая дама-прихожанка могла удержаться, чтобы не ущипнуть Викусю за локоток и не воскликнуть: «Душечка! Какая матушка бы из тебя, душа моя, вышла!» А кавалеры ничего не говорили, только незаметно втягивали животы и христосовались с особым, особым, особым удовольствием!
И, знаете ли, даже некоторая появившаяся с возрастом дородность очень Викусе пошла к лицу.
Продолжение следует
Иллюстрация Валерия Крестникова, специально для «Ахиллы»
Если вам нравится наша работа — поддержите нас:
Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)