Ахилла

Из цикла «Письма из Америки».

На большой кошачьей выставке мы забрели в ряд корниш-рексов. Это такие завитые остромордые барашки, к которым зачем-то приделали заячьи ушки. И хозяева, и их звери, отупев от долгого сидения, пребывали в сомнамбулическом состоянии. Наташа пощелкала пальцами у клетки. Вместо кота встрепенулась его дородная хозяйка и немедленно затрясла дирижерской палочкой с кисточкой на конце. Кота палочка не вдохновила, он с вялым интересом уставился на нас.

— Аллергия? — сочувственно полюбопытствовала хозяйка.

— На отсутствие денег, — возразил я.

— Рексов больше выбирают те, у кого аллергия на кошек. Видите, подшерстка совсем нет.

Аллергии у нас точно не было. Наташе просто понравились нежные каракулевые создания. Мы углядели их у судейского стола. Серьезный мужчина в очках, прямо профессор по кошкам, по очереди вытягивал из переносок претендентов на медаль. Претенденты медали не хотели. Но профессор ловко заглядывал им в пасти, щупал лапы и измерял рулеткой дистанцию от носа до хвоста. Будущие чемпионы, не успев ничего понять, опять оказывались за решеткой и только молчаливо спрашивали друг друга:

— Брателло, эт че было?

— Вообще в тему не въехал, — отвечал ошалевший брателло, — блудняк, походу.

Цена барашков оказалась близка к цене золотого руна. Котовладелица истолковала наше смущение по-своему:

— Так вы, наверно, разводить хотите? Тогда вам не ко мне. Я производителей продавать права не имею. Вам в Нью-Йорк надо. У миссиз Прачет лучшие корниш-рексы на Восточном побережье. Сама у нее беру.

И она протянула мне визитную карточку, на которой кошачьими хвостами были изящно выписаны имя «Хлоя Прачет» и номер телефона. А почему бы нет? Разводить кошек мы не собирались, но вдруг будет подешевле? Поэтому, когда месяц спустя мы проездом очутились в Нью-Йорке, я смело набрал хвостатый номер.

— Еще раз к телефону подойдешь — уши надеру! — отозвалась трубка звонким голосом. А после молчания добавила: — Это не вам. Это коту. Трубку скидывать научился, мерзавец.

Миссиз Прачет жила в Манхэттене у Центрального парка, в фешенебельном районе для богачей. В том месте даже кафешек не было, чтобы шум не беспокоил благородных жителей. Нужный дом я отыскал сразу, свободное местечко для нашего авто — нет. Перезвонил, извинился за задержку.

— А вы где? Синяя машина? Ага, я вас в телескоп вижу, — деловито озаботилась Хлоя. — Так, ползите вперед потихоньку. Стойте. Ползите назад, там кто-то уезжает. Да что вы как улитка?!

Парковка с помощью телескопа мне понравилась, очень прогрессивный метод. Над входом в многоквартирный дом нависала клеенчатая маркиза. Распахнутые двери придерживал услужливый адмирал, усыпанный золотыми галунами. Из припаркованного рядом «Майбаха» шофер в ливрее заносил коробки с продуктами. Мы прошмыгнули в подъезд, швейцар-адмирал вежливо склонил голову, а честь не отдал. Старинный лифт, отделанный изнутри чугунными листьями, вознес нас на верхний этаж. Я постучал бронзовым молоточком в дубовую дверь, уже почти ожидая, что нам откроет классический слуга и торжественно крикнет в анфиладу бесконечных комнат:

— Барыня! Господа из Огайо приехамши!

Но на пороге стояла невысокая худенькая женщина. Ее улыбающееся лицо с детскими голубыми глазами испещряли подробные бытовые морщинки. Там же, на пороге, голубоглазка заставила нас обработать ладошки спиртовыми салфетками — во избежание кошачьих инфекций. Квартирка оказалась крохотной, беззастенчиво захваченной кошками. Они были повсюду: на диване, на кровати, на беговой дорожке, на книжных шкафах. Котята играли на полу, устеленном дешевыми фетровыми ковриками. Основной производитель жил в ванной и выходить оттуда не любил. Ванная была самым теплым местом. Корниш-рексы, как объяснила Хлоя, жуткие мерзляки, поэтому по всем углам для мурчалок были расставлены электрические обогреватели.

Заселилась Хлоя в эту квартирку в незапамятные времена и платила сейчас почти все ту же, нереально малую для наших дней, сумму за аренду, как и прежде. Закон Нью-Йорка запрещает бесконтрольно повышать рент постоянным жильцам. Так и вышло, что дом постепенно заполнился миллионерами, и только Хлоя торчала бельмом в глазу домовладельца, нагло нарушая благолепие роскоши.

Оказалась она школьной учительницей на пенсии, причем не биологии, что было бы логично, а математики. Это легко определялось по корешкам книг, на которых каждое отдельное слово было по-человечески понятным, но вместе они складывались в абракадабру. Например, «Геометрическое квантование пространств петель». Каких петель? И зачем, скажите на милость, их геометрически кантовать?!

Чтобы поддержать светскую беседу с таким умным человеком, надо обязательно сказать что-нибудь глупое. Я рассказал, что по пути к ней увидел мебельный фургон с горделивым названием «Софа экспресс», и мне кажется, это больше подходит быстрой доставке интимных услуг.

Хлоя заржала в голос и тут же бросилась к телефону:

— Доча! София моя! Наконец у тебя есть хоть что-то, чем я могу гордиться! Отныне я тебя буду звать исключительно Софа-экспресс!

Продолжая похохатывать, Хлоя, согнав какую-то котейку, взгромоздилась на тренажер и пробежала несколько шагов.

— От смешинки во рту помогает, — извинилась она. — Иначе буду ржать без остановки.

Потом мы пили чай с французским миндальным печеньем «макарон». Я полистал толстенный договор о продаже кошки. Пункт номер тридцать шесть предписывал мазать рекса кремом от загара для предохранения от солнечных ожогов. Договор был наполнен столькими пунктами, подпунктами, инструкциями, описаниями и параграфами, словно продавалась не кошка, а атомный реактор.

— Печеньице-то я привезла прямиком из Парижа! — похвасталась училка. — Теперь в Испанию хочу съездить. Стареть надо красиво! Продам вон ту Морковку и поеду.

— Почему Морковка? Странное имя, — удивился я.

— Я их по овощам и фруктам называю. Все-равно после хозяева по-своему переименуют. Кошки все у меня Морковки, а коты Ананасы.

Путешествие в Испанию по имени Морковка сидело на шкафу и старательно умывалось. На всякий случай я Хлое грубо польстил, заявив, что больше шестидесяти лет ей никто не даст. Она снова заперхала от смеха, и повторилась история с забегом на тренажере. Отдышавшись, Хлоя призналась:

— Мне уже пятнадцать лет как шестьдесят. И, знаете, внутри и того меньше. У меня внутри такая молодая оторва живет, что мне за нее порой стыдно бывает. Вчера гуляла я по парку с лыжными палками, «скандинавская ходьба» называется, очень удобно палками попрошаек отгонять… И вот, шел впереди меня мужчина. Атлет! Красавец! Аполлон! Лица я его, конечно, не видела, но задница у него была аполлоновская. Крепкая как орех. И я не выдержала… Палки отбросила и как схватила его за задницу… Но это не я, клянусь Ананасом! Это она, оторва схватила. А прощения просила за нее я. Все-таки жить нужно так, чтобы было немножко стыдно… Тогда не будешь чувствовать себя мешком с анализами.

Мы еще немножко поболтали. Хлоя спросила, любят ли кошек в России. Я горячо заверил ее, что любят. Хлоя задумчиво покивала:

— Значит, хорошая страна. Значит, политики врут. Впрочем, они врут народу в двух случаях: когда их показывают по телевизору и когда не показывают по телевизору. Я нисколечко не политик, а точно знаю, как сделать людей по-настоящему счастливыми. Нужно всего лишь отменить налог штата на покупки.

— Cчитаете, когда-нибудь отменят?

— Увеличат. Я, видите ли, оптимистка. Худшее всегда впереди. А ведь мы рождены, чтобы хоть кого-то сделать счастливым. Не удается сделать счастливым человека — сделай счастливым хотя бы кота.

За окном полыхнула гроза. Капли дождя горстями ударились в стекло. Хлоя встревоженно глянула на потемневшее небо:

— Не вовремя… У меня вечером назначен митинг протеста на Таймс-сквер.

— Против чего?

— Какая разница против чего? Лично я буду протестовать против нашего швейцара. С таким зверским лицом нужно не стоять на дверях, а продавать кинжалы.

И Хлоя, что-то ласково бормоча, стала разворачивать свернувшуюся на диване клубком и мирно дремлющую котейку, не то Морковку, не то Ананаса. Котейка послушно вытянулась полешком. Хлоя еще разок оценила грозу, и не думавшую утихать, и разочарованно взмахнула рукой:

— А раньше работало. Или тогда была другая Морковка? Ах, я старая астролябия! Я же ту Морковку продала медсестре из Квинса! Что вы уставились, словно у меня в голове дырок больше, чем в швейцарском сыре? В непогоду кошки сворачиваются клубком. Если кошку развернуть — непогода прекращается. По-моему, абсолютно логично.

Спорить с железной математической логикой я не осмелился. Сам за собой замечал некоторые странности. В прошлом году купил лазерный прицел для пистолета. В результате пистолет благополучно забыт, а я каждый день играю этим прицелом с кошкой Мусечкой.

Корниш-рекса у миссиз Хлои Прачет мы не купили, потому что за такие деньги тоже захотели съездить в Испанию. Взяли простого черного кота из приюта, назвали сперва Артишоком, однако усыновленный сиротинушка умел тоненько тявкать, и Наташа настояла на собачьем имени Тузик. Инструкция и описание к Тузику свободно умещаются в одну строчку: солнца не боится, спит сладко, мурлычет громко, кушает хорошо, когда гладят — счастлив до соплей.

Впрочем, кошки и придуманы для того, чтобы их гладить. Разве нет? И, кстати, когда мы вышли из дома Хлои, где-то далеко, в просветах между небоскребами кудрявились нежными серыми завитушками остатки облачков, а дождь пропал совершенно без следа.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: