Ахилла

Из тг-канала священника Иоанна Бурдина:

Меня удивляет слепота и тех, кто полагает, что нынешняя война не отличается ничем от предыдущих войн, которые вела Россия. И тех, кому кажется, что поведение русской церкви вполне укладывается в рамки традиции.

Не будем брать лохматые времена до монголо-татарского ига.

Россия как единая страна в ее более-менее нынешних границах начала складываться с момента воцарения Михаила Романова. И все войны, которая она вела, были либо против иноязычных государств, чаще всего даже не славянских (за исключением Польши), либо против опять же иноязычных народностей на территориях, которые Россия собиралась колонизировать. Гражданская война после распада Российской империи была редким исключением. Но и тогда суверенитет, например, той же Украины, вряд ли можно было считать в полной мере сложившимся и общепризнанным.

Иное дело сейчас, когда армия суверенной России (а не просто вооруженные отряды группировки, захватившей власть) вторглась на территорию суверенной страны, население которой в подавляющем большинстве говорит на русском языке и даже в значительной части является русским же по национальности. При этом ведутся полномасштабные боевые действия, а не просто локальные карательные операции (это вам не поход Ивана Грозного против Новгорода). Более того, у этой войны нет ни поводов, ни целей: захват территорий не осуществляют, стирая с лица земли города и села, а для акции устрашения и масштабы слишком велики, и результаты не очень впечатляют.

Единственное объяснение, которое приходит на ум, что население России вместе со своими правителями в массовом порядке сошло с ума (говорят, случаи такого массового помешательства бывают время от времени со всеми нациями и странами. У России же это, должно быть, случается раз в сто лет). Некоторые признаки этого, действительно, есть, но, учитывая анамнез, в таком случае перестройка была не более, чем периодом ремиссии, «светлым промежутком».

Возможно, именно в силу необычности и даже абсурдности ситуации не менее парадоксальными выглядят и действия русской церкви.

Оно, конечно, заманивали русские архиереи чужих князей в ловушку, ложно целовали крест, проклинали города, неугодные московскому князю, но когда то было. Все же большей частью русской церкви приходилось благословлять войска на битвы либо с иноверцами, либо с «еретиками-католиками», которые, как уверяют православные богословы, хуже любых магометан.

А тут просто когнитивный диссонанс какой-то или раздвоение личности.

Конечно, гей-парады в Донецке — весомый аргумент для того, чтобы благословить разрушение Мариуполя. Однако, митрополит Онуфрий и другие украинские иерархи, священники и миряне в тех парадах, кажется, не участвовали и ни патриарху Кириллу, ни Московской патриархии со Вселенским Патриархом не изменяли.

Три месяца они хранили верность своей «московской матери», однако не дождались от нее ни доброго слова, ни сочувствия, не говоря уж о помощи.

Не было еще в истории России и русской церкви периода, когда два крыла одной церкви сошлись бы в смертельной схватке, а ее пастыри благословляли бы своих духовных детей на братоубийственную бойню.

Мне кажется, мы до конца не можем осознать того, что происходит на наших глазах и в церкви, и в России. И какие последствия несет.

Кто-то говорит: это уже было. Кто-то говорит: это скоро закончится и мир вернется в рамки привычной нам реальности. Кто-то уверяет, что выбора не было ни у России, ни у церкви. Я полагаю, что все это — самообман. Мы не сталкивались ни с чем подобным тому, что происходит, и не можем даже представить, чем это может закончиться и к чему в результате приведет.

В одно мгновение мир вокруг стал чужим и угрожающим. Все-равно, как, шагнув утром за порог дома, мы вдруг увидели бы вместо знакомой улицы марсианские пески, а вместо привычных лиц соседей — оскаленные пасти инопланетных монстров.

Первая реакция — бежать. В поисках привычной реальности, где люди остаются людьми, где сочувствие и милосердие — нормальная человеческая реакция, где войну не называют «принуждением к миру», а жестокость — милосердием. Бежать в поисках церкви, где священники проповедуют Христа, а не русский мир, любовь и сострадание к врагам, а не «крепость русского оружия».

Я полагаю, исход сотен тысяч людей из России не связан с какими-то конкретными страхами перед репрессиями или голодом. Скорее, людьми двигает иррациональный страх перед чем-то неведомым и грозным, что они пытаются облечь в какие-то знакомые им формы.

Попытаться вернуть привычную картину мира можно и иным путем: закрыв глаза и объявив новую реальность прежней — это было и это пройдет, как проходило раньше. Успешность этого сеанса самогипноза зависит от того, насколько медленно новая реальность будет поглощать прежнюю и насколько в конечном итоге изменится привычный мир.

В любом случае это не более чем иллюзия: возвращение к довоенному миру возможно только через покаяние, а с этим и в России, и в русской церкви всегда были проблемы.

А жить в иллюзорном мире означает порождать новые иллюзии и новые трагедии. Ведь и нынешняя новая реальность стала порождением именно того иллюзорного мира, который мы себе создали. Иллюзию того, что с прошлым можно расстаться без покаяния и крови. Того, что на яблоне может вырасти виноград, а «сергианская» церковь — в одно мгновение превратиться в Церковь Христову. Того, что все может поменяться само собой и нам не нужно будет прикладывать к этому никаких усилий: государство из кровавого палача и лихоимца станет верным слугой народа, ну, и в церкви как-нибудь устроится… Нет смысла изучать этот бесконечный «лабиринт отражений»: он не отражает, а искажает реальность, заставляет нас делать ошибочные выводы и принимать неверные решения.

И в конечном счете нами двигает лишь нежелание признавать: мир изменился, он никогда не будет прежним, нам не удастся от него спрятаться. Нам придется менять нашу жизнь, не дожидаясь, пока она изменит нас.

…Возник вопрос о покаянии, которое должна пережить Россия. Думаю, что никакой уверенности в этом у нас быть не может.

Я не помню в русской истории ни периодов покаяния, ни катарсиса. Может быть, поэтому она настолько и безысходна («дурная бесконечность»). То, что пережила Германия в середине 20 века — редчайшее исключение в человеческой истории (не так много можно вспомнить подобных случаев). Вовсе не обязательно, что каждый народ и страна, впавшие в прелесть, непременно переживут и покаяние (метанойю, духовный переворот сознания). Куда чаще они просто исчезают с лица земли, когда тяжесть их преступлений превосходит долготерпение Божие.