Ахилла

Личность Иоанна-Нектария (Евграфа Ковалевского), епископа Сен-Денийского (1905—1970) в России практически не известна широким кругам православных. О нем есть статья в «Православной Энциклопедии», и еще ряд статей, в которых его личность порой сильно демонизируется – в чем только не обвиняют владыку Иоанна-Нектария. В этой статье мне хотелось бы отойти от сложившейся традиции ругать его и обвинять во всех смертных грехах, и показать этого интересного человека с той стороны, с которой обычно никто его не показывает.

Почему меня настолько заинтересовала эта тема, что я проводил долгие часы в Интернете, ища информацию о Ковалевском? Интерес к личности владыки Иоанна-Нектария родился у меня от другого интереса – к православному Западному Обряду. Эта тема тоже не слишком-то освещается у нас в России, хотя Западный Обряд существует в Русской Православной Церкви Заграницей. Надо сказать, что там он появился совсем не без участия яркого представителя этого направления – владыки Иоанна-Нектария. Это первый православный епископ Западного Обряда после 1054 года.

Для оценки сложной и яркой личности Ковалевского немаловажен и тот факт, что одним из двух архиереев, которые рукоположили о. Евграфа в епископы, был святой человек – святитель Иоанн (Максимович) Шанхайский и Сан-Францисский, по свидетельствам современников обладавший даром прозорливости и видевший духовным зрением человеческие души. Что-то в личности Ковалевского расположило к нему свт. Иоанна, так что он упорно отстаивал его кандидатуру в епископы, и защищал его от нападок со стороны других архиереев.

Ни один из трудов Ковалевского (а их у него довольно много) на русский язык до сих пор не переведен. Из всего его литературного наследия в свободном доступе можно встретить лишь небольшую статью на русском языке «Вселенскость Православия и Русская Православная Церковь», опубликованную в Журнале Московской Патриархии в конце 1940-х годов. Мне захотелось приподнять эту завесу таинственности, поэтому я сам и с помощью других переводил небольшие выдержки, высказывания из его трудов, проповедей, статей. Ничего еретического или идущего вразрез с традиционным православным богословием я там не увидел.

Отдельного внимания заслуживает иконописное наследие владыки. Это очень необычные, смелые образы, в то же время имеющие много общего с образами каролингского и романского искусства. Древнее духовное наследие Франции владыка тщательно изучал, и ему принадлежат такие слова: «Раз Богу было угодно поселить меня во Франции, я хотел раскрыть православную святость этой страны и показать русским, как западникам, так и славянофилам, что есть не только Святая Русь, но и Святая Франция».

Вся жизнь отца Евграфа Ковалевского, а затем и епископа Иоанна-Нектария была посвящена православной миссии среди французов. Он говорил: «Чтобы присоединиться к вам и ко всему этому делу, я должен был оставить «моего отца и мою мать», то есть все мое прошлое, мою культурную традицию, должен был жениться на Западе и Франции, не потому, что Восток для меня не представляет ценности с точки зрения сохранения Православия, но в силу особенностей этого дела». Когда на Архиерейском соборе РПЦЗ, решавшем вопрос о его архиерейской хиротонии, выступил один из французских священников с докладом об о. Евграфе, то члены собора отметили, что создается впечатление об о. Евграфе как об Апостоле Франции – ни больше, ни меньше. Сами члены французских западнообрядных приходов дважды тайным голосованием единогласно выбирали о. Евграфа своим епископом.

Конечно Ковалевский был сложной, неоднозначной, своеобразной личностью. Многих возмущало его «кочевание» по разным православным юрисдикциям: РПЦ МП, Константинополь, РПЦЗ, в самом конце – Румынская Церковь. По этой причине он считался человеком ненадежным, и у архиереев РПЦЗ были большие сомнения в целесообразности его рукоположения в епископы. Однако это «кочевание», как думается, происходило из его взгляда на Церковь: «Не только никогда Православная Церковь не знала такого (единого организационного) центра, но эта теза разрушает в корне равноправие Церквей по образу Святой Троицы и другую тайну православной экклезиологии, состоящую в том, что центр Церкви есть воскресший Христос, невидимо пребывающий среди апостолов и их преемников. Ни на Рим, ни на Константинополь, ни на Иерусалим, но на Христа устремлены взоры Православных Церквей. Соединены Православные Церкви не каким-нибудь иерархом или местом, а единством учения, союзом любви, единой чашей и каноническим строем». А кроме того, это было связано с тем, что его идея создания независимой Православной Церкви Франции ни у кого не вызывала интереса – все канонические православные юрисдикции вполне устраивала ситуация параллельного сосуществования разных Поместных Церквей в одной стране, в данном случае, во Франции. Ковалевский бился как рыба об лед, но не мог ничего добиться. Поэтому он и был вынужден переходить из одной юрисдикции в другую, в надежде, что его идея найдет наконец реализацию.

В его жизни было немало встреч, бесед и переписок с духоносными людьми, такими как святитель Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский, преподобный Силуан Афонский, архимандрит Софроний Сахаров, митрополит Антоний Сурожский, архиепископ Феофан Полтавский, который и предсказал Ковалевскому то, что он переживет гонения от людей из Церкви.

Был ли Ковалевский раскольником и умер ли он в расколе? Учитывая то, что нам известно о нем, скорее всего не был. Незадолго до смерти он встретился с патриархом Румынским Юстинианом, начав с ним переговоры о соединении его группы с Румынской Церковью. Заслуживает внимания тот факт, что Румынский патриарх приветствовал его как главу Церкви и архиерея, передал ему Святое Миро для употребления, во время третьего визита владыки в Румынский Патриархат в 1969 году во время богослужения в патриаршем соборе его встречали как архиерея, пением «Тон деспотин», и его имя с титулом епископа Сен-Денийского в ектенье стояло сразу же после имени Патриарха Юстиниана. Впоследствии, уже после смерти владыки, когда Православная Церковь Франции окончательно вошла в каноническое подчинение Румынского Патриархата, все хиротонии священников, рукоположенных Ковалевским в период с 1967 по 1970 годы, были признаны Румынской Церковью действительными. То есть вполне можно говорить, что Ковалевский умер архиереем, и умер в мире с Церковью, по крайней мере, с Румынской. Иными словами, извержение Ковалевского из сана и отлучение его от Церкви, произведенное РПЦЗ в 1967 году, Румынская Церковь не признала, тем более что для этого были основания. Ковалевский не был приглашен на собор, для того чтобы оправдаться. То есть каноническая процедура низложения епископа была произведена с нарушениями.

Был еще ряд нарушений канонов, по которым владыка Иоанн-Нектарий посчитал неканоничным свое низложение. Прежде всего, с его точки зрения было неканоничным требование иерархии РПЦЗ перейти на византийский обряд, в нарушение всех соборных постановлений РПЦЗ, бывших до этого. Сам владыка, как это видно по его письмам, по его трудам, не стремился к тому, чтобы порвать с канонической Православной Церковью, не обвинял ее в отступничестве от истины, как это делают типичные раскольники. Не исключено, что его выход из РПЦЗ был связан не только с требованием иерархов отказаться от Западного Обряда, но и с все возрастающим обособлением РПЦЗ от остального православного мира. А владыка имел кафолическое мышление.

Деятельность епископа Иоанна-Нектария породила не только раскол (как это часто считается) – часть французских и швейцарских приходов, им созданных, остались в Румынской Церкви или вышли из раскольнической юрисдикции «Православной Церкви Франции» и перешли в Сербскую Православную Церковь. Это двуобрядные приходы, на которых галликанская литургия служится вместе с византийскими литургиями. Есть один двуобрядный приход с византийской и галликанской литургиями и в РПЦЗ, правда, не во Франции, а в США.

В Румынской Православной Церкви на одном из таких двуобрядных приходов настоятелем является священник, который лично знал владыку – о. Ноэль Таназак. По моей просьбе он прислал мне некоторые материалы по этой теме, по поводу обвинений в адрес владыки сказал, что это обыкновенная клевета, а владыку Иоанна-Нектария охарактеризовал так: «Это был гений и святой!» Мне хотелось бы процитировать некоторые из его воспоминаний о владыке, переведенные мною с французского языка.

«Единственный раз в своей жизни я встретился с человеком, который мог любить своих врагов: я был очевидцем. Это мой первый епископ, епископ Иоанн Сен-Денийский (Евграф Ковалевский, 1905-1970). Я видел, как его оклеветали некоторые из его клириков в 1966 году, но он молча воспринял это. Он никогда не говорил плохого слова о тех, кто его гнал. Через 40 лет после его смерти я обратился к исследованиям архивов: в своей последней переписке со своим архиепископом, святителем Иоанном Шанхайским он не написал ему ни одного слова осуждения или обвинения в адрес тех, которые его уничтожали. Он просто спрашивал совета о том, что ему делать. Это не мешает его критикам продолжать очернять его память, как если бы он был преступником».

«Он имел «свободу детей Божьих». Но надо добавить кое-что: эта свобода шла рука об руку с примерной христианской жизнью. Так как он (внутренне) был ребенком, он старался неукоснительно жить как христианин, и в основу своей жизни положил Евангелие: он имел редкую доброту, старался никогда не осуждать никого и всех прощать».

«Были одновременно у этого молодого человека необычные дары и бескорыстие редкое и вряд ли приемлемое для большинства людей. В общем, когда кто-то имеет много даров, то он честолюбив и жаждет добиться успеха (будь то в обществе или даже в Церкви). Максим Ковалевский очень хорошо разглядел бескорыстие у его брата, и обращал на это внимание всегда: люди не могли поверить, что человек, настолько одаренный, мог быть также и бескорыстным. Евграфа часто обвиняли в том, что он хотел стать епископом любой ценой. Но миссия, которая была на него возложена, в любом случае предполагала наличие епископа: ибо без епископа нет Церкви».

«В религиозном плане путь Евграфа был путем пророка, а в личном плане он был прежде всего художником. Ведь пророки и художники свободны… Он с одинаковой свободой и легкостью общался и с нищими, и с принцами. Однако для многих людей свобода — это невыносимо. Падшее человечество не любит инакомыслия. Все, у кого есть власть, не любят инакомыслия. Эта свобода шла рука об руку с творчеством потрясающим, и всегда новым; во всех областях он был новатором. В богословии он не только лишь повторял цитаты Отцов: он не боялся говорить о том, о чем до этого еще никто не говорил. Он написал чудесные литургические молитвы для галликанского обряда… Его иконографические творения были очень смелыми. Он сочинил много литургических мелодий (которые его брат Максим потом гармонизировал и записывал). Он никогда не ругал тех, которые ошибались, но он пытался помочь им прийти к истине осторожно, без травм. И он всегда видел хорошее, даже у тех, кто заблуждались, или вели себя неправильно».

Епископ Иоанн-Нектарий отнюдь не был тем, кто открыл для Франции Православие. Однако он во многом открыл древнюю христианскую Францию и ее духовное наследие для современного ему Православия. Он попытался почти в одиночку, лишь с узким кругом единомышленников, без какой-либо значительной поддержки со стороны иерархии (за исключением свт. Иоанна Шанхайского и румынского патриарха Юстиниана) восстановить исчезнувшую Православную Церковь Франции, когда-то покорившуюся Риму. Восстановить именно одну из Западных Церквей, со своей литургией, своими святыми, своим особенным иконографическим языком и традициями. Хотя бы одно это намерение уже заслуживает одобрения и уважения. А Господь, по слову святителя Иоанна Златоуста, и намерения целует. Но здесь Ковалевский выступил своего рода «Дон-Кихотом», романтиком, мечтателем, наивно полагая, что ему удастся осуществить задуманное, видимо, до конца не осознавая ту вполне приземленную церковную политику, которую вели различные православные юрисдикции в Европе. Проект Ковалевского в нее совсем не вписывался…

На иллюстрации: второй слева — епископ Иоанн-Нектарий, третий слева — архиепископ Иоанн (Максимович)

Все фото отсюда