Ахилла

Предлагаем нашим читателям комментарий на текст «Московский Пастырь Дейви Джонс». Кстати, некоторые читатели спрашивают, почему мы прямо не назвали имя героя. Изначально мы хотели на конкретном примере показать проблему манипулятивного пастырства в целом, но в итоге к нам в комментарии пришли многие, кто стал рассказывать подробности из пастырской деятельности этого священника. Думается, можно теперь вполне открыто сказать, что этот «Московский Пастырь» — протоиерей Артемий Владимиров.

***

Пишет одна из пострадавших прихожанок известного московского священника, которого неплохо знал по молодости и я сам. Замечу, что я мало успел пострадать подобным образом от него, поскольку не успел слишком сильно к нему привязаться и не стремился досконально во всем ему доверяться, хотя и считал его одно время своим духовником. И с мужчинами, как мне видится, что-то подобное могло произойти с весьма небольшой вероятностью, а вот со многими женщинами дело обстояло иначе… Тем не менее некоторые ожидания и переживания, описанные здесь, были и мне свойственны в состоянии юношеского неофитства. 

Итак, признания некой Татьяны В.:

«Привлекает наш герой к своей личности всякими способами. Но это всегда обольщение и манипуляция. Ведь это самый настоящий флирт! Комплименты, ужимки, расслабляющие прикосновения, томные взгляды… 

А если тема флирта не близка — пожалуйста, обольщение через имитацию сердечной отцовской заботы, через демонстрацию глубокого дружественного расположения — все идет в ход. Так было со мной.

А также для нечувствительных к нежностям натур — мракобесные пугалки, больше упор не на личную харизму, а на пастырский авторитет.

Итак, выворачивая душу на первой исповеди и в ответ получая авансом много «любви», мы проникаемся его «ангельскими» качествами и его «нежной» душой. Получив столько понимания, сострадания, испытав чувство духовной и дружеской опоры, уже понимаешь, что эти дары страшно потерять.

Манипуляции такого рода известны — сначала дать человеку много, даже слишком много, ни за что — просто так, одарить радостью общения, временем, надеждой, любовью, вниманием, чудесами веры. А потом начинается бесконечная игра «приблизить — отдалить». Тогда можно выжать из человека все — не только духовные дары, но и что-то поматериальнее.

Но веришь священнику, веришь в Бога, выполняешь все предписания пастыря, чтобы повысить свой духовный уровень, и стараешься прежде услужить ему, чем можешь. Он снисходительно принимает, и только тогда ты видишь хоть какой-то отблеск в его глазах. Реакция не бывает предсказуемой. Это делает душу безвольной, сконцентрированной на настроениях пастыря, в итоге отвергаются доводы собственного ума и логики.       

Но куда же делись внимание, понимание, доступные исповеди?.. Ищешь этого, бежишь к нему, но оно ускользает. И глазам своим не веришь, не понимаешь, что же это было? Почему теперь тебя не слышат, да и вовсе не замечают. За что? Ответа нет. Ответа не будет. Все и так очевидно.

Впоследствии, осознав, что таких деток у московского пастыря тысячи, понимание появляется, а вот душа… душа летит в бездну. Человек в итоге в еще более глубокой яме, чем был до встречи с таким Пастырем… Пожалуй, я понимаю всех духовных чад. Каждая из нас была как в сказке. Словно Золушка на балу, а потом она же — забытая оборванка, для которой «дворец приемов» превратился в опустевший притвор храма, спины страждущих, как темный непроходимый лес, а «карета», уносившая в мир светлой божественной любви, превратилась в прах или вовсе в катафалк твоей веры».

К сожалению, многие становятся жертвами такого вот сомнительного «благочестия». И не в последнюю очередь – сами пастыри, в том числе и данный священник, о котором идет речь. Я вижу здесь проблему шире, чем просто личные недостатки отдельно взятого священника (ибо кто вообще без них?), его тщеславие, ролевые игры и т.д. Это идеология гуруизма в целом, прямо вырастающая из клерикализма. То есть: существует особая каста посвященных, которая в силу сообщенных ей свыше даров и способностей (в рукоположении) обладает некими сверхспособностями и сверхдарами, которых нет и не может быть у прочих рядовых прихожан, «непосвященных». И этим начинают заражаться так или иначе все, включая и самих священников, изначально вполне здравомыслящих! В начале 1990-х, когда я сам активно вел церковную жизнь, эта идеология фактически уже процвела пышным цветом, в том числе под влиянием разных записанных историй о духовниках-старцах, которые могли о человеке сказать всё с первого взгляда, коренным образом изменить его судьбу и т.д. Но тогда этим веяниям практически никто не сопротивлялся, а наоборот, скорее все подыгрывали! Ожидания в своей жизни чего-то нового в пору духовных поисков, какого-то важного ответа свыше приводят к таким вот психологическим проекциям на любого священника, который снискал определенную популярность в народе (в нашем случае скорее в интеллигентской среде), и ожидающие неизбежно наделяют его всякими сверхъестественными и несуществующими способностями. В том числе теми, о которых написано в статье и что приходилось в разных вариациях слышать от разных почитательниц данного пастыря и мне самому:

«Он со мной уже очень долго не беседует, я знаю, что наказана, я что-то должна в себе исправить».

«Он проигнорировал меня, отвернулся, потому как видит меня насквозь и читает мысли, а я думала сегодня, стоя за его спиной, что он сегодня плохо выглядит».

«Я чувствую, что я одно из любимых чад (полушепотом), он не смотрит, но обращается сейчас ко мне».

«У нас глубокая связь, я чувствую, когда он молится обо мне в алтаре».

И так далее, в том же духе. Как же, очень всё знакомо!

Вообще, в начале 1990-х кто только через этого священника ни проходил! У меня есть об этих годах собственные воспоминания, которые уже были опубликованы:

«Без знакомства я просто боялся куда-то идти. Так, осенью 1991-го я попал в приход отца N***, а с 1992 года там стал петь на клиросе. Имя его не называю, он и сейчас благополучно настоятельствует там же со дня его открытия (а кто знает, тот все равно знает или догадается. Примечание: текст писался в 2012 году, и с тех пор многое изменилось – на базе прихода был воссоздан когда-то существовавший женский монастырь, а отец N с тех пор уже не является его настоятелем, но лишь духовником монастыря, которым управляет игуменья из приближенных к Святейшему патриарху). К нему тянулась также разная столичная молодежь, от него в восторге были и девицы-платочковицы, и дамы уже солидного возраста. Чтобы попасть к нему на исповедь, нужно было простоять несколько часов на протяжении вечерней службы и часто еще и после нее. Однажды я ушел из храма по этой причине в первом часу ночи…

Службы были очень долгие: в субботу вечером воскресное бдение длилось иногда около 5 часов, заканчиваясь примерно в 10 вечера. Одна проповедь посреди всенощной доходила до 35-40 минут. Однако ни меня, ни многих других это явно не смущало, мы это воспринимали, как должное. Приход и клиросы, слава Богу, не превратились в «секту типиконщиков», но в те годы самому Типикону отводилось весьма важное значение; нередко возникали дискуссии, как же правильно понимать эти самые указания Типикона. Проповеди батюшки, несмотря на всегдашний ажиотаж, на плотное кольцо обступавших его всякий раз с диктофонами, на меня не производили особого впечатления – под его убаюкивающий голос скорее хотелось заснуть. Я и сейчас до сих пор не понимаю – в чем был секрет такой притягательности?.. Может быть, тогда многие себя скорее убеждали, что вот это слово – высший класс? Сейчас, впрочем, отец уже не проповедует по стольку, как и не служит по 4-5 часов.

В личном общении он, бесспорно, мог быть и, как правило, бывал весьма обаятельным. На общем застолье мог отпустить какое-нибудь шутливое и острое mot (слово — прим.ред.), так что все только за животы хватались (ему бы тамадой быть на застольях – получилось бы, пожалуй, вне конкуренции). И талант общения с детьми у него не отнимешь. У меня всегда было ощущение, что внутри он был вполне либерал, но на публику подчеркнуто выставлял свое правоверие и охранительство, тщательно подавляя при этом свой собственный либерализм. И вообще, всё его поведение перед большой аудиторией явно было пронизано артистизмом и театральностью. Он часто бравировал монархизмом, возглашая посреди храма в конце богослужения: «Святии царственнии мученицы, молите Бога о нас!» – но в 1991-92 годах это казалось чем-то новым и прогрессивным.

Весь первый год настоятельства он служил совсем один, но в начале 1992-го ему в помощь был рукоположен батюшка из бывших диаконов этого храма, который уже оказался куда более категоричнее и строже, чем настоятель, в те годы, по крайней мере. Вообще, надо признать, что в консервативном крыле РПЦ это был и остается, пожалуй, один из лучших его представителей.

Конечно, уже в те годы что-то у меня вызывало резкое несогласие. Прежде всего то, что в его храме в 1993 году стала продаваться та самая брошюра «протоиерея Сергия Антиминсова» против о. Александра Меня. Я неоднократно высказывал отцу настоятелю свое резкое несогласие с этим. Он что-то вяло возражал, я даже особенно и не запомнил. Но все же, с ним можно было спорить без всяких последствий, — до личных обид и предвзятых претензий он не опускался (а сколько мне впоследствии приходилось видеть обратного!).

Постепенно, в связи с накапливавшимися разногласиями, я стал отдаляться от этого прихода».

Я думаю, что такой священник также имеет право на защиту – да будет выслушана и другая сторона! Если, конечно, захочет высказаться и будет что сказать… И если не сам отец, то те, кто остаются ему по жизни до сих пор благодарны, не теряя с ним связи, а таких остается совсем немало.

То, что пишет Татьяна В. – правда, но не вся. Ибо она пишет из сильной боли. А когда человек испытывает боль, его свидетельство, при всем ему сочувствии и соболезновании, не всегда может быть беспристрастным. Эту боль она получила вследствие той идеологии гуруизма, которой сама легко и быстро прониклась, и неоправданных завышенных ожиданий того, что данный священник ей дать в принципе не мог. Об этой боли надо, естественно, свидетельствовать, и таким людям давать возможность высказываться. Но корни этой боли не обязательно кроются только в личности конкретного священника, но и в изначальном неправильном к нему отношении, в разных неоправданных ожиданиях от него и психологических проекциях. Текст Татьяны В. как раз эти самые ожидания и проекции выявил:

1. Отсутствие полноценной семьи в детстве-юности и ожидание от любимого священника восполнения того, что не дал кто-то из родителей: «Так было и у меня, у женщины, у которой никогда не было отца и полной семьи. Вот я его получила его в свои 28 лет и потеряла. Представления были очень теплые, живые, ослепительно прекрасные. Как же они ломались и разбивались, часть за частью перед улыбающимся холодным ликом бывшего «Попечителя души»».
2. Сосредоточение своего внимания и всех душевных сил не на Христе, а на конкретном священнике, привязанность к которому так или иначе заслоняет всё остальное: «Но веришь священнику, веришь в Бога, выполняешь все предписания пастыря, чтобы повысить свой духовный уровень, и стараешься прежде услужить ему, чем можешь. Он снисходительно принимает, и только тогда ты видишь хоть какой-то отблеск в его глазах. Реакция не бывает предсказуемой. Это делает душу безвольной, сконцентрированной на настроениях пастыря, в итоге отвергаются доводы собственного ума и логики».       

Как писал еще апостол Павел, «вы куплены дорогою ценою; не делайтесь рабами человеков» (1 Кор. 7: 23). Да, эти слова для многих из нас могут быть прочувствованы и пережиты только после личных провалов или даже катастроф. Да, система наша поневоле способствует этому порабощению, и снизу, когда есть запрос на гуруизм, и сверху, когда сами служители поневоле заражаются или властолюбием, или, пытаясь как-то этот запрос удовлетворить, пускаются в разные ролевые игры. Любой популярный в народе или интеллигенции священник, по-своему одаренный и талантливый, сможет ли устоять перед подобными искушениями? Вопрос риторический…

Мне за 20 лет служения довелось побывать в разных не только приходах, но и целых регионах РПЦ, включая заграницу. И многое познается в сравнении. Так вот, по сравнению со многими другими священниками и архиереями РПЦ, данный батюшка всегда выигрывал во многих отношениях, при всех указанных уже недостатках его пастырского попечения. Да, без гуруизма в его случае не обошлось, но все-таки с ним можно было и поспорить, и ему возразить, и никаких практических последствий после этого не бывало (если конечно не переходить на грубое хамство). А сколько впоследствии можно было встретить обратных примеров в требованиях беспрекословного подчинения и послушания от других настоятелей или архиереев!.. Скажу даже больше: для многих молодых людей приход данного отца N, «поп-звезды» в своем роде, послужил своего рода «буферной зоной» или «воротами» в остальные потоки и субкультуры нашей РПЦ: кто был настроен более либерально и экуменически, или кому надоела эта излишняя харизматичность и непредсказуемость в отношениях с пастырем, прибились к другим приходам (как я сам, пишущий эти строки), кто был настроен фундаменталистски, также находили свои ниши. Но было немало и тех, кто впоследствии ушел вообще в никуда. В середине 2000-х при моих посещениях храма по старой памяти можно было заметить, что состав прихожан обновился на три четверти или даже больше по сравнению с началом 1990-х, притом, что молодежь всегда преобладала в этом приходе. Ну а сейчас там просто женский монастырь, где вообще всё уже по-другому. Бывший отец-настоятель вынужден теперь просто смиряться перед игуменией воссозданного монастыря, ставленницей патриарха. Во многом послуживший укреплению той самой системы, от которой мы все иной раз страдаем, пусть и не прямо, а скорее косвенно, он сейчас сам имеет возможность испытать на себе все ее прелести. Но еще раз повторю – это не значит, что данный священник не имеет права на защиту и на добрые слова в его адрес. Просто все мы – дети своего времени с его иллюзиями и романтическими ожиданиями. Период церковного детства закончился – пора уже взрослеть…

Легко проследить, что после обожания и всяческого возвышения любимого человека (священника, звезды, писателя, артиста, политика) при более тесном соприкосновении с ним и последующей от этого неудовлетворенности люди впадают в противоположную крайность и начинают ниспровергать прежних кумиров, которых сами себе же создали. Это очень по-русски, так сказать, или по-российски – «сжег то, чему поклонялся, поклонялся тому, что сжигал». Но, может, Бог и попускает всё это, чтобы в конечном результате выработался полезный опыт, «сын ошибок трудных»?.. И тогда не стоит ли быть за это благодарными – и Богу, и тем людям, с которыми Он нас сводил, — и за их приятные и привлекательные черты, и за те отрицательные примеры с их стороны, которые послужили нам предостережением и уроком.

Фото со страницы в фейсбуке прот. Артемия Владимирова

Читайте также:

• Московский Пастырь Дейви Джонс
• Исповедь дурочки