Чтоб убить антисемитизм, достаточно указать на Александра Меня и его семью
15 октября 2021 Анатолий Краснов-Левитин
Из книги Анатолия Краснова-Левитина (8 (21) сентября 1915 — 5 апреля 1991) «В поисках Нового Града. Воспоминания ч. III», 1980.
К этому же времени относится начало моего знакомства еще с одним человеком, ныне получившим широкую известность. В один прекрасный вечер говорит мне Павлов: «Ты знаешь, появился молодой еврей, приехавший из Иркутска. Типичный еврей, но симпатичнейший. (Обратите внимание на это „НО“, оно очень характерно.) Весь оброс бородой. 22 года. И уже что-то такое написал. Был сегодня у Анатолия Васильевича».
Через несколько месяцев мне пришлось быть в редакции. Сижу на диване. Вдруг из кабинета редактора стремительно выходит молодой человек, жгучий брюнет. Нас знакомят. Он начинает говорить с необыкновенной экспансивностью, с жестикуляцией. Припоминаю. «Скажите, — спрашиваю я со свойственной мне тактичностью, — какая ваша национальность?» — «Ну, вы же, верно, знаете, раз спрашиваете». Это оказался ныне широко известный в Русской церкви и на Западе отец Александр Мень. (Его работы по истории религии напечатаны в Брюсселе и распространяются под псевдонимами: «Андрей Боголюбов и Эммануил Светлов».) Примечательна биография этого человека и его семья.
Мне часто приходят на ум слова Лескова: «Чтобы убить антисемитизм, надо, чтоб какой-нибудь писатель показал маленького, бедного, простого еврея». Я скажу иначе: чтоб убить антисемитизм, достаточно указать на Александра Меня и его семью.
Знакомы мы с ним уже 22 года. И нельзя сказать, чтоб отношения наши были всегда безоблачны: было время — и ссорились, и обижались друг на друга, и мирились, и пикировались, — но скажу: это — один из наиболее гармоничных, талантливых и сердечных людей из всех, кого я видал за свою долгую жизнь.
Его биографию надо начинать с 1936 года, когда маленькому Алику был один год. В это время в Москве, около Серпуховских ворот, жила интеллигентная еврейская семья. Владимир Мень — инженер, деловой, энергичный, талантливый человек. Он делал свое дело, часто бывал в командировках. Ни в политику, ни в какие идеологические «дебри» никогда не лез. Человек добрейшей души, прекрасный семьянин, боготворивший свою жену.
А жена того стоила. Ослепительная красавица. Харьковчанка. Из богатой еврейской интеллигентной семьи. Так же, как Елена Яковлевна, занималась живописью. По специальности — историк. У нее двоюродная сестра, с которой она была очень дружна с детства — Вера Яковлевна. Это — старая москвичка. Окончила гимназию в 1918 году. С детства была искательницей. Хорошо помнила 1917 год, интересовалась крайними партиями. Однажды задала учителю словесности вопрос: «Кто лучше — большевики или анархисты?» Получила ответ: «Оба хуже».
Окончила университет. Работала. Дружила с сестрой. Но искания философские, идейные, религиозные никогда не прекращала. Не сладилась у нее личная жизнь. Осталась старой девой. И всю свою нежность перенесла на семью своей сестры, впоследствии на обоих своих племянников.
Она всегда увлекалась всем экзотическим, оригинальным, эксцентричным. Как-то раз ее познакомили с необыкновенным человеком, со скрывавшимся в Москве, на квартире у ее знакомых, оптинским старцем отцом Серафимом.
Шли уже тридцатые годы. Монастыри были разогнаны. Уцелевшие монахи должны были скрываться по укромным углам, чтобы избежать ареста. И вот происходит знакомство ищущей, неудовлетворенной жизнью Веры Яковлевны с монахом. После нескольких бесед она почуяла нечто необычное, благодатное, столь непохожее на все, что она видела до сих пор. По-новому она начинает читать Евангелие, приникает к святоотеческим творениям. Вскоре принимает крещение. Это был 1936 год, начало ежовщины, когда большинство церквей было снесено или превращено в учреждения, когда последние священники подбирались «под метелку», чтоб окончить свои дни в лагерях. Когда все церковное находилось фактически под запретом и посещение храма почти приравнивалось к контрреволюции.
Разумеется, крещение могло произойти лишь в домашних условиях, в глубокой тайне. Только двоюродная сестра Елена была посвящена в секрет. А через некоторое время Елена Семеновна также знакомится с оптинским старцем и, к ужасу своего мужа, принимает крещение. Она крестила также своего годовалого сынишку, родившегося в 1935 году, нынешнего отца Александра Меня, а впоследствии и второго сына Павла.
Алик был исключительно удачный ребенок. Очень красивый (лицом он удивительно похож на мать), он соединял живой сангвинический темперамент с разнородными способностями. Если меня спросят, какая именно черта у Алика наиболее поразительна, то я должен буду ответить — его исключительная гармоничность. Для меня эта черта особенно удивительна, потому что сам я страшно односторонний человек. Резко выраженный индивидуалист, человек маниакально-параноидного типа, я с детства знал «одной лишь думы власть»; церковь и литература — вот две области, в которые я уткнулся, к этому впоследствии прибавилась политическая одержимость. Во всем остальном я был всегда очень неспособен, ограничен, дефективен. Что касается Александра, то о нем можно было сказать словами Золя про Папу Льва XIII: «превосходный человеческий тип». Первый ученик, любимец товарищей, физкультурник, поразительно умелый и сообразительный, он в то же время в детстве массу читал, шутя выучил иностранные языки, увлекался биологией и историей.
Мать сумела передать ему свою глубокую религиозность: уже в детстве он прислуживает в алтаре, знает службу наизусть, является своим человеком в церковных кругах. В 12 лет (в 1947 году) он приходит в Богословский институт к Анатолию Васильевичу, который был тогда субинспектором (с этого времени начинается их знакомство) и заявляет о своем желании стать студентом-заочником. Анатолий Васильевич, разумеется, вынужден был отклонить это предложение (советские законы категорически воспрещают религиозное обучение несовершеннолетних), однако хорошо запомнил смышленого черномазого мальчугана (это знакомство впоследствии очень пригодилось Алику). В школе его товарищем оказался черномазый парень из интеллигентной семьи, близкий к церкви, Вахрамеев (ныне Митрополит Минский Филарет). В храме «Нечаянная Радость» Алик также знакомится с рядом представителей религиозной молодежи. Таким образом, уже в это время он не только верующий, но и церковный человек.
Тем временем жизнь идет, мальчик становится юношей. Наступает 1952 год. После окончания школы семнадцатилетний парнишка подает заявление в университет на биологический факультет. И здесь впервые в его жизни — коллизия. Последние годы жизни Сталина. Эпоха официального антисемитизма. В университет молодой еврей не допускается. Приходится искать обходные пути, чтоб получить высшее образование. Он едет в Иркутск, где находится Охотоведческий институт. Его принимают. Он живет в общежитии. Учится. Круглый отличник. Но религиозность его не уменьшается. Регулярно он посещает церковь, знакомится с местным архиереем (епископом Палладием), очень сомнительным во всех отношениях человеком, но архиерей есть архиерей.
И одновременно начинает писать. В институтском общежитии, под сильный гомон студентов, под веселый гвалт сибиряков, смешанный с непрерывной матерщиной, начинает Алик свою работу «Сын человеческий» о Христе, которую он пишет всю жизнь, оканчивая, вновь начиная, возвращаясь к ней вновь и вновь. И в эти же годы он женится на москвичке, красивой девушке, блондинке, мать которой поет в церковном хоре. Наталья Григорьевна Григоренко выходит замуж совсем юной за двадцатилетнего еврея, а в 1957 году у них рождается дочь Елена, которой был, когда мы познакомились с Александром, 1 год.
В 1958 году Александр на распутье: из Охотоведческого института его исключили с последнего курса как церковника. (Здесь, как в капле воды, вся специфика советского строя: никаких отклонений от «генеральной линии» — евреем быть нельзя, церковником тоже.)
Несколько растерянный, приезжает он в Москву. Является в «Журнал Московской Патриархии», прописывается у родителей жены, которые живут по Северной железной дороге, на станции «Семхоз» около Загорска (он живет там до сей поры).
В день знакомства, поговорив в кулуарах «Журнала», мы вышли вместе. Помню, как сейчас, это было 17 мая 1958 года. Стоял хороший весенний, солнечный день. Мы шли с ним от Новодевичьего до Арбата (это примерно 5-6 километров). Говорили непрерывно. Я делился с ним воспоминаниями о прошедшем, обменивались мнениями о церковной ситуации. Прощаясь, я дал ему свой адрес.
На другой день — воскресенье, 19 мая 1958 года, — знаменательный день. В это воскресенье праздновалось сорокалетие восстановления патриаршества на Руси. Собственно говоря, его полагалось бы праздновать в ноябре 1957 года, но в этом месяце — годовщина Октябрьской революции и юбилей патриаршества, — ассоциации нельзя сказать, чтоб очень радостные для обеих сторон. Перенесли празднование церковного юбилея на май 1958 года.
19 мая в Елоховском соборе служил Антиохийский патриарх Александр III в сослужении Патриарха Алексия, двенадцати епископов и несчетного духовенства. Старый любитель церковного благолепия, я поехал в Елоховский собор, а возвратясь, нашел у себя (в Вешняках) — я жил еще тогда вместе с мачехой — моего нового друга Алика. Обедали, опять разговаривали, а через несколько месяцев узнал о его рукоположении в диакона. Так началось его служение в церкви. Служение, которое находится сейчас в зените.
Иллюстрация: Александр Мень, Иркутск, 1956
Фотографии: alexandrmen.ru
Читайте также:
